Merlin - Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе

• Название: Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе
• Автор: Merlin
• Жанр: О войне
• Год: 2015

Начало и продолжение с концом боевого пути спецроты фронтовых разведчиков. Выше их только небо, круче их только яйца. И пусть трепетают немецко-фашистские гадины!

Удастся ли простым советским разведчикам одержать победу в нелегкой борьбе?

Загадка, интрига, шарада… Ребус.

А для тех, кто в школе греческий прогуливал, напоминаем:

«Епта» по гречески означает «Семь».

Вот.

---

Разведчики встали вокруг портсигара в кружок, пытаясь понять: откуда он мог взяться? В раздумьях они не сразу обратили внимание на раздавшийся на улице шум мотора тяжелого немецкого грузовика, и только лающие команды, отдаваемые лающим голосом, вывели их из ступора.

Грохот вываливающихся на дорогу сапог, впрочем, быстро вернул разведчиков в реальный мир:

— Их там человек десять — сообщил Иванов.

— Девять, я считал — уточнил Петров. — Это если водителя считать.

Неожиданно дверь в сарай распахнулась и внутрь вошел фашист. Мелкий, с черными кучерявыми волосами и бакенбардами, он походил на обезьяну.

— Ты глянь, мужики, прям Пушкин — удивился Сидоров.

— Сам ты Пушкин, — обиделся фашист, — их бин Жан. Мужики, — добавил он на немецко-фашистском, вы тут портсигара не видели? Лейтенант потерял…

— Этот что ли? — уточнил Петров, пиная злополучный портсигар.

— Я, я, натюрлих! — обезьян в мундире радостно поднял портсигар, открыл его и сунул сигарету в рот.

— Что-то я такого погоняла у немецко-фашистских гадин не слыхал: Жан — с подозрением в голосе промолвил Вяземский.

— Их бин нихт немецко-фашист, — ответил фашист. — Их бин француз!

— Ну и какого ты в России делаешь? — заинтересовался Иванов.

— Борюсь, как каждый европейский свободный человек, с татаро-монгольскими жидокомиссарами — ответил орангутанг в мундире.

— А зачем? — удивился Сидоров.

— Чтобы они не портили мою европейскую кровь! Вдобавок нам нужны рабы в наше шато, фюрер обещал дать их каждому французу, который пойдет за это воевать.

— А как воевать-то собираетесь? Небось в наступление завтра пойдете? — уточнил Моисей Лазаревич.

— Вы что, хотите у меня узнать военную секретную тайну?

— Нет — открестился Лазаревич, — я просто так спросил.

— Если просто так, то скажу: завтра в полдень наступаем. И я, как француз-патриот, пойду в первых рядах — сегодня на обед будет жареная свинья, нужно будет жирок растрясти.

— Француз, говоришь… Ну тогда ладно — задумчиво произнес Вяземский, вытирая штык о мундир обезьяна.

— Ты, гаспадина графа, быстра делаиш но медленна думаиш — рассердился Хабиббулин. — Вот не спрасил: а где сейчас тот свинья, каторый бибизян кушать хотел? У кто теперь спрашивать-узнавать?

— Не волнуйся, Хабиббулин, — вмешался в спор Петров. — Вон она свинья, в кузове лежит — он показал рукой в неплотно прикрытую дверь.

Петров хотел еще чего-то сказать, но не успел — боец Хабиббулин пулей выскочил из сарая, и два стоящих неподалеку фашиста рухнули, сраженные огромным поварским тесаком. Остальные шестеро врагов легли после пары коротких очередей, выпущенных уже Ивановым и Петровым.

— Бальшой свинья, многа кушать будем — радостно проговорил Хабиббулин, разглядывая лежащего в кузове хряка.

— Очень большой — Вяземский с сомнением поглядел на тушу, а потом перевел взгляд на Сидорова. — Даже Сидоров — и тот вряд ли дотащит.

— Я дотащу — возмутился было Сидоров, но Хабиббулин остановил его:

— Зачем дотащит? На машина довезем.

— А ты машину-то водить умеешь?

— Мая тебе русским языка гаварил: мая в калхозе пастух работал. В калхозе! Мая знаит и сваим глазом видел, что Петров машина вадить умеет-может. Бранитранспартера он водил? А бранитранспартера — эта что? Грузавик с браней. А тут у нас что? Тоже грузавик, но без брани. А грузавик без брани — он как грузавик с браней, только без брани.

Петров, отпихнув пристреленного фашиста, быстро завел машину, остальные разведчики быстро прыгнули в кузов и собрались ехать. Но тут из коровника выскочила давешняя бабка:

— Ах вы ироды! Намусорили тут, а как убирать, то опять я? Ну-ка, быстро слезли и мусор за собой убрали!

Голос у бабки был пронзительный и настолько командный, что никто из разведчиков ослушаться не посмел.

— Куда мусор-то сваливать? — поинтересовался Сидоров, держа за шкирки две вражеские тушки.

— Куда-куда, в говно — бабка махнула рукой с сторону навозной ямы, — куда им и положено.

Но когда Вяземский с Ивановым приволокли пятую тушку, то она тонуть не стала.

— Надо же, даже в говне не тонет — усмехнулся граф.

— Переполнилась ямка — задумчиво произнесла бабка. — Слишком много их сюда пихать пришлось. Теперь найдут… придется мне с вами уходить.

— Так мы это, армия — неуверенно произнес Иванов, — куда тебе с нами-то, бабка?

— А ты не спорь, дедка, бери молоко и подсоби в кузов влезть. Оставаться-то мне всяко нельзя уже, я в яме почитай с роту фашистов притопила. Найдут — обидятся ведь. Да, коровок, коровок-то к машине тоже привяжи, да сильно не газуй. Нечего германцу советских коровок оставлять…

Петров машину вел медленно, но уверенно. Лишь один раз по дороге тяжелый Бюссинг дернулся так, что коровы недовольно замычали — но в целом поездка прошла спокойно.

Встречать грузовик с коровами высыпала целая толпа народу во главе с капитаном-особистом. Бабка, расспросив народ, отвязала коров и погнала их в сторону госпиталя («раненых хоть молочком порадую»), а разведчики соскочили с машины и выстроились для доклада. Иванов открыл кабину Бюссинга и ему на руки выпал Петров в пропитанной кровью гимнастерке:

— Немец, гад, недостреленный оказался — пожаловался Петров, — штыком в бок ткнул. Так что извини, командир, но в строй я не встану.

— Разведрота в полном составе ходила в разведку. Выяснили, что завтра в полдень немцы планируют наступление. Во время разведки уничтожено отделение гитлеровцев, взяты богатые трофеи. Боец Петров легко ранен штыком в печень, потерь нет — доложил начальству Иванов.

— Какие трофеи? — поинтересовался особист.

— Коровы, три штуки — ответил ему майор, — отправлены в госпиталь.

Иванов оглянулся — на улице было пусто, только Петров в красной гимнастерке прилег на травке.

— С трофеями ясно. А наступление в полдень по какому времени? По моим часам, или, скажем, по часам самого товарища Сталина?

— Да откуда немцы время на сталинских часах узнают? — удивился Вяземский.

— Значит, не знаете… — нехорошим голосом произнес особист. — Этого — он указал на Петрова — в госпиталь, а вы завтра же с рассветом пойдете и узнаете, по каким часам наступление назначено. Времени вам на все — до обеда. Да, вот еще… Нечего вам по штабам шататься, я для связи со мной направлю вам радиста, по фамилии Синеок. Вопросы есть? Вопросов нет. Отправляйтесь в расположение.

Поскольку Бюссинг куда-то испарился, в расположение разведчики шли по уже знакомой тропинке. Иванов, пытаясь понять, как до обеда доложить о планируемом на полдень наступлении, тяжело вздохнул и пробормотал:

— Вот ведь попали!

На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:

— Да.

А Сидоров подтвердил:

— Верно!

И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.

6. Солдатами не рождаются

Ночь, как известно, является темным временем суток. А посему имеет и свои, присущие только ночи, особенности — причем не зависящие ни от погоды, ни от даже сезона. Ночью природа в основном спит. Спят деревья и слоны, дяди спят и тети, и даже немецко-фашистские гадины — и те норовят воспользоваться дарованным самой Природой временем отдыха от дневных забот. Один лишь лейтенант Иванов не мог заснуть, все снова и снова прокручивая в голове полученное задание и прикидывая так и эдак, каким образом можно совместить несовместимые условия.

К счастью, июльская ночь недолга — и Иванов, решив, что скоро наступающее утро все же мудренее угаснувшего вечера, заснул. Но выспаться ему опять не удалось: едва рассвело, как громкий возглас Хабиббулины «Сюда не ходи, мая стрилять будит!» сдернул его с пуховой перины.

Иванов было подумал, а уж не сплюнуть ли ему с досады, но решив, что уж слишком он, рабочекрестьянский командир, проникается аристократическими замашками графа, плевать не стал, а, поправив ремень, вышел из палатки. И окаменел от открывшегося ему зрелища.

У входа в расположение стояла дама. Одетая лишь в короткие, но до блеска надраенные сапоги, между голенищами которой и простой юбкой цвета хаки проглядывали чулки неуставного коричневого цвета. Гимнастерка дамы, с сержантскими нашивками, была почему-то подпоясана офицерским кожаным ремнем, а завершала ее облик лихо скошенная на правое ухо пилотка. В одной руке дама держала большой, и, судя по всему, довольно тяжелый железный чемодан, в другой — большую, и, судя по всему, довольно тяжелую железную коробку. На спине у нее висел «кавалерийский» карабин — подсумки с патронами к которому были закреплены на ремне, а за спиной болтался тощий солдатский сидор, чем-то набитый так, что мешок выглядывал одновременно и с правого, и с левого боков весьма неминиатюрной представительницы слабого пола. На вид даме было где-то под пятьдесят, а на взгляд было в ней килограмм девяносто. Причем — и это было очевидно — сплошных мышц, прикрытых традиционными для женщин кожно-жировыми покровами, достигавших — в избранных природой местах — достойных всяческого уважения размеров.