Олег Тарутин - Потомок Мансуровых

• Название: Потомок Мансуровых
• Автор: Олег Тарутин
• Жанр: Научная Фантастика

---

А публика на остановке даже ртов не пооткрывала. А сделали люди вот что: встали в круг, обхватив друг дружку за плечи, наклонились, словно команда регбистов перед атакой, крикнули что-то разом громко и неразборчиво и разбежались в разные стороны.

Глянув в сторону крика, Люська улыбнулась и потянула меня в переулок, короткий, ведущий к ее спортобществу.

- Волхова, - сказал я, повернув ее лицом к себе, - Волхова...

Она медленно обняла меня и с закрытыми глазами поцеловала мои глаза один н второй.

- Нет, Кирка, нет, - шептала она потом, пытаясь вырваться из моих рук. - Ну что с тобой, что ты делаешь, Кирка, милый? Не надо, не надо... не надо! Теперь, тут, вдруг... - Она шептала это с тоской, с отчаянием, с покорностью, вырываясь и стремясь ко мне. - Кирка мой, Киранька...

- Ладно, малыш, успокойся, - сказал я, отпуская ее. Она перевела дыхание, улыбаясь благодарно и виновато, быстро поцеловала меня и потащила за собой.

.. .В фойе спортклуба было пустынно и гулко, и неясный глухой говор изредка накатывал волнами откуда-то сверху, куда вела широкая лестница.

Женщина-вахтер, пожилая, полная и степенная, сидела в своей стеклянной клетке и, неторопливо чередуя руки, подносила ко рту то бутерброд, то стакан в подстаканнике. Глаза ее при этом были опущены вниз, на стол, где лежал журнал развернутый на чем-то ярком.

- Здравствуйте, Раиса Васильевна!крикнула ей Люська и помахала рукой.

Вахтерша рассеянно глянула на нее, и обе руки ее замерли, а рот приоткрылся.

- Ты, девонька, не сестра ли Люды Волхо вой? - спросила она.

- Да что вы, тетя Рая? - изумилась Люська. - Вы что ж - не узнали меня? Ай-ай, тетечка Раечка! - пропела она укоризненно.

- Так ты ж, Людмила, давеча еще наверх прошла. "Работницу" вот мне оставила, - подняла журнал вахтерша.

Волхова недоуменно глянула на меня.

- Да никак это не ты? - все сильнее сомневалась тетя Рая. - И моложе, и с косой... Или-парик это?-обрадовалась она возможному объяснению.

- Далась вам всем моя коса, - с досадой сказала Волхова. - Да я это, я!

- Этого-то я знаю, - кивнула вахтерша в мою сторону, - был как-то с Людмилой. . . С тобой то есть, что ли? Ox! - Вахтерша опять натолкнулась на непонятное. - Да я еще сегодня спрашивала. . . Тебя, что ли? - испуг был во взгляде тети Раи. - Спрашивала, что ж, мол, этого твоего сегодня нет. А ты мне еще ответила: все, мол, тетя Рая, не придет он больше сюда. Говорила, а?

- Говорила, говорила, тетя Рая, - торопливо закивала Люська.

- Ну вот, - облегченно сказала та, - я ж помню, не склеротик какой, слава тебе господи! С Албазовой вы и шли, финал же у вас.

- С Динкой?

- Ну да, с ней.

- Скажите, пожалуйста, - Волхова иронически скривила губы, - и эта в финал пробилась, надо же... Пошли, Кирка!

Торопясь и заметно нервничая, она стала подниматься по лестнице. Она вся жила предстоящим боем, и во взгляде, с которым оборачивалась она ко мне, поднимающемуся следом, было что-то отрешенное, меня не касающееся. Мы поднимались, и гул становился все сильнее - ни с чем не сравнимый гул людей, ожидающих спортивного зрелища.

И вдруг все звуки умерли. И в этой мгновенно обрушившейся тишине Волхова вскрикнула и, отпрянув, прижалась ко мне.

На площадке второго этажа, там, где белела закрытая дверь в раздевалку, стояла и смотрела на нас женщина в голубом спортивном костюме и со спортивной сумкой, из которой торчали рукоятки рапир. Вернее, смотрела она не на нас - по мне она лишь мельком скользнула взглядом - она смотрела на Люську. Потому что женщина эта тоже была Люськой. Той Люськой, с которой я расстался в прошлую пятницу.

На секунду она закрыла лицо руками, втиснув пальцы в волосы, потом отняла руки от лица и вплотную подступила к Люське. Они смотрели друг на друга. Это было странно, невероятно странно и неестественно... Словно каждая из них, подойдя к зеркалу и отразившись там, изменила в отражении и облик свой, и одежду. И в то же время каждая из них, конечно, знала с уверенностью, что в зеркале - она. И движения их, и жесты стали вдруг одинаковыми. У обеих беспомощно дрогнули губы.

- Ты? - и рука коснулась руки. - Бедная моя...

".. .Бедная моя, - молча говорила Люська Люське, - бедная моя, маленькая моя, глупая, счастливая, с косой... Ничего же не сбудется, ничего. И любовь твоя станет мукой твоей. Ничего не сбудется, малыш... Посмотри на меня - счастлива ли я?"

".. .Бедная, - молча говорила Волхова Волхове, - бедная моя Люсенька. Неужели же ты несчастна, такая красивая, взрослая? Неужели ты его разлюбила? Смотри на меня - видишь, я вся переполнена любовью. Я просто умру, если у меня отнимут ее. Но кто же сможет это сделать и зачем? .."

Так говорили они, молча глядя друг на друга. И вдруг зеркало разбилось.

- А ты помолодел, Кирилл, - сказала Люська, все еще глядя на Волхову. - Ты сейчас такой, как в тот первый год, когда я в тебя влюбилась. Помнишь? Ты помолодел, а я все та же. Ты любишь меня сейчас. Кирка?-она улыбнулась глазами Волхове.

- Он любит меня, - сказала Волхова и перебросила косу.

- Ответь, Кирка,- повторила Людмила, - говори!

- Люблю и буду любить, пока живу, - ответил я.

Они улыбнулись: Волхова радостно и Люська невесело.

- Я - это только я, слышишь? - сказала мне Волхова.

- Дурочка, - ласково сказала ей Люська, - ты - это я. И мое прошлое твое будущее. А вот он действительно - только он, и он знает свое будущее. Он всегда его знал и всегда делал непоправимое, правда, Кирилл?

- Будущее... - повторила Волхова. - Что ты там со мной сделала? Ничего я не хочу здесь, слышишь? И никому я его не отдам,она взяла меня за руку, и никогда не сделаю того, что сделала ты. Понятно тебе?

- У меня скоро бой, скоро бой, - дважды с тоской повторила Люська. - С Албазовой...

- Это у меня скоро бой с Албазовой, - сказала Волхова, вскинув голову.

- А что, если бы мы сошлись с тобой на дорожке, - спросила ее Люська, - сейчас?

- Давай! - немедленно согласилась Волхова.

- Глупая, - мучительно улыбнулась Людмила, - даже в этом ты не хочешь мне уступить.

- Не хочу. Я не верю тебе. Я не верю в такую судьбу. Я не знаю тебя! Что нас с тобой связывает? Что?!

- Что нас с тобой связывает? - повторила ее вопрос Людмила. Не отрывая взгляда от Волховы, она медленно раскрыла карманчик сумки. Не посмотрев, безошибочно вынула тот самый фотоснимок. Я хорошо знал его, потому что печатал снимки с Люськой, и такой же стоял у меня на книжной полке. Это была фотография Дарьи. В каком-то саду, она сидела на полотенце в платочке и трусиках - курносая, лукавая, держа в руках огромную кружку.

- Вот.

- Моя дочь? - побледнев, спросила Люську Волхова.

- Моя Дашка, - кивнула Людмила.

Замолчав, они застыли друг против друга, вновь отразившись на миг в том невероятном зеркале, а потом шагнули навстречу друг другу за разделявшую их грань. И тогда их не стало.

Я открыл глаза. Все-таки это был сон, только сон! Лишь во сне смог бы я заплакать. Смог, и это было как награда, как дар, которого я ждал все последние дни, весь сегодняшний день. Заплакать бы... И - не мог. Заплакать бы, как в младенчестве, когда изливалось со слезами, уплывало, уносилось любое мое горе, любая обида. Какая грубая подмена в душе: каменеть, а не плакать, мертветь, а не жить.

Глаза мои были мокры - и значит, это был только сон.

Теперь же наступила явь. И сразу вспомнилось нынешнее и заныло под ним вчерашнее, точно под панцирем гипса недавний перелом.

Негромко потрескивали дождинки на карнизе, словно слабые помехи в радиоприемнике.

Тянуло сыростью.

Я поднялся и вышел на кухню.

- Встали? Сами? Ну, как ваше самочувствие? - спросила Ирина Кондратьевна.

- Нормально.

- Ну и отлично! А вам опять... - начала она. Я понял, о чем она хочет сказать. Я шагнул к телефону. "Сейчас зазвонит", - уверенно подумал я. Телефон зазвонил. Я снял трубку.

- Да!

Молчала трубка. Ни дыхания, ни хихиканья.

Кончились шуточки...

- Ждите же, - сказал я, - выхожу! - и опустил трубку на рычаг.

Вот так. Вернувшись в комнату, я снял смятые брюки и надел новые от костюма, который заставила меня купить Людмила. Из старых брюк я выгреб горсть мелочи, подкинул на ладони. Вот двугривенный, вот и пятак.

А вот на полу-бумажка с моими каракулями, с пересказом первого сна. Да-да, все точно. Так я и запомнил.

Я скомкал бумажку. Присел на диван. Подумав, я взял подвернувшийся лист бумаги и написал так: "Ирина Кондратьевна, дорогая! Извините меня за обман и будьте счастливы!" Потом я пошел на кухню.

- Ирина Кондратьевна, - сказал я, - совсем, балда, забыл: тут утром вам звонила Татьяна Петровна, очень просила зайти. Что-то у нее с печенью. Она просила, если можете, часиков в девять.

- С печенью! - всполошилась Ирина. - Опять! Вот несчастье-то!

Татьяна Петровна была старинной и самой близкой ее подругой. И конечно же, помчится к ней моя Ирина Кондратьевна в далекий новостроечный район города, и телефона у подруги нет.

- Да как она до автомата-то добрела, бедная! А я,значит, опоздала?