Джордж Гордон Байрон - Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан

• Название: Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан
• Автор: Джордж Гордон Байрон
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

В сборник включены поэмы Джорджа Гордона Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" и "Дон-Жуан". Первые переводы поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда" начали появляться в русских периодических изданиях в 1820-1823 гг. С полным переводом поэмы, выполненным Д.Минаевым, русские читатели познакомились лишь в 1864 году. В настоящем издании поэма дана в переводе В.Левика.

Поэма "Дон-Жуан" приобрела известность в России в двадцатые годы XIX века. Среди переводчиков были Н.Маркевич, И.Козлов, Н.Жандр, Д.Мин, В.Любич-Романович, П.Козлов, Г.Шенгели, М.Кузмин, М.Лозинский, В.Левик. В настоящем издании представлен перевод, выполненный Татьяной Гнедич.

Перевод с англ.: Вильгельм Левик, Татьяна Гнедич, Н. Дьяконова;

Вступительная статья А. Елистратовой;

Примечания О. Афониной, В. Рогова и Н. Дьяконовой:

Иллюстрации Ф. Константинова. 

---

Дон-Жуан

Перевод Т. Гнедич 

{375}

Посвящение

1

Боб Саути! Ты — поэт, лауреат
И представитель бардов, — превосходно!
Ты ныне, как отменный тори, аттестован:
это модно и доходно.
Ну как живешь, почтенный ренегат?
В Озерной школе все, что вам угодно,
Поют десятки мелких голосов,
Как «в пироге волшебном хор дроздов{376};

2

Когда пирог подобный подают
На королевский стол и разрезают,
Дрозды, как полагается, поют».
Принц-регент{377} это блюдо обожает.
И Колридж-метафизик{378} тоже тут,
Но колпачок соколику мешает:
Он многое берется объяснять,
Да жаль, что объяснений не понять.

3

Ты дерзок, Боб! Я знаю, в чем тут дело:
Ведь ты мечтал, с отменным мастерством
Всех крикунов перекричав умело,
Стать в пироге единственным дроздом.
Силенки ты напряг довольно смело,
Но вмиг на землю сверзился потом.
Ты залететь не сможешь высоко, Боб!
Летать крылатой рыбе нелегко, Боб!

4

А Вордсворт наш в своей «Прогулке»{379} длительной —
Страниц, пожалуй, больше пятисот —
Дал образец системы столь сомнительной,
Что всех ученых оторопь берет.
Считает он поэзией чувствительной
Сей странный бред; но кто там разберет,
Творенье это — или не творенье,
А Вавилонское столпотворенье!

5

Да, господа, вы в Кезике{380} своем
Людей получше вас всегда чурались,
Друг друга вы читали, а потом
Друг другом изощренно восхищались.
И вы сошлись, естественно, на том,
Что лавры вам одним предназначались.
Но все-таки пора бы перестать
За океан озера принимать{381}.

6

А я не смог бы до порока лести
Унизить самолюбие свое, —
Пусть заслужили вы потерей чести
И славу, и привольное житье.
В акцизе служит Вордсворт{382} — всяк при месте;
Ваш труд оплачен — каждому свое.
Народ вы жалкий, хоть поэты все же
И на парнасский холм взобрались тоже.
[14]

7

Вы лаврами скрываете пока
И лысины и наглость, но порою
Вы все-таки краснеете слегка.
Нет, я вам не завидую; не скрою —
Я не хотел бы вашего венка!
Притом ведь лавры получают с бою:
Мур{383}, Роджерс, Кэмбел, Крабб и Вальтер Скотт —
Любой у вас всю славу отобьет.

8

Пусть я с моею музой прозаичной
Хожу пешком — а ваш-то конь крылат!
По да пошлет вам бог и слог приличный,
И славу, и сноровку. Как собрат,
Я воздаю вам должное — обычный
Прием, которым многие грешат! —
Едва ль, на современность негодуя,
Хвалу потомков этим заслужу я.

9

Но тот, кто лавры хочет получить
Лишь от потомства, должен быть скромнее:
Он сам себе ведь может повредить,
Провозгласив подобную идею.
Порой эпоха может породить
Титана, но как правило — пигмеи
Все претенденты. Им, читатель мой,
Один конец — бог ведает какой!

10

Лишь Мильтон, злоязычьем уязвленный,
Взывал к возмездью Времени — и вот,
Судья нелицемерный, непреклонный,
Поэту Время славу воздает.
Но он не лгал — гонимый, угнетенный,
Не унижал таланта, ибо тот,
Кто не клевещет, кто не льстит, не гнется,
Всю жизнь тираноборцем остается{384}.

11

О, если б мог восстать, как Самуил{385},
Он, сей старик, пророк, чей голос властный
Сердца монархов страхом леденил!
О, если б он воскрес, седой и страстный!
Глаза слепые он бы обратил
На злобных дочерей. Но и несчастный
Не льстил бы он ни трону, ни венцу,
И не тебе, моральному скопцу,
[15]

12

Преступник Каслрей{386} — лукавый, ловкий,
Ты холеные руки обагрил
В крови Ирландии. С большой сноровкой
Ты в Англии свободу придушил.
Готовый на подлейшие уловки,
Ты тирании ревностно служил,
Надетые оковы закрепляя
И яд, давно готовый, предлагая.
[16]

13

Когда ты говоришь парадный вздор{387},
И гладкий и пустой до омерзенья,
Льстецов твоих — и тех смолкает хор.
Все нации с усмешкою презренья
Следят, как создает словесный сор
Бессмысленного жернова круженье,
Который может миру доказать,
Что даже речь способна пыткой стать.

14

Гнусна твоя бездарная работа:
Одно старье латать, клепать, чинить.
Всегда страшит твоих хозяев что-то,
И это — повод нации душить.
Созвать конгресс{388} пришла тебе охота,
Чтоб цепи человечества скрепить.
Ты создаешь рабов с таким раденьем,
Что проклят и людьми и провиденьем,

15

Ну, что о сущности твоей сказать?
Имеешь ты (или, верней, Оно)
Две цели: удушать и угождать.
Кого и как — такому все равно:
Привык он, как Евтропий{389}, услужать.
В нем, правда, есть достоинство одно —
Бесстрашие, но это уж не смелость,
А просто чувств и сердца омертвелость.

16

Куда бы я глаза ни обратил,
Везде я вижу цепи. О Италия!
Ведь даже римский дух твой погасил
Сей ловкий шут, презренная каналия!
Он ранами Ирландию покрыл,
Европа вся в кровавой вакханалии,
Везде рабы и троны, смрад и тьма,
Да Саути — их певец, плохой весьма.

17

Но, сэр лауреат, я все ж дерзаю
Сей скромный труд тебе преподнести.
Особой лести я не обещаю —
Я ближе к вигам и всегда почти
Цвет желто-голубой{390} предпочитаю.
До ренегатства мне не дорасти,
Хоть без него живется многим худо —
Тем, кто не Юлиан{391} и не Иуда…

Песнь первая

{392}

1

Ищу героя! Нынче что ни год
Являются герои, как ни странно.
Им пресса щедро славу воздает,
Но эта лесть, увы, непостоянна:
Сезон прошел — герой уже не тот.
А посему я выбрал Дон-Жуана:
Ведь он, наш старый друг, в расцвете сил
Со сцены прямо к черту угодил.

2

Хок, Фердинанд и Гренби — все герои,{393}
И Кемберленд-мясник и Кеппел тут;
Они потомством Банко предо мною,
Как пред Макбетом, в сумраке встают{394},
«Помет одной свиньи», они толпою
По-прежнему за славою бегут,
А слава — даже слава Бонапарта —
Есть детище газетного азарта.

3

Варнав, Бриссо, Дантон, и Кондорсе,{395}
Марат, и Петион, и Лафайет —
Вот Франция во всей своей красе,
(А все-таки забывчив праздный свет.)
Жубер и Ош, Марсо, Моро, Дезэ —
Смотрите-ка: им просто счету нет!
Недавно их венчали лавры славы,
Но не приемлют их мои октавы.

4

Наш Нельсон{396} — сей британский бог войны —
Достоин славы гордого угара,
Но вместе с ним давно погребены
И лавры и легенды Трафальгара.
Нам силы сухопутные нужны,
И моряки встревожены недаром:
Великих адмиралов имена
Забыл король, забыла вся страна!

5

И до и после славного Ахилла
Цвели мужи, не худшие, чем он,
Но песнь поэта нам не сохранила
Ни славы их, ни доблестных имен.
И потому мне очень трудно было
В тумане новых и былых времен
Найти героя вовсе без изъяна —
И предпочел я все же Дон-Жуана!

6

Гораций говорил, что «medias res»[17]{397}
Для эпоса — широкая дорога.
Что было раньше, волею небес
Поэт потом покажет понемногу,
Влюбленных приведя под сень древес,
В пещеру или к пышному чертогу,
За ужином, в саду или в раю —
Где он посадит парочку свою.

7

Таков обычный метод, но не мой:
Мой метод — начинать всегда с начала,
Мой замысел и точный и прямой,
В нем отступлений будет очень мало.
Начну я просто первою главой
(Каких бы мне трудов она ни стала).
Я вам хочу подробно описать
Отца и мать героя, так сказать.

8

В Севилье он родился. Город, славный
Гранатами и женщинами. Тот
Бедняк, кто не был в нем, — бедняк подавно.
Севилья лучшим городом слывет.
Родители Жуана благонравно
И неизменно жили круглый год
Над речкою, воспетой целым миром
И называемой Гвадалкивиром.

9

Его отец — Хосе, понятно, «дон»,
Идальго{398} чистокровный, без следа
Еврейско-маврской крови, — был рожден
От грандов, не робевших никогда.
Не всякий граф, маркиз или барон
Был на коне так ловок, господа,
Как дон Хосе, зачавший Дон-Жуана,
Зачавшего (об этом, впрочем, рано)…

10

{399}