Валентин Афонин - Однажды навсегда

• Название: Однажды навсегда
• Автор: Валентин Афонин
• Издательство: АО „Издательство «Новости»“
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7020-1127-9

Трудно заставить себя позвонить нелюбимой, нежеланной. Но та ждет, надеется, не отходит от телефона. Медленно, неохотно вращается диск. И вдруг — совсем незнакомый голос, глубокий, чарующий. И уже невозможно не слышать его, потерять, не преодолеть странное всепоглощающее желание увидеть, узнать его таинственную обладательницу. Он просит о встрече и, о чудо! Она соглашается. Неужели придет, не обманет, неужели тоже поняла, почувствовала, что это — Судьба?..

---

Очевидно, по проспекту проезжала какая-то тяжелая автоколонна.

Гул и шипение накатывались и откатывались, как волны прибоя, но что же это? Странно.

В поисках разгадки он потянулся к балкону, раздвинул шторы, прилип к стеклу, загораживаясь ладонями от комнатного света.

Внизу — за балконом — происходило нечто небывалое: слева направо в призрачно-желтом ночном освещении сурово и мощно проносились одна за другой причудливо распластанные в этом ракурсе огромные темно-красные, ярко сверкающие синими мигалками пожарные машины. Сирен почему-то не было — наверно, потому что ночь.

Но пожарный автопоезд вдруг словно оборвался, кончился.

Вмиг опустевший серый асфальт с белыми продольными полосами разметки посередине вздохнул, как живое существо, затихая, успокаиваясь и благодарно впитывая в себя мерцающие белым золотом водяные дорожки.

Однако — неплохая тема! И, таинственно улыбаясь, он оторвался от окна, повернулся в комнату.

Гостья — ах нет, забыл, хозяйка, госпожа! — оставалась на том же своем месте, на диване, за столиком с кофе, и спокойно-вопросительно смотрела ему в глаза: ну, дескать, что там?

А там, за его спиной, на улице, снова накатился шумный вал и прокатился-откатился, угас, растворился вдали, как и все предыдущие, и в наступившем затишье невольно ожидалось, что вот-вот опять возродится знакомый шипящий гул и еще одна запоздавшая громадина промчится мимо, догоняя остальных, но вместо нее вдруг смешно прошелестела, как ветер в листве, мирная, никуда не спешащая легковушка — наверное, такси или частник в поисках клиентуры.

— Где-то что-то горит, — объявил он беспечно, с улыбкой.

— Понятно… — Она тоже улыбнулась, еще не понимая его игры, но и не собираясь ханжить по поводу неизвестного, быть может, несуществующего пожара.

— Си-ильно горит, — настаивал он, загадочно интригуя как бы, а на самом деле пользуясь случаем, чтобы наглядеться на нее без стеснения.

— Ну… и что? — улыбалась она.

— Ну как же, здрасьте, может, это конец света наступает!

— Ну и пусть… — Ах как сказала!

— Пусть! — подхватил он с жаром. — Жаль только — кофе остывает. Надо бы допить — может, еще успеем? До конца-то…

— Попробуем…

— На-ли-вай! — скомандовал он себе. Однако возвращаться на диван побоялся. Сел в кресло, так спокойней. И, разливая в чашки кофейную гущу из джезвы, спросил: — Поставим еще?

— Нет, спасибо, достаточно…

Некоторое время, согласно и весело пережевывая конфеты и пригубливая из чашек, они спокойно обходились без слов, не находя новой темы и только улыбаясь впереглядку.

Но вдруг она, как бы между прочим, взглянула на свои наручные часы, и он испугался:

— Вы хотите уехать?

— Нет… — удивленно повела головой и пожала плечом.

— Попозже, ладно?

— Ладно… Теперь — часом раньше или позже — все равно.

— Конечно…

Он взялся за сигареты и робко предложил ей, словно подкупая и опасаясь, что она откажется.

Она действительно заколебалась, но, видимо, не стала расстраивать компанию.

Он зажег спичку — дружно задымили.

— А где же ваши родители?

Ох, он давно ждал этого вопроса и сразу напрягся, стараясь ответить как можно проще.

— В командировке.

— Вместе?..

— Да. Где отец, там и мать. Я к этому привык.

— А ваш отец — большой человек, наверно, да? — спросила вдруг она, с каким-то полунасмешливым отношением, словно утверждала не очень лестный для сына вывод.

— Почему?.. — Сердце его болезненно заныло в предчувствии чего-то еще более неприятного.

— Такая квартира… — И, как показалось ему, все с той же полунасмешливой улыбкой обвела глазами стены, потолок и обстановку.

— А какая?.. — спросил он со скрытым вызовом, в то же время мучительно краснея.

— Ну… не простая. Я бы сказала — шикарная.

— Да?.. — Он как бы с удивлением посмотрел вокруг, и вправду, не очень понимая, что такого шикарного увидела она среди этого хаоса, кроме коллекции безделушек и части отцовской библиотеки, да еще, пожалуй, и рояля, от которого даже однокурсники по театральному, не веря всерьез консерваторской необходимости в прошлом, почему-то приходили в насмешнический ажиотаж: «О! О! Рояль в кустах! Ну-ка сбацай, Вовка!..»

Или она имела в виду кубометраж?

А может, родительскую дверь (дверь в их спальню и отцовский кабинет), обитую блестящим коричневым дермантином с ватной прокладкой внутри, чтобы сынуля, в бытность свою вундеркиндом, не слишком докучал успехами на рояле.

Так или иначе — глупость, вздор: квартира как квартира, ничего особенного.

— От дедушки осталась, уж какая есть, — сказал он, пожав плечами. — Ну и от бабушки, конечно. Мы жили тут все вместе…

Внутренне взбешенный и раздосадованный тем, что пришлось как будто оправдываться, он вдруг сморщился от дыма, попавшего в глаз, и, потирая его рукой, разочарованно, с тоской и обидой подумал, что вот — одним штрихом все испортила: он, в отличие от сверстников, почему-то на людях стеснялся внешней респектабельности предков, а тут и она удружила, красавица.

— А отец, — проговорил он через силу, ни большой, ни маленький… Нормальный… Искусствовед, если вам интересно…

— А-а!.. — закивала она и с каким-то новым интересом-пониманием взглянула на полки с собранием произведений зарубежных авторов.

Он только хмыкнул и окончательно-безнадежно повесил голову: ну что, интересно, хотела она сказать этим «а-а!»? Что он — это не он, а все — его родители? Спаси-ибо…

Но, как позднее прояснилось, у нее имелись свои, нисколько не касающиеся его самолюбия и комплексов, особые мотивы удивления, очень понятные, кстати. Однако он, видать, настолько испереживался за себя, что потерял и последнее чувство юмора.

— Ну так… — Поднялся, не глядя на нее, вздыхая и как бы разминаясь. — Чем бы мне еще вас поразвлечь?..

— Вам, наверно, уже неинтересно, — заметила она. — Может, не нужно?..

— Не знаю… — пожал плечами, по-жлобски скроил безразличную мину.

— Ну-ну… — с грустной улыбкой разочарования, — тогда мне, пожалуй, пора… — И стала гасить сигарету в пепельнице.

И он не возразил, наоборот, злорадно-равнодушно отвернулся, прогуливаясь и попыхивая своей сигаретой.

И только когда она вдруг тоже поднялась и двинулась к прихожей, до него дошло наконец, что она действительно уходит.

Проклиная себя, задыхаясь от возмущения и обиды на такое внезапное ее решение (хотя ведь ясно же сказала «пора», а он пропустил мимо уха!), он в два прыжка опередил ее и встал на пути.

Она вынужденно задержалась перед ним, взглянула на него снизу вверх, недоумевая, но тут же непримиримо-отчужденно опустила взгляд и голову.

— Н-не надо… — проговорил он не своим, сдавленным голосом, дыша тяжело и часто, со спазмом в горле от волнения, и вдруг увидел, что она, взглянув еще раз на него, тоже чуть не плачет от обиды, даже глаза ее подернулись влагой. — Пожалуйста… — почти шепотом добавил он в отчаянной надежде на это детское волшебное слово и в ужасе от того, что может сейчас произойти по его вине, если она не сумеет или не захочет понять его.

— Хорошо… — не сразу, пересилив себя, сказала она, внимательно, с печальным укором глядя ему в глаза. — Еще немного.

— Да-да, немного, — поспешно заверил он. — И я же потом провожу.

Она молча кивнула и медленно возвратилась в гостиную, подошла к роялю, взяла из свалки журнал «Новый мир», машинально пролистнула, а его вдруг вместо радости и облегчения — или вместе с радостью и облегчением — охватила лихорадочная дрожь: что же теперь будет?!

Это, конечно, смешно, что они, еще и не зная друг друга толком, нашли какой-то повод для взаимных обид, как будто сто лет уже прожили вместе и обязаны были понимать друг друга без слов. Но сейчас она, сама того не сознавая, и вправду преподала ему серьезный урок настоящего взаимопонимания, словно тоже уже догадывалась об их общем кем-то предначертанном будущем, которое возможно только в мире и неустанном прощении нечаянных ошибок.

Неужели они, не сговариваясь, уже тогда как бы начали это будущее?..

Он сел к роялю, ища успокоения в привычном, взял несколько аккордов.

Но созвучия как-то странно перемешались в сознании, и он никак не мог восстановить нужный строй, словно забыл порядок и назначение этого великого множества белых и черных клавишных полосок.

А тут и она взглянула поверх журнала прямо ему в глаза, и он вовсе будто окосел: тронул дрожащими пальцами какой-то аккорд наугад, промахнулся и, бессильно уронив руки на колени, ужасно робея, как маленький, провинившийся, хотя по-прежнему чувствуя и за собой некое право на обиду, прощенную, но не забытую, насуплено взглянул исподлобья и, встретив ее тоже робкий и удивленный взгляд, попытался улыбнуться и не мог.