Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

• Название: Убийство Кирова: Новое расследование
• Автор: Гровер Ферр
• Издательство: Русская панорама
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93165-287-0

В своей новой книге американской историк проф. Г.Ферр, известный своими книгами по сталинскому периоду советской истории, исследует документальные материалы, связанные с судебным расследованием обстоятельств убийства С.М.Кирова и последовавшими за ним судебных процессов над участниками троцкистско-зиновьевской оппозиции. Книга построена в форме разбора новейших публикаций, по вынесенной в заголовок теме, с привлечением как уже известных материалов, так и архивов Д.А.Волкогонова (ныне в библиотеке Конгресса США) и Л.Д.Троцкого (в Хатонской библиотеке Гарвардского университета). Ферр проводит доказательное и объективное расследование и развенчивает ошибки и фальсификации «историков», изначально стоящих на платформе антисоветизма и антикоммунизма.

---

Не предоставляет Лено и абсолютно никаких свидетельств пыток. Более того, он игнорирует все свидетельства в признаниях самого Ягоды, отказываясь даже рассказать своим читателям об их существовании. Мы уже рассматривали эти свидетельства в отдельной главе.

На с. 601 Лено пишет:

…показания за 1937 г. водителя и охранников, которые сопровождали Борисова 2 декабря, были получены под пыткой, и, следовательно, не заслуживают доверия.

Лено не дает никаких доказательств в подтверждение этого заявления (и даже если бы они у него были, это не доказывало бы, что показания были ложны). Однако вопрос в том, замышляли ли Ягода и блок правых, зиновьевцев и троцкистов убийство Кирова. Вопрос о Борисове — деталь, которая не является существенной в этом контексте. Был ли, не был ли Борисов участником заговора с целью убийства Кирова — а никто сегодня не думает, что он был — не имеет отношения к вопросу, существовал ли заговор.

«Пытки» и свидетельства

Для Лено характерно употребление вопроса о пытках для запутывания того, что он заявляет, что «показания… были получены под пытками… следовательно, не заслуживают доверия». Лено следовало бы знать и донести до читателей, что ВСЕ показания «не заслуживают доверия» и что показаниям нельзя просто «верить». Все показания, подобно всем показаниям любого рода, нужно тщательно изучать.

Более того, дело не в том, что показания, которые даны не под пытками, «заслуживают больше доверия», чем показания, которые даны под пытками. Люди, которых пытают, могут лгать — и люди, которых не пытают, тоже могут лгать. Одно знание того, что кого-то «пытали» или нет, не поможет нам оценить, правдивы или нет показания, которые дал этот человек.

На с. 610 Лено приведен в замешательство тем фактом, что в январе 1961 г. Карл Иванов, «офицер, который несколько раз охранял Кирова в начале 1930-х годов», вновь подтвердил свои показания 1930-х годов. Лено комментирует:

Очевидно, практика Шатуновской просить свидетелей подтверждать свои показания о годах Террора привела к увековечиванию лжи, полученной под пытками.

Это далеко не «очевидно», как предпочел бы Лено. Лено не знает, что показания 1930-х годов, о которых идет речь, были получены «под пытками» или нет, не предполагает он и того, что показания Иванова за 1961 г. были получены «под пытками». Казалось бы, это просто шанс для Лено еще раз не к месту вызвать «страшилку о пытках». Он не приводит совершенно никаких свидетельств, что Иванова пытали или что люди подтверждали в постсталинские годы показания о том, что они давали их в 1930-е годы из-за пыток.

На с. 622 Лено пишет:

[Климов] широко использовал показания 1937–1938 гг. от Губина, Запорожца, других ленинградских сотрудников НКВД, Ягоды и бывшего заместителя Ягоды Буланова, полученные под пытками, и воспользовался ими для обвинения Ягоды на Мартовском процессе 1938 г.

Лено не приводит никаких свидетельств, что Ягода или Буланов подвергались пыткам, ибо нет ни одного. Наоборот, как это было во время Мартовского процесса 1938 г., Ягода признался в нескольких преступлениях во время досудебных допросов, но решительно отказался признаться в других, несмотря на усилия его следователей. Это поведение не согласуется с гипотезой, что Ягода подвергался пыткам.

Лено совершенно игнорирует очень подробные досудебные признания Ягоды, которые имеют непосредственное отношение к делу по убийству Кирова, и, конечно, игнорирует также показания на Мартовском процессе 1938 г.

Что касается «показаний» Губина и Запорожца, ни одно из них не было опубликовано, а Лено не цитирует ни одно из них. Однако «пытали» их или нет — не существенно. Показания Ягоды прямо обвиняют их обоих. Мы уже рассматривали показания Ягоды в отдельном главе.

Свидетельства того, что пытки не применялись

Единственное свидетельство, которое подкрепляет гипотезу Лено и вывод, что Николаев действовал один, — это протоколы его первых допросов. Эти протоколы являют собой существенные проблемы, которые Лено скрывает от своих читателей. Мы рассмотрим их в другом месте этого исследования.

На с. 289 Лено пишет следующее, ссылаясь на 7 и 8 декабря 1934 г.:

Он [Николаев] объявил голодовку и оказывал сопротивление, когда его выводили из камеры. Чтобы доставить его на допросы, надзирателям пришлось надеть на него смирительную рубашку и нести его по коридору, в то время как он брыкался и кричал: «Это я, Николаев, меня пытают, запомните меня!».

Это важный момент для гипотезы Лено, поскольку он является единственной ссылкой на пытки при рассмотрении им расследования убийства Кирова в декабре 1934 г. К 6 декабря Николаев уже отказался от своих первых признаний, что он действовал в одиночку. Сейчас он признавал, что был участником подпольного террористического зиновьевского заговора. Поскольку первые признания Николаева — единственное свидетельство, которое подкрепляет гипотезу об «убийце-одиночке», то для теории «убийцы-одиночки» необходимо, чтобы более поздние признания Николаева были опровергнуты.

Источник, из которого Лено почерпнул слова Николаева о пытках, — это статья Юрия Седова в популярном журнале «Труд» от 4 декабря 1990 г. Однако Седов не указывает источника, из которого взяты слова Николаева. Мы не знаем, взяты ли они из официального отчета следователей НКВД или представляют собой лишь слух — факт, о котором не говорит своим читателям Лено. Даже если бы мы знали источник и имели к нему доступ, прежде чем заявлять фактом, что это происшествие имело место, было бы необходимо изучить этот источник. Даже если бы это и произошло, это не означает, что Николаева действительно «пытали». Нет никаких других свидетельств, что Николаев подвергался пыткам, и Лено не повторяет это голословное утверждение.

Гораздо позже Лено повторяет голословные утверждения, что Николаеву пообещали мягкое обращение с ним и/или его семьей. Лено заявляет, что эти обещания были сделаны «в обмен на дачу показаний, которые они [допрашивающие НКВД] желали»

(Л 288). Лено не цитирует никаких показаний, что следователи требовали от Николаева ложных признаний. В любом случае даже в Соединенных Штатах сегодня законно следователям лгать подозреваемым, давать им лучшую еду или обращаться с ними мягче и т. п., чтобы извлечь информацию. Это не форма принуждения, а тем более не «пытки».

На с. 343 (документ 70) Лено воспроизводит записку от 21 декабря 1934 г. Л. Г. Миронова, одного из руководителей НКВД, следователю Г. С. Люшкову с просьбой, чтобы он попытался выяснить некоторые факты о Николаеве. Важно заметить — хотя Лено не делает этого — что это не «наводящие вопросы», а запрос по фактам.

На с. 378 Лено признает, что 3 февраля 1935 г. Агранов, руководитель уже законченного расследования убийства Кирова, сказал: «Мы не смогли доказать, что «московский центр» знал о подготовке к террористическому покушению на товарища Кирова»[151]. Это дополнительное свидетельство, что пытки не применялись, так как можно предполагать, что по крайней мере, один из подсудимых Январского процесса 1935 г. «раскололся» бы под пытками. Следовательно, это является веским доказательством того, что подсудимые на Декабрьском суде 1934 г. по делу Кирова давали показания добровольно. Некоторые из них полностью признались, как мы показали это в другом месте этого исследования.

Хотя Лено не рассматривает показания Московского процесса по убийству Кирова, он все-таки замечает, что Бухарин и Рыков, признавая свою вину во многих преступлениях, караемых смертной казнью, решительно отрицали какое-либо участие в убийстве Кирова (Л 479). Кажется, он не осознает, что это — прекрасное доказательство того, что их не пытали и им не угрожали.

Приложение 2. Тексты первоисточников, проигнорированные предыдущими авторами

1. Допрос Котолынова от 12.12.1934

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА И.И. КОТОЛЫНОВА

(Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. Документы. — М., 2003, № 481. С. 577–578)

12 декабря 1934 года

Вопрос: С какого времени существует к.-р. зиновьевская организация, членом которой Вы являетесь?

Ответ: *После разгрома партией зиновьевско-троцкистского блока зиновьевцы продолжали существовать как самостоятельная организация*.

Все мы, зиновьевцы, продолжали поддерживать организационные связи и все декларации ЗИНОВЬЕВА об отказе от своих антипартийных взглядов и от борьбы с партией рассматривали как маневренную тактику.

*Прямым подтверждением этой тактики является письменная директива ЗИНОВЬЕВА от ЗО.VI.28 г., о которой я уже показывал, дававшая установку на обман партии. Лично я вместе с другими членами организации скрыл от партии это письмо ЗИНОВЬЕВА и в последующем проводил его в жизнь.*