Сергей Минцлов - Гусарский монастырь

• Название: Гусарский монастырь
• Автор: Сергей Минцлов
• Издательство: Издательский дом «Ленинград»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-516-00010-2

Большой старый дом в Рязани, принадлежавший старой помещице и отданный ею под постой гусарам, получил в народе название «Гусарский монастырь». Вернувшийся из Петербурга Владимир Пентауров строит здесь театр, а скучающие гусары ждут чего-нибудь… Во время спектакля — они, конечно же, в первых рядах.

Великолепный любовно-авантюрный роман писателя С. Минцлова — один из лучших в этом жанре.

Перед настоящим гусаром не устоит ни светская дама, ни лютый враг. А благородные рыцари золотого века русского дворянства не прощают подлость и измену.

---

— Величаво и хорошо! — произнес он, остановясь и опуская руку. — Сразу понятно всем, шо я херой. Ну вот, ты, Петр, трагик… иди сюды до мени!…

Черноволосый парень со сросшимися бровями сделал два шага вперед и остановился.

— Ховорю, ты трагик. Играешь ты, скажем, ролю разбойника и убивать должен кого-нибудь, меня, скажем. Как же ты ко мне подойдешь? Ну, ходи же, ходи!…

Сарданапалов двинулся на него, держа руки точно приклеенными к бокам.

— И не так, и не так! — замахал на него Белявка. — А то ж так до господина пристава пороться ходют, а не убивать! Ты злодий, так ты в дугу согнись, крадься, загребай руками, очи, як у рака, выставь, шоб мороз по коже подрал, вот як!… — Белявка вытаращил глаза и опять проделал все по своим указаниям.

Пентауров снова с одобрением наклонил голову: теория Белявки была в те времена общепринятой.

Белявка вдохновился и разошелся окончательно.

— Благородный отэц — опять другая статья! — продолжал он. — Ты, Василий, будешь храфов и королей играть, ну, как же они ходют?

Вольтеров направился к нему неуклюжей походкой и приподнял обе руки, словно держа в них блюдо.

— Ну и лакей, а не король! — огорченно воскликнул Белявка. — Гордо должен идтить, благородно, шоб в очи кидалось, шо ты король, а нэ хам! Ось дывысь, як короли ходют!… — Белявка откинулся всем туловищем назад, скосил и прищурил глаза и, делая приятные, легкие жесты ручкой, прошелся мимо актеров. — Поняли?

— Поняли!… — посыпались сдержанные ответы.

— Сделаем же теперь репэтыцию!…

— А нам вы ничего не показали, Григорий Харлампович? — несмело произнесла героиня — Елизаветина.

— Вам? А чого вам показывать? Женский пол и без науки свое дело знает! Головку набок, плечиками переминайся, вот як ежели у тебя по спине червяк ползет; глазами эдак!… — Белявка поджал губы и с томным видом скосил глаза. — И готово дело — пропал человек!

Девушка вспыхнула и заалела по самые виски.

— Мне-то колесом, что ли, прикажете ходить? — мрачно спросил комик.

— Э, твое дело самое трудное! — воскликнул Белявка. — Смотря какая роля у тебя будет: по одной горошком катись, по другой воробушком прыгай, а по трэтьей и колесом вертысь! Ну, репэтыция начинается!

Он хлопнул в ладоши.

— Вот, оце буде сцена! — Белявка указал рукой на часть залы. — Херой, ты входишь слева, а благородный отец справа. Они долго не видались и должны поздоровкаться. Ну-с, расходитесь каждый в свою сторону!

Актеры стали у противоположных стен и двинулись друг другу навстречу.

Герой Сенька шел с закинутой назад головой и подняв вверх руку.

— Стой, стой, стой! — закричал, бросаясь между ними Белявка. — Герой, ты хорошо идэшь, но глядеть так свысока на короля нэвозможно: он же ж важней тебя; он тебе сразу морду набьет за это! Улыбайся, ласково гляди, ведь ты же его нэ укусить хочешь? А ну, еще раз!…

Актеры разошлись и снова пошли друг к другу.

— Стой!… — опять крикнул Белявка и с прискорбием замотал головой из стороны в сторону. — Король, да руки-то у тоби где? Вареники, что ль, в миске несешь?

— Виноват-с… привык у стола служить! — отозвался Вольтеров.

— Затвэрди ж, шо ты король; благородно иди, свободно, вот так, ручками маши!… Шо тоби херой? Плевать ты на него хотел!

Но как ни бился и ни поправлял Вольтерова Белявка, ничего путного не выходило.

— О, Боже ж ты мой! — вздыхал Белявка, утирая красным платком со лба прошибший его пот. — Бугая грамоте скорее выучишь, чем тебя ходить!…

— Постой, — мягко вмешался Пентауров; он отдал трубку Ваньке, встал и направился к актерам. — Я его сам научу. Ведь ты ж видал, как я хожу? — обратился он к Вольтерову.

— Видал-с…

— Вот тебе и пример, как короли ходят: так и пройди! Чувствуй себя барином… Это же так просто!

Пентауров прошелся перед актерами походкой, напоминавшей Арефия Петровича Званцева перед лавкой Хлебодарова.

— Вот изобрази меня!

— Я не смею-с!… — смущенно пробормотал тот.

— А я приказываю! — строже сказал Пентауров. — Ну, живо!

Вольтеров выставил вперед живот и пошел, виляя им из стороны в сторону.

— Дурак! — воскликнул, рассердясь, Пентауров. — Разве я так хожу? Чего ты пузо выпятил? Где же у меня живот? Он оглядел себя и пожал плечами. — Совсем у меня живота нет!

— Виноват-с!… — Вольтеров стоял красный, как рак, опустив глаза в пол.

— На меня смотри, а не вниз! — продолжал ІІентауров. — Вот я гуляю… Свободно!… Легко!… — Он остановился около Вольтерова.

— Гуляй рядом со мной. Гляди, как я иду, так и перенимай в точности!

Вольтеров, следя за каждым движением подобравшего живот барина сделал плечо о плечо с ним несколько торопливых шагов, потом вдруг занырял точно такой жеманной походкой, отставив заднюю часть на манер журавля.

Ванька, стоявший у кресла с разинутым ртом с трубкой в руке, фукнул в кулак, уронил трубку и, бросившись подымать ее, ткнулся с размаха носом о ручку кресла.

Пентауров взглянул на него, потом на своего соседа и отвесил последнему оплеуху: кулаком он никогда не дрался.

— Болван! — крикнул он. — Ты шута горохового, не меня изображаешь! Выпороть прикажу! Ванька, воды!… — добавил он несколько спокойнее.

Ванька слетал за водой, и Пентауров опять пополоскал в тазике руку и вытер ее полотенцем.

— Удивительное дело! — сказал он, бросая полотенце на плечо Ваньки, у которого нос распух и принял окончательно необычайные размеры. — Так все это просто, а они не понимают!

— Удывительно! — поддакнул Белявка. — Такой пример на глазах видают — и никакой храции перенять не могут! Я ну, пройдись еще раз?

Еще две пощечины выпали на долю будущего короля в целях укоренения в нем величия и дважды Ваньке пришлось подавать барину воду для омовения рук.

Репетиция утомила Пентаурова.

— На сегодня довольно! — проговорил наконец он. — Устал я с вами!… Я завтра с утра займись с ним, Григорий Харлампыч, как следует: успех некоторый уже есть!

— Есть, есть-с! — подхватил, низко кланяясь, Белявка. — Наизнанку вывернусь, а уж знаменитая труппа будэ!

Глава V

Верстах в двадцати от Рязани, неподалеку от обсаженного березами широкого тракта на Москву, находилось имение Аграфены Степановны Степниной — Рыбное.

Большой барский дом стоял на бугре почти над неширокою речкой, и только зеленая деревянная крыша его да окна выглядывали из густо разросшихся кустов жасмина и сирени. Вокруг него шумел запущенный, заросший лопухами и дудочником, старый сад, полный раскидистых яблонь и стройных груш и пересеченный березовыми аллеями; прохлада и тень царили в них даже в знойный полдень.

Аграфена Степановна два месяца назад в семидесятый раз отпраздновала день своего рождения, и хотя крепко погнулась к земле, но была бодра и подвижна, несмотря на значительную полноту.

Проживала она в имении не одна; с ней жила единственная дочь ее, давно овдовевшая, Серафима Семеновна Репьева, полная, что мать, но еще более добродушная и приветливая.

Два месяца назад в Рыбном праздновали не только день рождения его владелицы, но и свадьбу старшей внучки ее Ани, вышедшей замуж за молодого соседа, помещика Александра Николаевича Шемякина.

Младшая — и последняя — дочка Серафимы Семеновны, Соня, оставалась еще дома и наполняла его жизнью и смехом.

Но и она уже была на излете, и около нее целым роем увивалась молодежь.

Аграфена Степановна с дочерью, внучкой и двумя пожилыми приживалками сидели на балконе, высокие белые колонны которого густо обвивал плющ, и кушали душистый варенец [10], когда за садом послышался приближавшийся звон колокольчика.

Синеглазая, румяная Соня с длинной, почти белой косой положила ложку.

— Это к нам? — сказала она и прислушалась. — Ну, конечно, к нам! Наших звонок! — Она бросила скомканную салфетку на скатерть и вскочила.

— Сиди, егоза, сиди… кончай кушать! — проговорила Серафима Семеновна, но та уже сбежала по ступенькам балкона, и голубое платье ее замелькало среди кустов.

Не больше как через минуту она вихрем взлетела обратно.

— Не они… гусары приехали! — едва переводя дух, возвестила она, садясь на свое место и принимая чинный вид.

В зале послышалось звяканье шпор, и сквозь стеклянную дверь показались голубые ментики Курденко и Светицкого.

На балконе они сделали по глубокому поклону и, звякнув шпорами, подошли к ручке дам.

— А к вам еще гости будут сейчас! — сказал Курденко, после обмена обычными приветствиями и принимаясь за очутившуюся перед ним тарелку с варенцом.

Светицкий от варенца отказался и молча, но выразительно, поглядывал на Соню.

— Кто такие? — спросила Аграфена Степановна.

— Грунины всей семьей; мы их обогнали по дороге.

— Вот и отлично! Павла Андреевна, — обратилась Серафима Семеновна к одной из приживалок, — похлопочите, голубушка, насчет кофею!

Соня поняла наконец выразительные взгляды Светицкого, встала, медленно отошла к сходу в сад и, заложив руки за спину, устремила глаза куда-то вдаль.