Татьяна Чернявская - Ферзи

• Название: Ферзи
• Автор: Татьяна Чернявская
• Жанр: Фэнтези

Когда пешка прорывается к краю поля, она начинает собственную игру. Вот только настолько ли она свободна, чтобы не зависеть от Игрока. И кто может быть Игроком? Светлый Князь, игнорирующий произвол? Совет Замка Мастеров, отчаянно борющийся за освободившееся место Главы? Молодой амбициозный чародей, жаждущий мщения? Или таинственный Медведь, стремящийся к своим собственным целям? И что в этой игре остаётся делать двум молодым подмастерьям, волей случая оказавшимся на передовой? Разумеется, идти своим путём. И пусть вокруг поднимаются зомби, восстают древние гробницы, проводятся тёмные ритуалы и рушатся зачарованные поместья.

---

— Эй, ты чего? — с печки зычным шепотом окрикнули корчащуюся девушку.

Ответила разбуженному вору Алеандр, зычно всхрапнув и завернувшись в валяющийся рядом тюфяк. Чаронит тоже хотела ответить навязчивому попутчику, но побоялась прикусить язык и лишь болезненно взрыкнула.

— Ну, что случилось? — мягкие и участливые интонации в голосе вечно язвительного Виля звучали дико и здорово отдавали галлюцинацией, но крепкие руки, сжавшие дрожащие плечи так просто померещиться не могли; во всяком случае, Яританна никогда не замечала за собой тактильных видений. Тем временем чужие конечности не спешили исчезать и, несмотря на вялые попытки протеста, перетянули девушку на край полатей, прижимая трясущееся тельце к едва прикрытому торсу. Сквозь старенькую хозяйскую простынь, наброшенную вором спросонья вместо рубашки, щуплая грудь казалась прохладной и даже немного мягкой, что совершенно невообразимым образом успокоило духовника.

С улицы сквозь шум дождя пробивались чьи-то возбуждённые голоса, крики, ругань, будто все жители «Стойбища» разом вылетели на улицу поскандалить в честь замечательной грозы. Но всё также быстро стихло, как и началось: голоса исчезли, мазнув едва слышным гудением мётел и оставив после себя ворчание расходящихся по домам разбуженных постояльцев.

— Полегчало? — тихонько спросил парень, крепче прижимая к себе девушку одной рукой, второй же слегка поглаживая духовника по взлохмаченной голове. — У тебя эти дни начались? Да? Не вовремя ты как-то. Мне рыжую разбудить, чтоб она тебе чудо-отварчика нацедила? — получив несильный тычок под рёбра Виль зашипел, но не отстранился: — понял, понял, отварчик отменяется. Что тогда? Может, чайку сварганить или пирожки разогреть? А давай, я тебе сейчас гоголь-моголь сделаю? Ты знаешь, как я здорово яйца с сахаром взбиваю? Это же моё коронное блюдо!

— Не надо, — через силу проговорила Танка, заставив себя улыбнуться; весело не было ни на грамм, но поощрить чужие старания стоило. — Просто кошмар приснился.

Духовник посчитала слегка неуместным рассказывать не-чародею посреди ночи, что, возможно, только что где-то относительно недалеко свершилось тёмное чародейство такой силы и гнусности, что откатом всколыхнуло даже её слабенький резерв. По хмыканью она догадалась, что вор не спешил ей верить, но позволил высвободиться из объятий и лечь обратно, даже покрывалом укрыл и по голове погладил. Далеко, впрочем, Виль тоже не отошёл, даже на печь залезть не попытался, сразу же вернулся и каким-то подозрительно серьёзным тоном уточнил:

— А давай, всё-таки чайка сделаю? Перетряхнём сумку твоей чумовой подружки, откопаем ромашки или ещё чего успокоительного?

— Прям как мой папа, — в этот раз улыбка далась куда проще, означая приятные воспоминания из детства, когда господин Чаронит в периоды обострения отеческой любви пытался закармливать единственное чадо всем, что мог обнаружить в леднике. — Тогда уж лучше колыбельную спой.

— Колыбельную? — парень так удивился, будто ему только что предложили усыновить жабу.

— А что? — с наигранной недоумённостью уточнила Танка, но вспомнив ещё парочку эпизодов из детства поспешила уточнить: — Только никакой похабщины или строевых маршей!

— Ага, — рассеянно согласился парень и затих.

На улице бушевала гроза. Гневливые раскаты грома переползли на юг, уволакивая с собой вертлявые молнии, и лишь изредка давали о себе знать далёкими раскатами. На их место пришёл частый крупный дождь, выстукивающий по подоконнику бинарной системе Ланга грозные призывы языческих богов. В небольшой, но тёплой и вполне уютной комнате первого этажа гостевого домика царила темнота и мягкая по-домашнему уютная тишина. Было слышно, как посапывает травница, развалившись уже на трёх тюфяках и свесив левую руку до самого пола. Она изредка всхлипывала носом и дёргалась всем телом, стараясь нащупать закинутое за спину одеяло. В самом уголке полатей, прижавшись спиной к прогретому печному боку, бесшумно спала духовник, подгребя под себя свой любимый шарпан и недовольно хмурясь. Между ними, поджимая босые ноги, в глубокой задумчивости сидел взъёрошенный вор и судорожно пытался вспомнить хоть одну колыбельную. Как назло в голову лезла одна похабщина, да строевые марши.

День шестой

В своём углу, покрытые патиной из липковатой седой паутины и успевшей слегка зарыжеть пыли, висели большие деревянные часы. Простенький, отдалённо смахивающий на собачью будку, домик был выполнен в той непередаваемой технике, что ушлые продавцы с гордостью именуют минимализмом, а мастера отдают для наработки навыков своим многочисленным подмастерьям. Покатая, слегка кривобокая крыша, радушно приютившая в дальнем углу целое семейство крупных толстолапых пауков, низко нависала над зияющим провалом в форме полукруга. Когда-то, давным-давно, ещё, наверное, до смерти Крива, эту чёрную дыру закрывали почти изящные воротца из покрытой эмалью цветастой проволоки, но время безжалостно пустило их на игрушечные серёжки малолетним постоялицам, а керамическую жительницу домика отправило в длительный запой. Во всяком случае, последние лет пять её никто не видел и лишь изредка, откуда-то из деревянного нутра доносилось хриплое у-гу-канье. Несмотря на депрессивное состояние несчастной птички, часы работали исправно и даже без перетягивания гирек умудрялись показывать верное время раз этак десять в сутки. Небольшие технические погрешности и откровенную облицовочную липу с лихвой покрывали шумовые эффекты: стучали старые, ни разу не смазываемые шестерёнки; поскрипывали от сквозняков слегка рассохшиеся доски, да с натужным щелканьем смещались ржавенькие пружинки.

Часы висели на своём месте так давно, что, казалось, сроднились с этим сыроватым углом и пропитались жилым духом по самые шляпки декоративных гвоздей. Часы очень старались служить верой и правдой своей великой миссии: стучали гирьками, двигали слегка поржавевшие стрелки и закрывали прогрызенный злыдней край обшивочной панели. Они по праву считали себя центром и главным украшением этого скудного интерьера, хозяевами следя за передвижениями таких разных и таких одинаковых людишек, что мигрировали между большой расписной печью с вытянутыми вдоль ближайшей стены широкими полатями, стилизованными под ратишанский подиум и круглым, укрытым вышиванкой столом. Обычно двуногие сновали по полу, занятые своими мирскими делами, и совершенно не обращали внимания на усердия почтенного сторожила, засматриваясь на что угодно кроме величественных в своей простоте часов. Однако в этот раз всё изменилось и холодный своей проницательностью взгляд тёмно-зелёных глаз упёрся в выцветший циферблат, заставляя даже запропавшую кукушку приглушить свои вечные вздохи наполовину вынырнув из своего убежища. Казалось, если бы часы могли, они непременно поёжились от такого интереса.

Обладательница страшных глаз уже с момента пробуждения вела себя странно и подозрительно: проверяла углы, шарилась по двери и подоконнику, перетряхивала вещи и даже шерудила в дымоходе, вызвав очередной обвал золы. При этом вздыхала и хмурилась девушка так выразительно, что местный злыдень, притащенный из деревни ещё во время активного противостояния, испуганно переполз на второй этаж от греха подальше. Что обнаружила или не обнаружила странная девица, осталось не оглашённым, только настрой её заметно ухудшился, едва не заставляя колыхаться тёмное марево вокруг бледной фигурки. Пребывая во всё том же выразительном состоянии духа, она принялась готовить завтрак. Неслышно, словно фантом, начистила оставленную в оговорённом месте картошку, запихнув вместе с кусками вчерашней вырезки подальше в печь, активизировала артефакт под винтажным толстобоким самоваром и разложила на платке слегка черствоватые булки. На радостное приветствие свалившейся с полатей во время длительного и основательного потягивания второй девицы она лишь кивнула, а проснувшегося от аромата малинового настоя и славной мясной каши парня вообще проигнорировала. Разложив еду по тарелкам, она чинно проследовала за стол и уставилась на хозяйские часы, будто в жизни не встречала ничего более занимательного для взгляда.

Алеандр, пребывавшая спросонья в состоянии недавно образовавшегося умертвия и посему не слишком реагировавшая на окружающую обстановку, сперва внимания на поведение подруги не обратила. Адекватно воспринимать окружающую действительность без полноценного купания и кружечки бодрящего настоя она по утрам могла с превеликим трудом, но пять минут активного фырканья над рукомойником быстро внесли просветление в её взлохмаченную голову. Тогда-то взгляд травницы из неосмысленного стал подозрительным, и девушка с некой опаской и отстранённостью перебирала косички, очевидно всерьёз опасаясь недосчитаться половины. Если Виля и насторожила холодность духовника, виду молодой человек не подавал, больше беспокоясь о состоянии собственной ещё более посиневшей физиономии, после ночных бдений, чем о психологическом комфорте группы. Хотелось, конечно, порадовать блондинку тем, что с восьмой попытки вспомнить текст приемлемой колыбельной всё-таки удалось, но момент для сентиментальных откровений был неподходящим.