Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг.

• Название: Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг.
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: АгентPDF8f070fbc-092c-11e0-8c7e-ec5afce481d9
• Жанр: Русская классическая проза

---

Послѣ обѣда, если не было гостей, Иванъ Ильичъ читалъ «Голосъ» уже внимательно, иногда, очень рѣдко, книгу, про которую много говорятъ. И вечеромъ садился за дѣла, т. е. читалъ бумаги, справлялся съ законами, сличая показанія и подводилъ подъ законы. Ему это было не скучно, не весело. Скучно было, когда можно было играть въ винтъ, но если не было винта, то это было всетаки лучше, чѣмъ сидѣть одному или съ женой.

Удовольствія же Ивана Ильича были обѣды маленькіе, на которые онъ звалъ важныхъ по свѣтскому положенію дамъ и мущинъ, и такое времяпрепровожденіе съ ними, которое было бы похоже на обыкновенное препровожденіе времени такихъ людей, также какъ гостиная его была похожа на всѣ гостиные. Одинъ разъ у нихъ былъ даже вечеръ. Танцовали. И Ивану Ильичу было весело. И все было хорошо, только вышла ссора съ женой изъ-за тортовъ и конфетъ: у Прасковьи Ѳедоровны былъ свой планъ, а Иванъ Ильичъ настоялъ на томъ, чтобы взять все у Альбера, и взяли много тортовъ. И ссора была за то, что торты остались, а счетъ Альбера былъ въ 45 рублей. Ссора была большая и непріятная, такъ что Прасковья Ѳедоровна сказала ему: «дуракъ кислый». А онъ схватилъ себя за голову и въ сердцахъ что-то упомянулъ о разводѣ. Но самъ вечеръ былъ веселый. Было лучшее Московское общество и Иванъ Ильичъ танцовалъ съ княгиней Турфоновой, сестрой той, которая извѣстна учрежденіемъ находящагося подъ покровительствомъ императрицы общества «унеси ты мое горе». Радости служебныя были радости самолюбія, радости общественныя были радости тщеславія. Но настоящія радости Ивана Ильича были радости игры въ винтъ.163 Онъ признавался, что послѣ всего, послѣ какихъ бы то ни было событій радостныхъ въ его жизни, радость, которая, какъ свѣча, горѣла передъ всѣми другими, это сѣсть съ хорошими игроками и не крикунами партнерами въ винтъ и непремѣнно вчетверомъ (впятеромъ ужъ очень больно выходить, хоть и притворяешься, что я очень164 люблю) и165 вести умную серьезную игру (когда карты идутъ) съ толковымъ понимающимъ партнеромъ.

Поужинать, выпить стаканъ вина. А спать послѣ винта, особенно когда въ маленькомъ выигрышѣ (большой – непріятно), Иванъ Ильичъ ложился въ особенно хорошемъ расположеніи духа.

Такъ они жили.166 Кругъ общества составился у нихъ самый лучшій. Во взглядѣ на кругъ своихъ знакомыхъ мужъ, жена и дочь были совершенно согласны. И не сговариваясь одинаково оттирали отъ себя и освобождались отъ всякихъ разныхъ пріятелей и родственниковъ замарашекъ, которые разлетались съ нѣжностями167 въ Москву въ гостиную съ майоликовыми блюдами по стѣнамъ. Скоро эти168 друзья замарашки перестали разлетаться и дѣлать диспаратъ, и у Головиных осталось общество одно самое лучшее. Ѣздили и важные люди и молодые люди. Молодые люди ухаживали за Таничкой, и Петрищевъ, сынъ Дм. Ив. Петрищева и единственный наслѣдникъ его состоянія, судебный слѣдователь сталъ ухаживать за Таничкой. Такъ что Иванъ Ильичъ уже поговаривалъ объ этомъ съ Прасковьей Ѳедоровной. Такъ они жили. И все шло такъ не измѣняясь. Всѣ были счастливы и здоровы. Нельзя было назвать нездоровьемъ то, что Иванъ Ильичъ говорилъ иногда, что у него странный вкусъ во рту и что то неловко въ лѣвой сторонѣ живота.

№ 2.

Нельзя и нельзя и нельзя такъ жить какъ я жилъ какъ я еще живу и какъ мы всѣ живемъ.

Я понялъ это вслѣдствіи смерти моего знакомаго Ивана Ильича и записокъ которыя онъ оставилъ.

Опишу то какъ я узналъ о его смерти и какъ я до его смерти и прочтенія его записокъ смотрѣлъ на жизнь.

К главе 1.

И. П. засталъ еще партію и успѣлъ сыграть два робера. Въ одномъ изъ нихъ онъ назначалъ малый шлемъ безъ онеровъ я выигралъ, и это очень волновало его. Въ 3-мъ ужъ часу онъ легъ въ постель. Жена уже спала. И. П. раздѣлся, легъ и, какъ всегда на ночь, сталъ читать французскій романъ. Онъ остановился на томъ, какъ героиня поступила на сцену въ кафе-шантанъ и имѣла успѣхъ, и мужъ вновь влюбился въ нее, не узнавая ее; но узналъ только по аріи, которую она спѣла. И вдругъ въ связи съ аріей Ив. Петровичу вспомнилась арія изъ Риголето, давнишняя арія donna е mobile, которую онъ очень любилъ въ бытность свою въ Правовѣденіи, и онъ, какъ сейчасъ, услыхалъ эту арію, такъ какъ онъ слышалъ ее въ первый разъ послѣ оперы. Это было въ дортуарѣ 3-го класса. Всѣ спятъ, рядъ постелей, храпъ, дыханье сонное, тишина. Надзиратель вышелъ.169 Въ дортуарѣ свѣтло вверху и темно внизу. И вотъ, недалеко, черезъ двѣ кровати, вдругъ странные, слабые, чистые и прелестные звуки на какомъ-то неслыханномъ инструментѣ – звуки донна е мобиле. И. П. привсталъ, поглядѣлъ, на третьей кровати сидитъ поднявшись маркиза: такъ прозывали И. И. въ Правовѣденіи, и это онъ на чемъ то играетъ. Это онъ, щелкая по зубамъ, играетъ арію чисто, нѣжно, съ такими вѣрными интонаціями.170 Иванъ Петр. всталъ молча и подошелъ. Головинъ171 И. И. сидитъ въ ночной рубашкѣ; шея тонкая, нѣжная, волоса мягкіе, спутанно вьются,172 и косичка на затылкѣ, вьющаяся сзади, та косичка, которая служитъ примѣтой того, что слѣдующій членъ семьи будетъ сестра. И точно была сестра. Та самая несносная безтолковѣйшая барыня желтая и злая, которая была нынче на панихидѣ. И. П. помнилъ эту сестру молодой, а теперь что изъ нея сдѣлалось. А самъ И. И. съ косичкой? Гдѣ онъ? Что изъ него сдѣлалось? То, что лежитъ на гробовой подушкѣ, выставивъ восковой носъ и ноздри и сложивъ173 худыя жилистыя и окаменѣвающія бѣлыя руки, и увѣряетъ меня, что и я сдѣлаюсь тѣмъ же. И. П. вздрогнулъ и пробурчалъ что-то и повернувшись заскрипѣлъ кроватью. Жена чмокнула губами просыпаясь. «Это невыносимо, – сказала она, – пріѣдешь къ утру, и то не спишь и другимъ не даешь спать. Надо хоть немножко совѣсти имѣть». Ив. Петр. подулъ на свѣчку, и она не задулась. Онъ пальцами потушилъ ее, легъ и затихъ. Но не могъ удержаться и тяжело вздохнулъ. «Надо думать о другомъ». И чтобы развлечься, онъ сталъ думать о томъ странномъ маломъ шлемѣ, который они выиграли безъ онеровъ. Шлемъ этотъ даже можно было выиграть прямо назначеніемъ въ товарищи предсѣдателя, какъ то пришло ему въ голову. И ему представилась еще другая игра, которая бы могла придти даже безъ фигуръ. Только одна дама червей, и тогда 800 рублей выигрывается. Потомъ дама червей стала что-то разсказывать и поднимать то самое, что174 Марья Ѳедоровна, дама изъ Казани, поднимала и разсказывала175 въ прошлую ночь, и онъ заснулъ.

Страница черновой рукописи «Смерти Ивана Ильича».

(Размер подлинника).

*№ 4.

К главе II

Но тутъ вдругъ явилось что то такое новое, неожиданное, непріятное, тяжелое и неприличное, отъ чего никакъ нельзя было отдѣлаться и чему никакъ нельзя было придать характеръ легкой пріятности и приличія.

Оказалось, что жена была ревнива, скупа, безтолкова и что въ домашней жизни ничего не выходило, кромѣ176 тяжести и скуки. Придать жизни съ ней веселый, пріятный и приличный характеръ не было никакой возможности.

Это былъ первый ухабъ, въ который заѣхала катившаяся такъ ровно до тѣхъ поръ жизнь Ивана Ильича.177

*№ 5.

К главе III.

Послѣ семи лѣтъ службы въ одномъ городѣ178 Ив. Ил. получилъ предложеніе на мѣсто прокурора въ другомъ городѣ. И. И. принялъ.

Жена пробовала было противодѣйствовать ему, но тутъ Иванъ Ильичъ179 окрысился и такую страшную сцену сдѣлалъ женѣ, что она уже, увидавъ, что онъ въ этомъ отношеніи злѣе ея, покорилась ему, какъ онъ прежде покорялся ей.180

Они переѣхали. Денегъ было мало, и женѣ не понравилось то мѣсто, куда они переѣзжали.181 Но все таки переѣхали. Жалованья было хоть и больше прежняго, но жизнь была дороже. Климатъ былъ дурной, и умеръ ребенокъ, сынъ второй. Уже было трое дѣтей. Осталась старшая дѣвочка и мальчикъ неудачный – золотушный, слабый, нелюбимый.

Жена говорила, что Иванъ Ильичъ виноватъ во всемъ – и въ смерти ребенка, и говорила, что она въ отчаяніи.

Въ семьѣ была постоянная война. Большинство предметовъ разговора наводило на вопросы, по которымъ были воспоминанія ссоръ, и ссоры всякую минуту готовы были разгораться. Оставались только кое какіе островки, на которыхъ можно было кое какъ держаться не раздражаясь. Но всякую минуту оба были готовы соскочить въ море вражды, которое заливало его со всѣхъ сторонъ, и всякую минуту вспыхивали ссоры, отъ которыхъ оба супруга не могли удерживаться даже при прислугѣ и при дѣтяхъ. Одно спасеніе Ивана Ильича была служба, одно утѣшеніе – его важность. Только въ служебномъ мірѣ еще оставался у него тотъ уголокъ, гдѣ онъ могъ проводить въ жизнь свою вѣру о томъ, что жить надо легко, пріятно и прилично.

Такъ прожилъ онъ еще семь лѣтъ. Послѣдніе два года жизнь для Ивана Ильича стала тяжелѣе: жена стала физически противна, ревность же ея все увеличивалась и не давала ему покоя, въ особенности тѣмъ, что именно ревность ея и возбуждала въ немъ желаніе сближенія съ другими женщинами. Оставалась одна служба. А служба начинала терять прелесть и интересъ, потому что случилось одно непріятное обстоятельство. И. И. ждалъ мѣста Предсѣдателя, но Гоппе, товарищъ его, забѣжалъ какъ то въ Петербургѣ впередъ и получилъ это мѣсто. И. И. раздражился, сталъ дѣлать упреки и поссорился съ ближайшимъ начальствомъ. Къ нему стали холодны. И въ слѣдующемъ назначеніи его опять обошли. Иванъ Ильичъ, очевидно, былъ умышленно забытъ, и товарищи его всѣ ушли впередъ его.182 И это очень огорчило его.