Лев Князев - Сатанинский рейс

• Название: Сатанинский рейс
• Автор: Лев Князев
• Издательство: СП «Интерпринт»
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-7100-0055-8

---

— Ступайте до нуля. Но учти, парень, в ноль перекличка, минута опоздания — считаю побег.

Коля пустил Лизу впереди себя. Голенища подшитых резиной от покрышек «студебеккера» валенок хлябали на ее икрах, полушубок болтался как на вешалке. Ему повезло — в коридоре правого борта никто из команды не встретился. Николай толкнул перед Лизой дверь своей каюты, включил свет.

— Проходите, фройлен.

Она остановилась посреди узкой каютки. Две койки одна над другой, спаренные железные рундуки, умывальник у дверей, под иллюминатором — диванчик метра полтора в длину, рядом — столик, над ним — зеркало и полочка с десятком книг.

— Снимай шубу, я ее в рундук повешу, — протянул он руку. Лиза испуганно отстранилась.

— Не надо на вешалку, Коля, вот сюда ее! — И сбросила полушубок на палубу у диванчика, оставшись в темном платье и обтрепанной кофточке.

— Ну? — улыбаясь, взяла его за горячую руку, заглянула в глаза. — Что молчишь, Коля? Не нравлюсь в бальном наряде? Мне можно сесть на диван? — Она села, сбросила валенки и сунула в них портянки, оставшись в залатанных шерстяных носках. Закинула ногу на ногу, тряхнула волосами, глядя на него из-под опущенных ресниц.

— Ты ведь на бал пригласил свою принцессу, правда, майн либер? О чем поговорим? Или моряки привыкли без разговоров?

— Лиза, — проговорил он тихо. — Скажи, Лиза, ведь, правда, ты ни в чем не виновата? Ты не предавала Родину?

Она вся напряглась, скрестила руки на груди. Широко раскрытые серые глаза обдали Николая холодом.

— А пошел ты, знаешь куда? На допрос меня вызвал? Ладно, вижу, не за этим, — смягчилась она и, привстав, погладила его руку, — Коля, прошу тебя, ни слова об этом, иначе сквозану, как говорят наши девки.

— Прости… И пожалуйста, посиди, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. Несмело положил руку на ее спину. Она качнулась, прижалась к нему плечом. Пальцы Николая нечаянно дотянулись до мягкой девичьей груди — и это прикосновение потрясло его, он задрожал так, что клацнули зубы. Опустил руку, вскочил с диванчика, замер, не поворачиваясь к Лизе лицом. Она хохотнула сзади.

— Ой, ой, какой ты горячий, так и сгореть недолго, майн либер. Сколько минут он отпустил тебе? Я имею в виду — нам?

Он повернулся к ней пылающим лицом. Лиза, улыбаясь, указала на место рядом с собой.

— Вот здесь сиди и разговаривай. И положи руку, где была. Так сколько? До какого часа?

— С ноля мне на вахту, ты знаешь, — проговорил он хрипло, вновь ощутив жадными пальцами мягкое. Она, засмеявшись, повернулась к нему, взъерошила волосы у него на голове.

— Совсем растерялся, майн либер? А мне казалось, моряки, они ого-го! Значит, живем до ноля, так это же целый год, вечность! — Она взяла его безвольные, трепещущие руки. — Знаешь, Коля, я тоже установлю себе нолевой час. Когда захочу, тогда и скажу: все, майн либер, мне пора, с меня хватит. Они-то со мной не очень церемонились: цап-царап — и червонец. За дело, без дела — ступай, Лизка, оттяни десятку. Мама умрет, Леська моя вырастет без меня, а кому я сама буду нужна после Колымы? Шаг вправо, шаг влево — стреляю! Нет уж, геноссе, лучше я сама скомандую, когда будет надо. — Она отпустила его руки, поникла. Острое чувство жалости стеснило ему сердце.

— Лиза, есть будешь? Я здесь принес кое-что. — Она не отвечала, и он поставил на столик миску с еще теплым тушеным картофелем и мясом, полбулки нарезанного пшеничного хлеба.

В школе юнг на станции Океанской они с пацанами, бывало, мечтали о наряде на камбуз. Там после работы шеф-повар разрешал есть сколько влезет. Схарчить пацану булку черного хлеба с огромной железной миской супа ничего не стоило. Иные объедались так, что потом страдали животом, но все равно мечтали о следующем наряде, как о празднике.

— Кушай, — придвинул он к ней чашку. — А потом, если хочешь, сведу тебя в душ… Извини, я подумал, ведь у вас нечасто такая возможность… — Он вдруг увидел, как на глазах Лизы навернулись слезы, и поспешно добавил. — Только не обижайся, я судил по себе.

— Господи, ребенок мой, а я думала, зачем он торгуется с этим псом? Чего он от меня хочет? — Обхватив его голову руками, она стала целовать его в щеки, губы, нос. — Конечно, обижусь, дурачок ты мой! Три недели мы тряслись по великой транссибирской магистрали, двое суток — на пересылках, теперь втиснулись в стальные гробы, и ты спрашиваешь, хочу ли я в душ! Господи, скорее веди меня туда! — Она вскочила с дивана. Коля протянул ей полотенце, кусок туалетного американского мыла. Она понюхала мыло, бережно положила его на стол. — Нет, пожалуйста, мне стирального, побольше… И еще… — она провела обеими руками по своему платью. Понимаешь… я не собиралась мыться, нет сменки… Ты не дашь временно что-нибудь?

Он проводил ее в душ, положил на решетчатую скамейку свое трикотажное белье, клетчатую рубашку и джинсовый комбинезон, выданный боцманом в качестве робы и еще не надеванный. Лиза, торопясь, начала раздеваться при нем и вдруг смутилась, прикрыла руками грудь, словно была уже обнаженной.

— Да, конечно, конечно… — понял он. Ты никому не открывай. Пароль: «Час ноль», — засмеялся он и закрыл дверь. Лиза щелкнула накидным крючком.

* * *

На кормовой палубе гулял сырой ветер, в темном небе раскачивался взад-вперед крестообразный ствол грот-мачты. Николай все еще вздрагивал, вспоминая, как едва не опозорился в каюте. Заметила она или не заметила? Скорей всего, догадалась. Но, кажется, не обиделась! В конце концов, мужчина я или нет? Хотя, если разобраться, какой там мужчина, никогда не обнимал женщин. Скоро снова будем вдвоем с ней… Вот обсмеет, если узнает, что я еще ни разу ни с кем не был. Неужели сегодня произойдет Это? Сердце стучало, колотилось о ребра, щеки горели. Он с наслаждением подставил их ледяному ветру. Потом шагнул в коридор, захлопнув за собой тяжелые стальные двери. В каюте перед зеркалом внимательно оглядел свое лицо, потрогал выступающие скулы. Усы только-только затенили губу, он раза два сбривал их, чтобы поторопить их с ростом, но безуспешно. Потрогает, спросит: «Еще даже не бреешься?»

Она постучалась и вошла — раскрасневшаяся, в подтянутом почти до шеи комбинезоне, голова обмотана полотенцем, на ногах — его деревянные колодки. Взглянула вопросительно и робко.

— Какая-то женщина встретилась мне в коридоре. Это ужасно, да?

— Это Верка, наша кок-пекарь. Ничего. — Успокоил он ее, думая, однако, что теперь придется всячески заискивать перед Веркой, чтобы не трепанулась кому.

— Господи, какое счастье быть просто чистой и в чистом белье, ты не можешь себе представить, майн либер, — приблизившись к нему, она спокойно, как мать, поцеловала его в щеку. — Как подумаю, что снова надевать все это, — кивнула она на валявшийся в ногах полушубок. — Слушай, Коля, женщине неприлично доверять такое мужчинам, но никуда от этого не денешься, это надо высушить. — Она протянула ему ком выстиранного белья, тут было и платье, и кофточка, и все остальное. — У тебя есть где просушить?

— Молодец, что постирала, — подбодрил он ее, принимая белье. — Знаешь, что я придумал? Я пойду и развешу его где пожарче. И полушубок унесу куда надо, а все, что на тебе, пусть останется у тебя. Ты возьмешь? — И, не ожидая ответа, вышел с бельем и полушубком в коридор. Открыв дверь на палубу, он шагнул в ветреную тьму и с удовольствием швырнул полушубок за борт. Потом развесил ее платье, кофточку и белье над решетками котельного отделения. Далеко внизу полыхал огонь в топках котлов, мелькали мокрые спины кочегаров, забрасывающих лопатами уголь. От раскаленных котлов бил горячий поток, шевеля развешенные тельняшки, трусы, робы.

Николай вернулся. Лиза, сидя на диване, расчесывала пальцами подсыхающие льняные локоны. На столике блестела пустая фаянсовая чашка. Лиза умиротворенно улыбалась.

— Как видишь, после меня можно не мыть посуду.

— А еще чай, ты не забыла? — Он достал из рундука кофейник и отправился на камбуз.

Кок-пекарь Верочка Арсланова, маленькая брюнетка, приехавшая в Приморье перед концом войны откуда-то из байкальских мест (как говорили злопыхатели, со спецзаданием выйти замуж), месила в квашне тесто. Она с интересом оглядела Николая горячими, с монгольской раскосинкой глазами.

— Чаю брызни, Верунчик, — протянул Николай ей свою посуду.

Верочка подставила кофейник под кран титана, покачала головой.

— Глядите, какие мы стали заботливые к женскому полу! А то ходили «не тронь меня, я весь отшень честный!».

Что было, то было. Не раз и не два кидала Верочка призывные взгляды на саженного роста матроса, однажды даже прямо пригласила забежать в каюту на стопку чаю, но увы…

— Верочка, ты мне всегда нравилась, — сказал он заискивающе, — и сейчас ты очень нравишься, а эта девушка — она просто попросилась в душ, и ей разрешили…