Иван Падерин - Ожоги сердца

• Название: Ожоги сердца
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00213-8

Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).

---

— Помнишь, на испытательном треке загорелся серийный автомобиль новой модели, вспыхнул, как ты говорил, от замыкания электропроводов? Комплекты этих проводов готовит Каменец-Подольский кабельный завод, колодки для крепления пучка электропроводки поставляет туда орехово-зуевский завод «Карболит», поставляет с большим процентом брака и катастрофически мало. Я побывала там и тут. Там и тут срыв плана латают авралами, а известно: где спешат, там и грешат. Вот и получается, как сказал генеральный директор, «качество находится в прямой зависимости от организации производства». Участники рейда уличили бракоделов у станков, на сборочных линиях, состоялся разговор по большому счету — о совести, о чем ты сам и твои друзья не перестают думать ни днем, ни ночью…

— Ты, кажется, приготовилась читать свою статью в газете о пробеге? — насмешливо оборвал Ирину Василий.

Девушку не обидел его тон.

— Вчера весь вечер, — сказала она, — ругали меня отец и Федор Федорович. Ругали за тебя. «Своим выступлением в газете превратила парня в мишень для ржавых пик». Это отец любит говорить так заковыристо. Я верю ему: он не зря напомнил о ржавых пиках…

— Нашла кого пугать, — произнес Василий тоном безразличия.

— Ярцев, не узнаю тебя. — Голос Ирины дрогнул. — Ты понимаешь, к чему я тебя готовлю?

— Почти, — Василий привлек ее к своему плечу. Они не спеша зашагали к автобусной остановке, затем к дому, в котором жила Ирина.

— Допускать брак умеют везде, — вернулась она к прерванному разговору, — значит, протест против такого явления нельзя считать частным выпадом отдельных людей.

Это был уже прямой намек: «Не бойся возможных осложнений на завтрашнем разбирательстве твоего персонального дела, за тобой правда».

— Ты умница, но не к такому разговору я готовился сегодня, — признался Василий.

— Я догадалась сразу, но давай отложим его на потом.

Проводив Ирину до подъезда, Василий спросил, когда она закончит дипломную работу.

— Об этом и я хотела поговорить с тобой. Во всяком случае, ко дню свадьбы успею, — сказала она.

— Какой свадьбы? — с тревогой спросил Василий.

— Я бы на твоем месте не спрашивала. Бесстыдник! — и убежала домой…

Оставшись один, Василий готов был ругать себя на чем свет стоит: хотел казаться невозмутимым, а получилось — падай ниц и рви на себе волосы.

Прошла долгая для Василия ночь, прошел вялый рабочий день.

Семь часов обкатывал свою норму — двенадцать автомобилей и ни в одном не уловил посторонних стуков, писков, скрипов. Может, в самом деле завод выдал сегодня качественную серию, или Василий слишком часто отвлекался, вспоминая вчерашний разговор с Ириной. То и дело повторялись ее слова: «ржавые пики», «бесстыдник». В кармане похрустывал вызов на заседание парткома стройуправления — «персональное дело В. В. Ярцева».

После полудня Василий прилег, попытался вздремнуть. Не получилось. Вновь и вновь вспоминался разговор с Ириной. Как опрометчиво спросил ее: «Какая свадьба?» Обидел, горько обидел девушку. Или она схитрила, разыграла обиженную недотрогу, а сейчас смеется над тобой, Василий Ярцев?..

Он решил прогуляться по парку: перед серьезным разговором о партийности надо перевести дыхание на спокойный ритм, уравновеситься. Невдалеке от тропки, по которой шел в сторону парткома, меж сосен промелькнула девушка в сиреневом платье. Неужели? Да, она!

И в первый раз он увидел Ирину в платье. Даже тогда, на новоселье у Виктора и Полины, она была в брюках. Наконец-то расставшись с курткой и брюками, она осмелилась показать себя Василию такой, какой ей положено быть без игры в парня. Сиреневое в клеточку платье, перехваченное в талии ремешком, подчеркивало плавность линий ее стана. Походка легкая, шаги пружинистые, как перед разбегом к прыжку. И разбежится — не удержишь.

Ирина шла к общежитию. Василий остановился на развилке двух тропок, одна из которых вела к летней эстраде, на танцевальную площадку. Остановилась и она. Прохладный осенний ветерок с моря шаловливо поиграл подолом ее платья, обнажая стройные ноги. Василий готов был броситься к ней и загородить ее собой от ветра. Она жестом руки, как жезлом регулировщика, предупредила: «Стоп, не трогайся» — и, приседая, принялась стыдливо прикрывать ладонями сжатые колени.

Как украшала ее эта стыдливость! Кажется, не было и нет на свете более привлекательной девушки. А тут еще солнце, укладываясь в пышную перину облаков на западном небосклоне, обласкало Ирину лучистым взглядом, как показалось Василию, с манящим прищуром так, что хоть грози ему кулаком, дабы избавить девушку от смущения и от прилипчивых взглядов со стороны.

Закат багровый — быть ветру или буре. Похоже, о чем-то она хотела предупредить Василия, но он уже зашагал по своей тропке. Повернулась и она. Ее тропка вилась между соснами, то приближаясь, то удаляясь от Василия. Не сговариваясь, они решили: сейчас не время говорить о том, о чем еще не успели договориться. Пройдет ночь, день, наступит вечер. Будет еще время для откровенных признаний.

Но не знал Василий, не могла подумать и Ирина, что ни завтра, ни послезавтра они не встретятся. Все обернулось против них довольно круто и неожиданно.

Едва Василий Ярцев успел перешагнуть порог кабинета, где шло заседание парткома, как у него сразу пересохло в горле: разбор персональных дел вел не секретарь парткома, а его заместитель Шатунов. Тут же встретился взглядом с Ремом Акимовичем, затем с Жемчуговым. Последний почему-то улыбнулся, скривив губы.

Рядом с Жемчуговым сидел инструктор по партийному учету. Тот самый, к которому Ярцев явился в первый же день после возвращения из Турина с просьбой выписать партбилет и снять с учета в связи с переходом на автозавод.

— Подожди, — ответил тогда инструктор, — твой вопрос снова будет рассматриваться на заседании парткома.

— Почему?

— Читай газеты. Летунов с партийными билетами пора выводить на чистую воду. Благо тебе еще не выписали партбилет…

— Но я считаю себя членом партии.

— Считай до ближайшего заседания.

Ближайшего заседания пришлось ждать долго. Было собрано полтора десятка объяснений, отзывов и заключений о моральном облике молодого коммуниста, о его суждениях и поступках, так сказать, в объективном плане. Эти «объективки» докладывал инструктор. Когда он кончил, Шатунов дал свою оценку каждому факту. Так записка проводника вагона была воспринята как сигнал о начале падения Ярцева; выступление в печати об аварии в Переволоках — прямая попытка оправдать аварийщика; упомянутые в записке Угодина принципиальные споры Ярцева с сотрудниками Пензенской нефтебазы получили иную окраску:

— Перед нами скандалист, бузотер… И чужие лодки с цепей срывает — девчонок катать…

Каждый лист дела не остался без внимания. Даже случай с потерей денег был оценен как «шантаж друзей», а выезд Володи Волкорезова к больному отцу вызвал особый интерес.

— Значит, твои друзья, Ярцев, отрабатывали поочередно за Волкорезова?

— Отрабатывали.

— Но ведь это же коллективное укрывательство прогульщика!

— Он вылетел в Москву в воскресенье. Некому было оформлять административный отпуск. Ждать понедельника не мог: отец в больнице, инфаркт…

— Сердобольная демагогия… Нам-то известно, что отец остался жив…

— Неужели это огорчает вас? — дерзнул спросить Ярцев. Он задал вопрос так, что трудно было уловить, о чем идет речь: о том, что академик остался жив, или о том, что ребята отработали за Володю Волкорезова.

— Огорчает! — бросил разгневанный Шатунов.

— Тогда я не знаю, почему вам доверили вести сегодняшнее заседание.

И тут началось…

Даже Рем Акимович заколебался и согласился с тем, что Василий Ярцев демагог, бузотер. Долго и обстоятельно «анализировал» характер поведения Ярцева приглашенный на это заседание член парткома завода Жемчугов. Он был осведомлен о том, что Ярцев сколотил компанию «нигилистов» и внушает им нездоровый дух, которым напитался в Турине; устраивает демонстрации недоверия к службе контроля за качеством. И во всех делах Ярцеву помогает комендант общежития, некто Ковалев…

— Как это «некто»?! — вскипел Ярцев, готовый высказать все, что он думает об Олеге Михайловиче, но ему не дали договорить.

Кто из членов парткома голосовал за исключение, кто против, Василий Ярцев не знал: его попросили выйти, затем через несколько минут позвали обратно и зачитали решение: «Считать выбывшим из партии…»

— Исключили? — спросил Ярцев, теряя равновесие.

— Понял правильно, — ответил Шатунов.

Провожал Ярцева из кабинета парткома до лестницы, а затем до остановки автобуса Рем Акимович Угодин. Жалуясь на перебои в сердце и прихрамывая на правую ногу, обмороженную на фронте, он произносил какие-то длинные фразы. Ярцев никак не мог уловить, упрекает его или наставляет на путь истинный этот Рем Акимович. В уши западали лишь скрипучие слова: «Езжай отсюда, езжай… Зло в себе не держи… Хилый дух в тебе гнездится… Держись, держись…»