Александр Лукьянов - Раб сердец

• Название: Раб сердец
• Автор: Александр Лукьянов
• Жанр: Фэнтези

Автор категорически возражает против злонамеренных попыток отыскать какие-либо аналогии с действительностью в этом вторичном, подражательном, компилятивно-плагиаторском тексте, исполненном в жанре балаганного псевдофэнтези и не претендующим ни на какую степень литературности. Возможные совпадения в именах и характерах персонажей и реальных лиц являются абсолютно случайными!

(Иллюстрированный вариант размещён в формате pdf)

---

На робов лешие и водяные взирают свысока, с пренебрежением и неприязнью, обвиняя в нечистоплотности, сварливости, алчности и упрямстве. Это объясняется тем, что сами робы никогда не считали примером для себя образ жизни водяных и леших и решительно отказывались перенимать их обычаи. В ответ робы твёрдо полагают всех леших и водяных бездельниками и болтунами. Однако, будем справедливы: при всех недостатках «остроухих» это не совсем так. Именно мастера водяных выковали Кольца власти, а один из их королей создал Великие Самоцветы. Лешие придумали три алфавита, пробудили дубоголовых и ещё много чем изменили Наш Мир.

«Остроухие» сами мало что придумали в искусстве, зато прославились незаметным присвоением человеческих музыки, стихотворений и прозы, танцев и их неплохим исполнением. Через некоторое время авторство незаметно забывалось, а всё это считалось творчеством самих леших и водяных. пожалуй, единственной заслугой «остроухих» в искусстве можно считать создание движущихся и звучащих картин.

2

В то время, когда на Огромадной Площе зрелища были в самом разгаре, в нескольких кварталах от неё, в харчевне «Обкуренная утка» за столом у окна сидели и беседовали два мохнича лет тридцати пяти-сорока.

— Так что ж ты собираешься делать? — спросил один, в потёртом плаще участкового стражника.

— Не ведаю. — глядя на шапку пены в пивной кружке, тяжело сказал второй. Он был одет в войсковой кафтан, со свежеспоротыми знаками различия. — Совсем не ведаю.

…Вчера, когда обитатели столицы угощались от милостей государства, произошло то, что, строго говоря, не было неожиданностью, о чём Зуд Крысень и Хорь Головастик предупреждали ещё три года назад. Тогда они провозгласили «великое преобразование вооружённых сил Великорунья». Зуд и Хорь заявили, что свободолюбивые народы Заката, а также лешие и водяные ни в коем случае не являются врагами Большерунья, освобожденного ими от Чёрной власти. Наоборот — они лучшие друзья юного большерунийского Народоправия. Поэтому Большерунью нет никакого смысла содержать войско. Против кого?! Все люди — братья! Миру- мир! Остававшиеся еще со времен Войны Кольца камнемёты и стреломёты торжественно, под звуки полковых барабанов и труб, ломали на дрова. Воеводы тайно продавали сотни мечей и кинжалов, луков и метательных ножей грабителям и разбойникам, составляя для начальства убедительные отчёты об «уничтожении лишнего и ненужного оружия».

Сотник Ждан в полном отчаянии наблюдал за развалом войска и превращением его остатков в карательные отряды, нацеливаемые лешелюбским «правительством» против собственного же народа. Тогда-то он и пристрастился к хмельному, хотя прежде совершенно не притрагивался к чарке. Закрывшись в маленькой холостяцкой комнатке общежития в Малом Гнусавом переулке, молчал и пил пиво, тупо смотря в стену. Жизнь теряла смысл, оставалась лишь ноющая боль в душе от того, что пропадает дело, которому он присягал, которому посвятил жизнь.

И вот вчера ближе к вечеру старый длинноусый полковник вызвал к себе шесть сотников. Не глядя им в глаза, зачитал приказ о сокращении полка с тысячи рядовых до четырёхсот и об отставке их начальников.

— Вам выдадут выходную деньгу. — мрачно сказал он. — На первые дни хватит. А потом… выживайте, как можете, бойцы. В нас не нуждаются. Простите…

— Чего извиняешься, полковник. — пророкотал один из увольняемых. — Ты же не виноват.

— Все мы виноваты. — отвечал полковник. — Позволяем с нами так… Эх, жизнь…

— …Не ведаю, что делать. — повторил Ждан. — Наверное, продам комнатушку, пока за долги в казну не отобрали, да подамся куда-нибудь на окраину.

— Думаешь там найдётся дело отставному вояке? — усомнился участковый.

— Дело — не знаю, а просуществовать будет легче. Взять хотя бы Поползаевск. И цены ниже столичных, и город знакомый.

— Быть может попробуешь здесь в Мохне пристроиться? Допустим, телохранителем к богачу какому-нибудь…

— Да пропади они пропадом! — угрюмо рыкнул бывший сотник. — Вонючий зад денежной гниды оберегать? Или борова из правительства? Да они меньше кого либо верят во всякие там свободы и народоправия! В будущее этой страны не верят! Эти жирные твари сделали-таки свои выводы и хранят свои денежки до последнего гроша где-нибудь в Каменьграде. Если что, то «…до свидания, Рунь, до свидания…», дорожка в закатные края и убежища там уже готовы. Когда мы все передохнем, они съедут в тот же Каменьград, где у них прикуплен домик и будут жировать на украденные у народа богатства. Им служить? Их телеса хранить? Да уж лучше разбойничать в лесу под Поползаевском!

— А вот ежели к нам в участковую стражу попроситься? — без особой уверенности предложил собеседник Ждана, прихлёбывая пиво. — Глядишь, взяли бы боевого-то сотника…

— И как оно там у вас? — ехидно полюбопытствовал Ждан. — Честность, порядочность, бескорыстие? Преданность державе и Наместнику? И соответствующее им жалованье?

Участковый внезапно побагровел: — Да хватит издеваться-то! Как ты сказал, «если что», да? Так вот, «если что», ежели народ подымется душить богатенькую мразь, она же нас бросят на подавление. А как думаешь, многие согласятся убивать соседей и знакомых ради того чтобы жирная глиста пряталась за нашими спинами, продолжала разворовывать казну, брать взятки и набивать защечные мешки золотишком? Нет, разок-другой помахать плетьми по возмущённым старикам — это да, согласятся. А вот когда озверевшие мужики с палками и кирпичами на улицы выйдут… Получить камень в морду? А за что? Ради кого? Зачем?

Стражник, гулко глотая, разом опустошил кружку.

— Посмотри-ка, кто в страже рядовыми? Молодёжь. Вырос парень, отучился кое-как, осмотрелся вокруг, смекнул, что работать негде. — «Что ж, — думает, — пойдем в „цепные собаки“ там хоть что-то платят, да и взятками кое-какую мелочёвку стрясти можно…» Отхлестать робко бурчащих в адрес Наместника? Пожалуйста. Посадить за решётку кого скажут? Без вопросов. Обвинить невинного? Всегда готовы. Отпустить виновного? Скажите — кого.

Ну, а начальство наше? Те, кто с нашивками, они-то как? Да так же. Им даже сложнее. Поступали в Законоведчество — платили за учёбу. Учились там — платили преподавателям за каждую оценку. К чему приучается выпускник Законоведчества? Правильно: — «Я давал взятки, напрягался, так теперь пусть мне дают. Не, затраты надо возместить, и чё тут особенного? Все так живут».

Приучившись существовать по таким нехитрым правилам, будет мелкий страженачальничек получать сначала кусочек серого хлебца. А когда вышестоящее начальство увидит, что он из их стаи и лижет начальствующий зад по установленным правилам, со временем этот кусочек станет белым. А то и маслица намажут: немного, но полакомишься и детишек угостишь. Такому страженачальничку платят, его поощряют, в званиях повышают.

А вот что будет, коли вдруг стражник вспомнит, что есть такое слово «закон»? Решит жить и служить по чести? Нет-нет, что ты, никто его не станет преследовать, ломать-корёжить. Больно надо время тратить! Просто уволят: «Иди в золотари, урод, выгребные ямы чистить, там как раз любители чистоты!». Ты знаешь, какую вторую бумагу подписывает каждый из нас после приказа о зачислении в стражу, а? Ни за что не угадаешь — просьбу об увольнении! Без числа. Надо выкинуть неугодного? Начальник вписывает день и час на готовом заявлении и пошел вон, такие не нужны.

И каждый серокафтанник с золотыми ли нашивками, с серебряными ли и даже с суконными отлично знает, что разгуливает по краешку. Вдруг кто-то, выполняя устный приказ начальства попадется «на горячем»? Вдруг огрех не получится замолчать? Да неловкого тут же сдадут! Начальство, не моргнув, отречется, такой никому уже не нужен. Других на «раз-два» найдёт, отберёт подходящих, выдрессирует по правилам и предаст, когда понадобится. Нам это известно? Ещё бы! Подставим ли рыла под летящие куски кирпича ради всего этого? Зная, при этом, что нашим семьям оставшимся без кормильца никто не поможет? Видя, как уволенные или ставшие калеками подыхают, ища объедки на свалках? Да вот фиг вам! Когда у нас под задницей затлеет, то каждый сто раз подумает: «И за каким псом лично мне оно надо? А не разумнее ли будет отсидеться, а уж потом примкнуть к победителям? Охрана-то — любой власти нужна».

Стражник наполнил свою кружку, подлил пива Ждану.

— И еще одно, запомни, дружище: вовсе не каждый стражник — отпетый мерзавец, продавшийся богатеям и стелящийся перед начальством. Не каждый! Да, я всё вижу и молчу. Пока молчу, понял? Пока! Но я рунец. И Рунь должна быть моей страной. Мне бежать некуда. А какой выбор сделают такие, как я, это о-очень большой вопрос. Правители вряд ли смогут положиться на стражу, Ждан, вряд ли… А вот насчёт военных — не мне судить, тебе, как сотнику, виднее.