Арcений Тарковский - Стихи разных лет

• Название: Стихи разных лет
• Автор: Арcений Тарковский
• Жанр: Поэзия

---

Но всегда не хватает детей!

Обманула его королева И не выдала сына ему, И тогда Румпельштильцхен от гнева Прыгнул,

за ногу взялся, Дернул

и разорвался В отношении: два к одному.

И над карликом дети смеются, И не жалко его никому, Так смеются, что плечи трясутся, Над его сумасшедшей тоской И над тем, что на две половинки Каждой по рукаву и штанинке Сам свое подземельное тельце Разорвал он своею рукой.

Непрактичный и злобный какой!

СЕРЕБРЯНЫЕ РУКИ

Девочка Серебряные Руки Заблудилась под вечер в лесу. В ста шагах разбойники от скуки Свистом держат птицу на весу.

Кони спотыкаются лихие, Как бутылки, хлопает стрельба, Птичьи гнезда и сучки сухие Обирает поверху судьба.

- Ой, березы вы мои, березы, Вы мои пречистые ручьи, Расступитесь и омойте слезы, Расплетите косыньки мои,

Приоденьте корнем и корою, Положите на свою кровать, Помешайте злобе и разбою Руки мои белые отнять!

ДВЕ ЯПОНСКИЕ СКАЗКИ

1. Бедный рыбак

Я рыбак, а сети В море унесло. Мне теперь на свете Пусто и светло.

И моя отрада В том, что от людей Ничего не надо Нищете моей.

Мимо всей Вселенной Я пойду, смиренный, Тихий и босой, За благословенной Утренней звездой.

2. Флейта

Мне послышался чей-то Затихающий зов, Бесприютная флейта Из-за гор и лесов.

Наклоняется ива Над студеным ручьем, И ручей торопливо Говорит ни о чем,

Осторожный и звонкий, Будто веретено, То всплывает в воронке, То уходит на дно.

ДВЕ ЛУННЫЕ СКАЗКИ

1. Луна в последней четверти

В последней четверти луна Не понапрасну мне видна. И желтовата и красна В последней четверти луна, И беспокойна и смутна: Земле принадлежит она.

Смотрю в окно и узнаю В луне земную жизнь мою, И в смутном свете узнаю Слова, что на земле пою, И как на черепке стою На срезанном ее краю.

А что мне видно из окна? За крыши прячется луна, И потому как дым смутна, Что на ущерб идет она, И потому, что так темна, Влюбленным нравится луна.

2. Луна и коты

Прорвав насквозь лимонно-серый Опасный конус высоты, На лунных крышах, как химеры, Вопят гундосые коты.

Из желобов ночное эхо Выталкивает на асфальт Их мефистофельского смеха Коленчатый и хриплый альт.

И в это дикое искусство Влагает житель городской Свои предсувствия и чувства С оттенком зависти мужской.

Он верит, что в природе ночи И тьмы лоскут, и сна глоток, Что ночь - его чернорабочий.

А сам глядит на лунный рог, Где сходятся, как в средоточье, Котов египетские очи, И пьет бессонницы белок.

ТЕЛЕЦ, ОРИОН, БОЛЬШОЙ ПЕС

Могучая архитектура ночи! Рабочий ангел купол повернул, Вращающийся на древесных кронах, И обозначились между стволами Проемы черные, как в старой церкви, Забытой богом и людьми.

Но там Взошли мои алмазные Плеяды.

Семь струн привязывает к ним Сапфо И говорит:

"Взошли мои Плеяды,

А я одна в постели, я одна,

Одна в постели!"

Ниже и левей В горячем персиковом блеске встали, Как жертва у престола, золотые Рога Тельца,

и глаз его, горящий Среди Гиад,

как Ветхого завета Еще одна скрижаль.

Проходит время, Но - что мне время?

Я терпелив,

я подождать могу, Пока взойдет за жертвенным Тельцом Немыслимое чудо Ориона, Как бабочка безумная, с купелью В своих скрипучих проволочных лапках, Где были крещены Земля и Солнце.

Я подожду,

пока в лучах стеклянных Сам Сириус

с египетской, загробной,

собачьей головой Взойдет.

Мне раз еще увидеть суждено Сверкающее это полотенце, Божественную перемычку счастья, И что бы люди там ни говорили Я доживу, переберу позвездно, Пересчитаю их по каталогу, Пересчитаю их по книге ночи.

ЗВЕЗДНЫЙ КАТАЛОГ

До сих пор мне было невдомек Для чего мне звездный каталог? В каталоге десять миллионов Номеров небесных телефонов, Десять миллионов номеров Телефонов марев и миров, Полный свод свеченья и мерцанья, Список абонентов мирозданья. Я-то знаю, как зовут звезду, Я и телефон ее найду, Пережду я очередь земную, Поверну я азбуку стальную:

- А-13-40-25. Я не знаю, где тебя искать.

Запоет мембрана телефона: - Отвечает альфа Ориона. Я в дороге, я теперь звезда, Я тебя забыла навсегда. Я звезда - денницына сестрица, Я тебе не захочу присниться, До тебя мне дела больше нет. Позвони мне через триста лет.

КУЗНЕЧИКИ

1

Тикают ходики, ветер горячий В полдень снует челноком по Москве, Люди бегут к поездам, а на даче Пляшут кузнечики в желтой траве.

Кто не видал, как сухую солому Пилит кузнечик стальным терпугом? С каждой минутой по новому дому Спичечный город растет за бугром.

Если бы мог я прийти на субботник, С ними бы стал городить городок, Я бы им строил, бетонщик и плотник, Каменщик, я бы им камень толок.

Я бы точил топоры - я точильщик, Я бы ковать им помог - я кузнец, Кровельщик я, и стекольщик, и пильщик. Я бы им песню пропел, наконец.

2

Кузнечик на лугу стрекочет В своей защитной плащ-палатке, Не кует, не то пророчит, Не то свой луг разрезать хочет На трехвершковые площадки, Не то он лугового бога На языке зеленом просит: - Дай мне пожить еще немного, Пока травы коса не косит!

ЧЕТВЕРТАЯ ПАЛАТА

Девочке в сером халате, Аньке из детского дома, В женской четвертой палате Каждая малость знакома

Кружка и запах лекарства, Няньки дежурной указки И тридевятое царство Пятна и трещины в краске.

Будто синица из клетки, Глянет из-под одеяла: Не просыпались соседки, Утро еще не настало?

Востренький нос, восковые Пальцы, льняная косица. Мимо проходят живые. - Что тебе, Анька?

- Не спится.

Ангел больничный за шторой Светит одеждой туманной. - Я за больной.

- За которой? - Я за детдомовской Анной.

БЕССОННИЦА

Мебель трескается по ночам. Где-то каплет из водопровода. От вседневного груза плечам В эту пору дается свобода, В эту пору даются вещам Бессловесные души людские, И слепые,

немые,

глухие Разбредаются по этажам. В эту пору часы городские Шлют секунды

туда

и сюда, И плетутся хромые,

кривые, Подымаются в лифте живые, Неживые

и полуживые, Ждут в потемках, где каплет вода, Вынимают из сумок стаканы И приплясывают, как цыганы, За дверями стоят, как беда, Сверла медленно вводят в затворы И сейчас оборвут провода. Но скорее - они кредиторы И пришли навсегда, навсегда, И счета принесли.

Невозможно Воду в ступе, не спавши, толочь, Невозможно заснуть, - так тревожна Для покоя нам данная ночь.

ТЕЛЕФОНЫ

Номера - имена телефонов Постигаются сразу, когда Каждой вести пугаешься, тронув Змеевидные их провода.

Десять букв алфавита без смысла, Десять цифр из реестра судьбы Сочетаются в странные числа И года громоздят на гробы.

Их щемящему ритму покорный, Начинаешь цвета различать, Может статься, зеленый и черный В-1-27-45.

И по номеру можно дознаться, Кто стоит на другой стороне, Если взять телефонные святцы И разгадку найти, как во сне,

И особенно позднею ночью, В час, когда по ошибке звонят, Можно челюсть увидеть воочию, Подбирая число наугад.

ИМЕНА

А ну-ка, Македонца или Пушкина Попробуйте назвать не Александром, А как-нибудь иначе!

Не пытайтесь.

Еще Петру Великому придумайте Другое имя!

Ничего не выйдет.

Встречался вам когда-нибудь юродивый, Которого не называли Гришей? Нет, не встречался, если не соврать.

И можно кожу заживо сорвать, Но имя к нам так крепко припечатано, Что силы нет переименовать, Хоть каждое затерто и захватано. У нас не зря про имя говорят: оно Ни дать ни взять родимое пятно.

Недавно изобретена машинка: Приставят к человеку, и - глядишь Ушная мочка, малая морщинка, Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка,

Пищит, как бы комарик или мышь: - Иван!

- Семен!

- Василий!

Худо, братцы, Чужая кожа пристает к носам.

Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам.

ЛАЗУРНЫЙ ЛУЧ

Тогда я запер на замок двери своего

дома и ушел вместе с другими.

Г.Уэллс

Сам не знаю, что со мною: И последыш и пророк, Что ни сбудется с землею, Вижу вдоль и поперек.

Кто у мачехи-Европы Молока не воровал? Мотоциклы, как циклопы, Заглотали перевал,

Щелестящие машины Держат путь на океан, И горячий дух резины Дышит в пеших горожан.

Слесаря, портные, прачки По шоссе, как муравьи, Катят каторжные тачки, Волокут узлы свои.

Потеряла мать ребенка, Воздух ловит рыбьим ртом, А из рук торчит пеленка И бутылка с молоком.

Паралитик на коляске Боком валится в кювет, Бельма вылезли из маски, Никому и дела нет.

Спотыкается священник И бормочет:

- Умер бог, Голубки бумажных денег Вылетают из-под ног.

К пристани нельзя пробиться, И Европа пред собой Смотрит, как самоубийца, Не мигая, на прибой.

В океане по колена, Белый и большой, как бык, У причала роет пену, Накренясь, "трансатлантик".

А еще одно мгновенье И от Страшного суда, Как надежда на спасенье, Он отвалит навсегда.

По сто раз на дню, как брата, Распинали вы меня, Нет вам к прошлому возврата, Вам подземка не броня.