Карл Шпиндлер - Царь Сиона

• Название: Царь Сиона
• Автор: Карл Шпиндлер
• Издательство: Кавказский край
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86722-069-9

Карл Шпиндлер (1796-1855) — немецкий писатель, автор романов «Бастард», «Еврей», «Иезуит», «Инвалид» и др. Долгое время немцы называли его своим Вальтером Скоттом.

В романс «Царь Сиона» автор, ничего не сочиняя, правдиво, как очевидец, рассказывает о событиях жестокого 16 века, событиях «реформационной эпохи», которая была, по сути дела, одной из величайших революций откровение новой религии, новое умственное течение, а также переворот политический и экономический.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

В Мюнстере между тем горожане с нетерпением ожидали исхода предприятия. Многочисленные группы народа собрались утром, в день святого Стефана, у городских ворот и на рынке. Роттман и другие проповедники нового учения старались всеми силами еще более разжечь толпу обещаниями и проповедью. Члены магистрата и старшины гильдий со своей стороны оказывали им содействие в этом подстрекательстве. Некоторые из патрициев — в особенности хитрый и осторожный Герман Тильбек и своевольный, грубый Гелах фон Вулен, опытный в войне дворянин, но которому нечего было терять, так как он весь был опутан долгами и при общем разрушении мог только выиграть — также раздували пламя охватившего толпу пожара страстей. И когда, наконец, прискакали передовые гонцы, опьяненные победой, — уже не было более границ всеобщему ликованию народа, и никто не стеснялся в выражении ненависти и злобы против врага. Те из граждан, которые оставались еще на стороне епископа и пошатнувшейся власти церкви, заперлись в своих домах и не показывались в городе. Народ же, шумевший на улицах, одушевлен был одним чувством, а именно жаждой мести за перенесенные им до сих пор притеснения и обиды.

Наконец триумфальное шествие показалось в городе. Мюнстерцы увидели ряд повозок, на которых беспорядочным образом рассажены были пленные, без разбора сословий и звания, в случайном соседстве. Наемные солдаты следовали густыми рядами, со знаменами, заряженными ружьями и горящими факелами. Добровольцы из граждан шли вперемежку, сгибаясь под тяжестью награбленной добычи, обгоняя друг друга и хвастаясь вымышленными опасностями и подвигами, которых они не совершали. Их лица были красны от возбуждения и вина, они вымазались порохом для большего правдоподобия и держали во рту пули, чтоб придать себе более воинственный вид.

Те из них, которые были подобрее, а также старшины гильдий, участвовавшие в походе в качестве предводителей, галопировали на прекрасных конях, отнятых у рыцарей, и без всякой надобности усердно пришпоривали благородных животных. Эти люди, привыкшие привозить на рынок песок, камни или грубые товары на своих клячах, разыгрывали из себя теперь рыцарей и вызывали удивление толпы, несмотря на свою неловкую и смешную посадку. Пленники были встречены насмешками и бранью Среди них народ отличил некоторых, особенно ненавистных ему, и, не довольствуясь позором, требовал для них немедленной казни:

— Раз епископа нет здесь, его советники расплачиваются за него! — с бешенством кричали в толпе. — Вот Мориен! Вот Бодельшвинг! Это они приказали прекратить для нас подвоз припасов; это они заперли городские ворота; это они арестовали наших быков!..

— А теперь быки здорово ревут! — злобно восклицал крикун Киппенбройк.

— Смерть им!.. Отрубите им головы. Повесьте их за ноги! — грозно вопила толпа.

Члены магистрата, принадлежавшие большей частью к умеренной партии, стояли у входа в ратушу, в черных плащах, храня глубокое, многозначительное молчание. В сущности, они не вмешивались главным образом потому что не знали сами, как поступить с пленными.

Наконец Тильбек заговорил и предложил, отдавая должную честь каноникам и рыцарям, разместить их по гостиницам, если они дадут честное слово не пытаться бежать, пока дело не выяснится. Предложение это было принято и приведено в исполнение.

Бежавших из города патрициев решено было бросить в обыкновенную тюрьму. Этого требовал непримиримый Книппердоллинг, а за ним весь народ. Сопровождаемые криками и свистом толпы, они были отведены в место заключения воров и других преступников. Между тем подстрекатели народа продолжали требовать казни ненавистных советников епископа — Мориена и Бодельшвинга.

Уже над их головами занесены были алебарды и топоры, и смерть в самом деле грозила им, если б в это время не выступил вперед и не остановил покушение капитан Килиан с несколькими из своих друзей. Выйдя на середину, он громко закричал:

— Прочь руки, кто дорожит своей собственной жизнью! Эти люди — наши пленники, и никто не смеет касаться их. Мы служили не раз князьям и властителям, мы знаем права воюющих сторон и не боимся вас! Мы шли в поход и вернулись как честные воины, а не как разбойники или мясники, бьющие скот. Пусть отведут пленникам, как и прочим рыцарям, помещение в гостинице, а мы станем на страже и не допустим совершить насилие над ними. Место, друзья! Очистите место для наших пленников.

Они растолкали толпу при помощи копий и ружейных прикладов и увели рыцарей в гостиницу, где тщательно продолжали охранять их. Этот пример подействовал. Возбужденная толпа умерила свою ярость, люди благомыслящие несколько ободрились, и уже вечером того же дня магистрат дозволил брошенным в тюрьму патрициям разойтись по своим домам.

На следующее утро фон Менгерсгейм выразил желание явиться в собрание магистрата и просил дать ему конвой. Это желание было исполнено. Он обратился к городскому совету с речью, и его охотно слушали, так как он известен был как миролюбивый и доброжелательный ко всем советник епископа. И речь его направлена была к увещанию и общему примирению. Он доказал выборным народам, что они избрали неправильный путь, он развернул перед ними картину будущего и изобразил последствия совершившихся событий. Он представил им, что епископ — человек слишком воинственный и твердый в своих намерениях, чтобы отказаться от выполнения того, что, конечно, считал своим делом. Дальнейшее возмущение и насильственные поступки могут только усилить ожидающую Мюнстер опасность.

— Вспомните, что епископ не один, — говорил он. — Он в союзе с Кёльном и Триром, также с герцогом Клеве и другими могучими князьями… В любую минуту у него не будет недостатка ни в чем для войны и для того чтобы покорить вас. Какие же силы вы можете противопоставить ему? Помощь ландграфа Гессенского, на слово которого вы полагаетесь? Или вы надеетесь на Шмалькальденский союз, о котором вам наговорили лютеранские проповедники. Одумайтесь, откройте глаза, взгляните вокруг. Все эти споры о римском исповедании или учении Лютера, все эти мессы и проповеди, причастие с вином или без вина, — все это хотя и весьма важно, но не относится вовсе к делу и положению вещей. Епископ Мюнстерский, Оснабрюкский и Мюнденский — законный властитель ваш и всей страны: он не только князь церкви, но в то же время и немецкий князь вообще. Но члены Шмалькальденского союза такие же немецкие князья и никогда не допустят, чтобы один из им подобных склонился перед вами. И разве вы не боитесь, что чернь раньше или позже поступит с вами так же, как поступает она теперь со своими прежними господами? Мне известно, что сам Лютер и его достойный друг, ученый Меланхтон, в обнародованных посланиях к вам открыто порицают со всей строгостью поведение Роттмана и его приверженцев, а также и многих горожан Мюнстера. Итак, предположим, что епископ оставит вам неприкосновенное право исповедывать новое учение, утвердит все ваши права и привилегии и согласится забыть все происшедшее с условием, что вы со своей стороны, признаете снова его власть, чего еще могли бы вы желать, не нарушая справедливости?

Проникнутое глубоким убеждением красноречие подействовало на слушателей. В их среде было много членов которые сами охотно желали бы прийти к соглашению, другие же не прочь были выиграть время в ожидании благоприятной минуты. И вот, почти единодушный ответ гласил следующее: «Магистрат, со своей стороны, стремится только к мирному соглашению, но желал бы обладать уверенностью в том, что епископ сдержит обещание и что новому исповеданию, принятому большинством граждан Мюнстера, не угрожает никакая опасность. Прежний опыт, однако, доказывает, что такого доверия не может быть без прочных обеспечений. Никто здесь не сомневается в честности и прямоте оратора, но воинственному графу Вальдеку можно верить только в том случае если он даст письменное обещание за своей печатью».

— А что вы скажете, если я возьмусь доставить вам такое письмо? — спросил с воодушевлением фон Менгерсгейм. — Отцы города Мюнстера в прежние времена не раз доверяли мне свои дела: попробуйте также на этот раз. Отпустите меня на три дня к епископу. Я привезу вам в этот срок письменное согласие епископа и подтверждение ваших прав, или, в худшем случае, я вернусь опять вашим пленником — и да послужит вам порукой мое рыцарское слово.

После краткого обсуждения этого предложения, обещавшего только выгоду и не грозившего во всяком случае никакой потерей, магистрат решил отпустить рыцаря в лагерь епископа в Бевергерне в качестве уполномоченного от города для заключения мирного условия.

В тот же самый день почтенный рыцарь отправился в замок епископа, снабженный письменными полномочиями от магистрата с одной стороны и товарищей по несчастью с другой. В тот же вечер в Мюнстере получены были письма с заступничеством за пленных со стороны разных городов и знатных рыцарей, а вслед затем и угрожающие письма из Кёльна и от членов Шмалькальденского союза. Магистрат уклончиво отвечал всем, утверждая, что он готов сделать все ради восстановления спокойствия, но что это возможно только при условии предоставления горожанам свободы в исповедании нового учения. Тем не менее, не оставалось сомнения в том, что необдуманное нападение на Тельгтэ вовлекло город в целую сеть новых политических осложнений.