Исай Кузнецов - Жили-были на войне

• Название: Жили-были на войне
• Автор: Исай Кузнецов
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090082-4

Исай Кузнецов (1916–2010) – прозаик, драматург, автор киносценариев “Достояние Республики”, “Москва – Кассиопея”, “Отроки во вселенной”, “Пропавшая экспедиция”, созданных в соавторстве с Авениром Заком, а также “Золотая речка”, “Похищение Савойи”, романов “Лестницы” и “Все ушли”.

Книгу “Жили-были на войне” И. Кузнецов составил в последние годы жизни из своих военных рассказов и воспоминаний. В 1941 году он ушел на фронт и служил сержантом в понтонных частях, с которыми дошел до Дрездена. Эти рассказы не о боях и сражениях, они о людях на войне. В сборник включены и его мемуарные записки “До и после” – о предвоенной и послевоенной молодости, о друзьях – Зиновии Гердте, Александре Галиче, Борисе Слуцком, Михаиле Львовском, Всеволоде Багрицком, Давиде Самойлове.

---

– Ну прошу тебя, котенок, будь мужчиной! Сделай это для меня!

– Ладно, – согласился растаявший Александр Кондратьевич и поцеловал ее в шейку. – Будь по-твоему.

Он взглянул на часы и, хотя было не так чтобы поздно, решил, что займется этим щекотливым делом завтра.

А на другой день на мосту, где в тот день работала рота капитана Подлеснова, произошло ЧП.

Стояла такая жара, что многие солдаты поскидали гимнастерки и работали голыми по пояс. Старшина Беляков, входя в положение солдат, распорядился привезти на мост десяток ящиков с небольшими квадратными бутылочками желтоватого цвета. Он сам попробовал пахнущую апельсинами жидкость и даже причмокнул от удовольствия.

Стоявший рядом пожилой немец из тех “работоспособных”, которых привел на мост сержант Травников, что-то сказал Белякову. Но когда старшина, не поняв ни слова, протянул ему бутылочку, тот засмеялся и замахал руками:

– Nein, nein!

Солдаты быстро расхватали бутылочки и, опорожнив их содержимое, тут же выбрасывали пустую тару в Эльбу, под сдержанно неодобрительными взглядами немцев. А через минуту все они, один за другим, срывались с места и исчезали под удивленным взглядом старшины.

Немцы, посмеиваясь, пытались что-то объяснить Белякову, но вовсе не их тарабарщина, а собственное самочувствие подсказало старшине разгадку непонятного поведения солдат. Он вдруг почувствовал настоятельную необходимость срочно, не медля ни секунды, опорожнить свой желудок и тоже бросился искать место, где это можно сделать, не роняя старшинского достоинства.

Вернувшись из-под моста, он застал сержанта Травникова, разглядывающего злополучные бутылочки.

– Что за чертово зелье?! – крикнул ему старшина. – Что это такое?

– Где ты их взял? – спросил Травников.

– Да Новоселов откопал на каком-то складе. Что там написано?

– Детское концентрированное слабительное – десять капель на стакан воды. Сколько ты выпил?

Беляков сочно, по-русски выругался. И только выражение лица Белякова удержало сержанта от смеха.

Солдаты постепенно возвращались на мост, однако, постояв минуту в раздумье, тут же снова бежали кто куда.

– Что случилось, старшина? – спросил подошедший к нему капитан Подлеснов, ненадолго отлучавшийся в штаб. – Куда все подевались? Где солдаты?

– Срут, – мрачно выдавил из себя Беляков.

– Что-что? – опешил капитан.

Выслушав объяснения старшины, Сережа рассмеялся, но, заметив усмехающихся немцев, тут же оборвал смех.

– Отпусти всех на полчаса, – приказал он и, улыбнувшись, добавил: – Пусть отосрутся.

Когда известие о конфузном происшествии на мосту дошло до полковника Сухарева, он решил, что это неплохой повод вызвать капитана на ковер. Но по зрелом размышлении предпочел лично посетить его, дабы собственными глазами взглянуть на эту эсэсовскую штуковину и, если она того стоит, заполучить ее. Ему казалось, что он знает, как этого добиться.

Сережа Подлеснов проживал невдалеке от моста, на самом берегу Эльбы, в небольшом домике, отделанном по белой штукатурке длинными деревянными брусьями в стиле фахверк. Домик принадлежал актрисе Дрезденского драматического театра Ингеборг Ульман, или просто Инге, молодой миловидной женщине, напомнившей Сереже знаменитую Марику Рёкк, которую он видел недавно в каком-то немецком фильме. Сидя за круглым изящным столиком, Сережа рисовал свою хозяйку, которая в небрежной позе сидела в кресле, поглаживая большого рыжего кота по кличке Зигфрид, или сокращенно Зиги, и смотрела на Сережу с легкой, непринужденной улыбкой. Ей нравился этот молодой русский офицер, импонировала его деликатность, шедшая вразрез с тем представлением о русских, которое сложилось у нее по первым с ними встречам, не внушившим ей лестного о них мнения. К тому же пребывание в доме русского офицера гарантировало от нежелательного вторжения солдат, вовсе далеких от всякой деликатности.

Автор не исключает, что отношения их выходили за рамки отношений между хозяйкой и постояльцем, то есть были более интимными. Правда, Сережа знал всего несколько немецких слов, что затрудняло их общение, но известно, что в подобных случаях улыбки и жесты вполне заменяют слова. К тому же химинструктор Травников частенько посещал капитана и со своим знанием языка давал им возможность узнать друг о друге побольше.

Впрочем, это так, к слову. Какими бы их отношения ни были, никакого влияния на последующие события они не имеют.

Появление полковника Сухарева прервало эту идиллическую сцену. Сережа вскочил, уронив альбом на пол, и вытянулся, отдавая честь.

– Сиди, сиди! – махнул рукой Александр Кондратьевич.

Инга улыбнулась полковнику и, держа на руках рыжего Зигфрида, удалилась. Александр Кондратьевич проводил ее оценивающим взглядом и, садясь в оставленное ею кресло, подмигнул Сереже:

– Миленькая немочка! Весьма!

Сережа покраснел.

– Ну, ну, не смущайся, дело житейское, – заметив его смущение, успокоил его полковник. – Да ты садись!

Сережа подобрал с полу альбом и, слегка поколебавшись, сел.

– Значит, наложила твоя рота в штаны, – посмеиваясь, проговорил Александр Кондратьевич. – Удружил тебе старшина!

Сережа вымученно улыбнулся.

– Ладно, чего не бывает. Не в боевой обстановке.

Сухарев закурил, раздумывая, как поаккуратней подойти к сути того дела, ради которого пришел.

Вошла Инга с подносом, на котором стояла бутылка “либфраумильх” и два хрустальных бокала. Поставив вино и бокалы на стол, она произнесла хорошо известное русским слово bitte. Уходя, она неосторожно прошла так близко от полковника, что тот не удержался и шлепнул по ее кругленькой, весьма соблазнительной попке. Инга передернула плечами и, сделав попытку улыбнуться, удалилась.

– М-да… Неплохо устроился, – сказал Александр Кондратьевич, проводив ее глазами. – Совсем недурно! – добавил он, беря в руки бокал, в который Сережа успел налить вино.

Отпив глоток, он поморщился и поставил бокал на стол:

– Дрянь… Не для русского человека.

– Я принесу что-нибудь покрепче. – Сережа хотел встать, но полковник удержал его успокаивающим жестом.

– Не надо. – Он пристально поглядел на капитана. – Ну, показывай!

– Показывать что? – не понял Сережа.

– Ну, это… То, что тебе химинструктор подарил. Наслышан, наслышан… Показывай!

Сережа вышел из комнаты и тут же вернулся, неся ящик с подарком оружейников Зуля. Поставив ящик на стол, он приоткрыл крышку.

Полковник встал, подошел поближе, провел рукой по инкрустированной поверхности приклада.

– Да, вещь… – Он нагнулся, разглядывая гравировку ствола. – Умеют работать, сволочи! – Подняв голову, он, лукаво прищурившись, взглянул на Сережу. – Значит, сержант подарил эту штуковину капитану? А не хотел бы капитан подарить ее полковнику? А?

– Подарить… – растерялся Сережа.

Полковник не ответил. Он взял со стола альбом с Сережиными рисунками, полистал его.

– М-да… Рисуешь похоже… Может, и впрямь художник, а не военный? Взаправду – талант?

Сережа смотрел на полковника с недоумением – первый раз тот говорил о его пристрастии без насмешки.

– А что если все-таки не посылать тебя в академию? – как бы раздумывая про себя, проговорил Александр Кондратьевич. – М-м… Что ж, это можно. Это – запросто. Все в нашей власти. Напишем бумагу в художественный институт или как он там называется, дескать, талант и все такое… Так сказать, рекомендацию. А? Ты не против?

– Не против, – чуть слышно пролепетал Сережа.

– Вот и отлично! Так и сделаем. – Полковник похлопал его по плечу. – Ну, так как насчет подарка? А?

– Возьмите, товарищ полковник, – проглотив слюну, произнес Сережа. – Он ваш.

Так подарок оружейников Зуля оберштурмбаннфюреру Кноху обрел нового хозяина, пробыв у капитана Подлеснова не более суток.

4

Однако шедевр оружейного искусства не задержался и у полковника Сухарева. Достоверно известно, что инкрустированный ящик со спортивной винтовкой стал собственностью командира бригады генерала Бородая.

Генерал, прежде за глаза именуемый Бородой, с некоторых пор получил новое прозвище – генерал Дай, тоже связанное с его фамилией. Поговаривали, что не было такого ценного трофея, который так или иначе не перекочевал бы из рук его подчиненных в его собственные, и что он отправил в Москву пару грузовиков, груженных его приобретениями.

Насчет грузовиков можно и усомниться, но что спортивная винтовка оберштурмбаннфюрера оказалась у генерала, сомневаться не приходится. Об этом знала вся бригада.

Вообще полковнику Сухареву не повезло. От него ушла не только винтовка, но и любвеобильная Тонька. Ушла к генералу из соседней части. Однако – к генералу.

Что касается подарка оружейников Зуля, след его обнаружился неожиданно в середине шестидесятых годов.

Журналисту Вадиму Травникову было дано задание не то от “Красной звезды”, не то от “Комсомольской правды” написать статью об открывшейся в Ленинграде выставке спортивного оружия. Травников не слишком хорошо разбирался в спортивном оружии, но, как известно, журналисту вовсе и не требуется досконально знать предмет, о котором он пишет. Более того, знание предмета, как правило, перегружает текст подробностями, не всегда понятными и малоинтересными простому читателю. Читатель предпочитает незамысловатость, занимательность и легкость изложения.