Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 27. Период царствования Екатерины II в 1766 и первой половине 1768 года

• Название: История России с древнейших времен. Том 27. Период царствования Екатерины II в 1766 и первой половине 1768 года
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-003260-9, 966-03-0975-9

Двадцать седьмой и двадцать восьмой тома сочинений С.М. Соловьева «История России с древнейших времен». Двадцать седьмой том охватывает период царствования Екатерины II в 1766 и первой половине 1768 года; двадцать восьмой – освещает события 1768–1772 годов.

---

В это же время Екатерина должна была решить трудное и неприятное дело. Знаменитый граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин имел единственного сына, поведением которого имел полное право быть крайне недовольным. Неудовольствие было давнее, что мы имели уже случай видеть в письме Бестужева к императрице Елисавете; несмотря на то, благодаря значению отца сын быстро поднялся по служебной лестнице, был уже давно генералом, исполнял важные поручения; но теперь, перед самою смертью, старик обратился к Екатерине с просьбой о наказании непокорного сына по решению верховной власти, без суда ссылкою в монастырь. Сначала императрица решительно отказала в просьбе. «Просили вы меня, – отвечала она Бестужеву, – о наказании вашего сына, которого поступки, конечно, всякого похуления достойны. Но кому исправление сына более принадлежит, как не отцу его? Родительская ваша власть, законами утвержденная, ни чинами, ни летами вашего сына не нарушается, кольми паче когда он и службою еще никакою не обязан. Он погрешил перед вами, раздражая дурным своим поведением вас, а перед женою неприличною и жестокою его с нею поступкою. В обоих случаях могут обвинить и наказать его государственные узаконения, если к порядочному правосудию вы прибегнете. А предо мною и отечеством не сделал он такого преступления, за которое б не только наказать его ссылкою и хлебом и водою на долгое время, как вы просите и что у нас вместо смерти употребляется, но чтоб и чинов его лишить, которых отнюдь при том великом наказании оставить при нем неможно. Тем меньше мне дозволить может справедливость послать с ним в заточение невинного штаб-офицера с командою. Следовательно, на ваше письмо я ничего более сказать не могу, как только то, что я об вас жалею и что как вы за непослушание его имеете отцовское к наказанию, так и жена к разводу с ним право, которое в подлежащих местах законным порядком употребить можете, если захотите».

Но через неделю Екатерина переменила свое решение; подействовало ли на нее новое письмо Бестужева или советы других лиц – неизвестно, только она написала старику: «Прошение ваше справедливо. Непорядочное поведение сына вашего заслуживает родительский ваш гнев и такое исправление, какое вы в письме своем изображаете. К настоятелю Свирского монастыря будет о приеме его писано с тем конногвардии унтер-офицером, который с командою препроводить его туда пошлется. Но как действительно не может ваш сын во время содержания его под началом надевать пожалованных ему для вас знаков чести, тоже чином своим величаться, то и можете вы как кавалерии, так и ключ удержать у себя до тех пор, доколе заблагорассудите в монастыре его оставить, а и чином по сие время ему именоваться запрещено будет; содержание ему в монастыре такое предписать вы можете, какое с неистовою его жизнью должным наказанием и вашим человеколюбием и отцовским сердцем сходно». И четырех месяцев не пробыл Андрей Бестужев в монастыре, как отец его умер, и тогда Сенат получил именной указ: «По смерти графа Алексея Бестужева-Рюмина родные племянники его, князья Волконские, просили нас, чтобы оставшего по нем имения сыну его за развратною и неистовою его жизнью не отдавать, а определить к оному опекунов». Поэтому императрица приказала Сенату определить опекунов князей Волконских и еще двух сторонних заслуженных и честных персон, дабы крестьяне от разорения были сбережены; доходы с имения опекуны должны были делить на две равные части: одна шла на прожиток графу Андрею Бестужеву-Рюмину, а из другой уплачивать его и отцовские долги; когда же все долги уплачены будут, тогда все доходы должны отдаваться графу Андрею, который освобождается из монастыря со внушением, чтоб жил смирно и добропорядочно, где пожелает, кроме своих деревень.

Взяточничество вызвало новую меру со стороны правительства. В конце года Сенат получил именной указ распубликовать во всем государстве об учиненных наказаниях за взятки и лихоимство. В указе говорилось: «Многократно в народе печатными указами было повторяемо, что взятки и мздоприимство развращают правосудие и утесняют бедствующих. Сей вкоренившийся на суде порок при восшествии нашем на престол перво всего понудил нас манифестом объявить в народе наше матернее увещание, дабы те, которые заражены еще сею страстию, отправляя суд так, как дело Божее, воздержались от такого зла, а в случае их преступления и за тем нашим увещанием не ожидали бы более нашего помилования. Но к чрезмерному нашему сожалению, открылось, что и после того нашего увещания нашлися еще такие, которые мздоприимствовали в утеснение многим и в повреждение нашего интереса; а что паче всего, будучи сами начальствующие и одолженные собою представлять образ хранения законов подчиненным своим, те самые преступниками учинилися и их в то же зло завели». Распубликованы вины и наказания 39 человек, причастных к делу о взятках по винокурению в Белгородской губернии; здесь во главе преступников поставлен правящий губернаторскую должность князь Григорий Шаховской и губернаторский товарищ Безобразов. О Шаховском состоялась такая высочайшая резолюция: «Кн. Григорий Шаховской, бывши губернатором, за свои законам противные поступки подлежал всякому наказанию, а именно: 1) в том, что, имеючи жалованье, коснулся взяткам; 2) слабым своим смотреньем учинился во всем дурным примером для подчиненных и тем вовлек их в преступление; 3) чрез неискоренение корчемства нанес немалый ущерб казне; 4) а что еще паче всего умножает его преступление, все сие учинено им после милостивого указа 1762 года, следовательно, и наказанию подлежит образцовому, а именно: лишив его всех чинов и доверенности, соединенной с оными, которым он учинил себя недостойным, что ему и объявить; а в рассуждении заслуг, усердия и ревности к службе дяди его, князя Якова Шаховского, повелеваем, сие наказание отменив, обратить оное ему в четырехлетнюю ссылку в его деревню, и впредь не определять его ни к каким делам, и притом ко двору ему не ездить, и в Белгородскую губернию не въезжать».

Белгородский губернатор был наказан за «слабое смотрение»; оренбургский губернатор князь Путятин отличился уже слишком сильным смотрением: он донес Сенату, что за неисправности в делах Исецкой провинциальной канцелярии сменил всех чиновников и на их место определил других. Сенат счел возможным выйти из затруднения, приказавши на место отрешенных вместе с определенными от губернатора представить от герольдии кандидатов. Сенат получил также любопытную челобитную от полковника и Казанской губернии губернаторского товарища князя Вадбольского, который просил о перемещении его в Галицкую провинцию в воеводы по согласному в том с ним желанию этой провинции воеводы статского советника Кудрявцева, просившего о переводе его губернаторским товарищем в Казань, причем казанский губернатор объявил, что в таком перемещении никакого затруднения и остановки в делах быть не может. Сенат приказал обождать резолюциею, ибо от архангельского губернатора, под ведением которого находилась Галицкая провинция, представление о Кудрявцеве еще не прислано, но потом Сенат велел переместить. Лучший из губернаторов, самый деятельный и просвещенный, Сиверc позволял себе иногда поступки, которые Сенат не мог совершенно одобрить. Так, он донес, что в бытность его в Олонце открылось похищение из тамошней воеводской канцелярии более чем на 6300 рублей, которые он для скорости взыскал с воеводы Жеребцова и с похитителей, расходчика и счетчика; воеводу Жеребцова и секретаря Литвинова, хотя со стороны первого умысла не оказалось, а последний недавно при канцелярии находился, за их несмотрение от должности отрешил, а настоящих похитителей велел держать под караулом, описав их имение. Сенат одобрил распоряжение Сиверса, но предписал, что так как из донесения не видно, чтоб от воеводы и секретаря были взяты письменные ответы, без которых дела решить и от должностей отставить их нельзя, то пусть губернатор возьмет от них эти письменные ответы с признанием и, рассмотря, представит в Сенат с своим мнением, равно как и о других.

Из донесений императрице генерал-полицеймейстера Чичерина узнаем, что в Петербурге по 1 января 1766 года было жителей мужского пола 39456, женского – 24613, итого – 64069 человек; к первому января 1767 оставалось: мужчин – 42338, женщин – 24980, всего – 67318. Относительно Москвы мы не имеем таких известий. Московский губернатор Юшков доносил, что по вступлении его в управление губерниею от бывшего губернатора Жеребцова в росписном списке показано: нерешенных дел только с 756 года 1215, счетов – 23, а Ревизион-коллегия требует их до 800; доимки разных сборов явилось 1543724 рубля, да в архиве дел множество, которые все не описаны, а хотя несколько и описывано, но опись делана была только вчерне, без описи же, сколько и еще есть нерешенных дел, узнать и требуемых счетов сочинить нельзя: текущих дел бывает немало, так как Московская губерния имеет в ведомстве своем 50 городов и более двух миллионов душ. Для исправления всех этих дел положено при губернаторе два товарища, три секретаря, 31 служитель, на канцелярские расходы отпускается 400 рублей; да в розыскной экспедиции 2 члена, 18 служителей, на расходы отпускается 100 рублей. В 1766 году при свидетельстве денег подушного сбора у трех счетчиков на этот только один год не явилось с небольшим 3000 рублей; счетчики признались в воровстве этой суммы и других денег в прежние годы и показали на асессора и секретаря.