Александр Юрин - В лапах страха

• Название: В лапах страха
• Автор: Александр Юрин
• Жанр: Ужасы и Мистика

По данным сети интернет, английский бультерьер является одной из самых умных и верных собак, всё чаще используемых в качестве компаньона, а вовсе не бойцового пса, как повелось в России с середины девяностых. Бультерьер, выведенный в 50-х годах девятнадцатого века Джеймсом Хинксом из Бирмингема, на основании селекционного смешения помётов английского бульдога, белого английского терьера и далматинца — объединил в себе лучшие качества классических королевских пород и отличительную внешность, из-за которой — как ни странно — у большинства индивидов и складываются неприятные ассоциации, граничащие с ужасом.

Рассказанная история — вымышлена. Любые совпадения — чистая случайность.

…Однако всё могло быть именно так.

Внимание!!!

Рукопись содержит ненормативную лексику, а также сцены подросткового и детского насилия, — будьте бдительны! В ходе сюжета, демонстрируются табачные изделия. Мнения персонажей не всегда совпадают с точкой зрения автора.

Рекомендовано к прочтению лицам, достигшим восемнадцати лет.

---

Юрка уже собирался было переступить порог комнаты, как в этот самый момент Светка выдала сквозь слёзы в подушку всё то, что её мучило на протяжении последних лет и, одновременно, то, с чем застывший в дверях малыш боялся столкнуться даже в самых жутких своих кошмарах.

Оказывается, виноват только он. Ни мама, ни папа, ни этот долговязый хлыст, что изредка приходит к сестре, ни кто-нибудь ещё, о ком Юрка даже не знал. Только он и, может быть, Сверчок. Хотя и это вряд ли — Светке он тоже ничего не говорил про насекомое.

Сестра его ненавидит — это единственное, что расплылось в тот вечер багровым пятном в Юркином сознании, заставив чувства свернуться в маленький рыхлый кулёчек и застыть в груди, под ложечкой, изредка покалывая трепещущее от горя сердце. Мысли куда-то подевались, а на их месте материализовался ночной мрак. Сделалось страшно, и Юрка убежал. Возможно, как трус… Но оставаться и дальше не было смысла, потому что слов, как таковых, тоже не было. Только шум в ушах, колючие слезы и маленькая цирковая обезьянка на плече, истошно колотящая в свой барабан.

А Светка так ничего и не узнала. О том, что теперь Юрка знал её самый сокровенный секрет. Жуткую тайну. Истину, с которой не так-то просто свыкнуться.

Сегодня сестру стукнул папа, а значит, ненависть только возросла. К тому же и Сверчок с этим согласился — он, по обыкновению, долго ничего не советовал, только задумчиво пощёлкивал под лобной костью, точно взведённая пружинка механических часов, после чего всё же встревоженно застрекотал, давая понять, что сестра опасна, как никогда!

Юрка какое-то время сомневался, не до конца веря в то, что ненависть Светки может перерасти во что-то куда более серьёзное, нежели стандартное игнорирование его, как живого существа, — как брата она его и вовсе не воспринимала. Если только в самом начале… Но этого Юрка, к сожалению, не знал.

Сверчок «сказал», что нужно защищаться, и, прежде чем покинуть кухню, Юрка умыкнул из выдвижного ящика стола нож. В спешке, пока «крыша» не встала на место, он притащил страшное оружие в спальню и запихнул под матрас. Потом сел на пол и долго смотрел на помятую простыню, не совсем понимая, что такое сотворил.

Просто было страшно.

Очень страшно!

Зубы, правда, ещё не стучали, но и благополучно заснуть теперь вряд ли удастся. Если вообще удастся хоть что-нибудь. Тем более, в доме появилось жуткое чудище, похожее на мутировавшую мышь, но на деле, таковой не являющееся. Если верить мультикам, которых Юрка явно пересмотрел, подобное вполне возможно. Возможно превращение крысы в собаку, как и наоборот.

Но вот насколько опасна сестра? Может быть, Сверчок ошибается?

Однако Сверчок был уверен — он вообще редко когда ошибался. Только в случае с мамой(?), — а влетевшая в спальню Светка только лишний раз подтвердила самые страшные опасения. Сестра тяжело дышала, а из-под съехавшей на глаза чёлки били лучи обжигающей ненависти.

Такое ощущение, что девочка желала разделать брата на части прямо сейчас, одним вот этим взглядом. Будто мясник трясущегося ягнёнка.

Юрка видел по телевизору, как вот точно так же огромный лев смотрит на опостылевшего шакала, в надежде, что тот уберётся сам, по добру по здорову, и не придётся марать об него когти. Какое-то время ничего не происходит — шакал глупо таращится на царя зверей, словно в его несмышлёной голове так же пощёлкивает невидимый Сверчок, — после чего в воздух взмывают тучи пыли, а перед самым объективом кинокамеры проносится тень от огромной лапы…

Юрка тогда не на шутку испугался и закрыл глаза. А когда открыл — всё уже закончилось. Лев медленно удалялся в дрожащем мареве, а под покровом осевшей пыли подёргивался рыжий бугорок.

Именно так посмотрела на него Светка сегодня после ужина. Как на недоразумение, к которому не хочется прикасаться. Издохло бы само — вот было бы славно!

А Юрка сидел возле кровати на корточках, прислушиваясь, как в груди надсадно ухает испуганное сердце. Вслед за сестрой, через порог переступил аромат её духов и чего-то ещё, так похожего на дым от сигарет.

Юрка никогда не видел, чтобы Светка курила, да и просто не придавал этому значения. Только сейчас он вспомнил, что похожий микс «приносила» из туалета детсадовская воспитательница Оксана Григорьевна. Во время коротких переменок она выскакивала из общей группы, хлопала дверьми уборной и тут же затихала, словно опасаясь, что её кто-нибудь услышит или учует. Через пару минут воспитательница возвращалась, сопровождаемая этим самым сладковатым шлейфом, который почему-то вызывал у всех тошноту и отвращение. А, между тем, все знали, что Оксана Григорьевна курит.

Светка посмотрела на притихшего Юрку, как на что-то мерзкое, совершенно не пригодное к жизни. Она с неимоверным трудом заставила себя пройти мимо, не толкнув и даже не зацепив брата.

Юрка перестал дышать. Нутром он уже чуял, как Светка берёт со стола что-то тяжёлое — скорее всего вазу — и медленно заходит сзади, старательно прицеливаясь, дабы прибить неугодного СПИНОГРЫЗА — иначе она его никак и не называла — одним махом. Одновременно сестра уже думает, как избавится от маленького, скрюченного тельца. Трупика. Хотя чего тут думать — задвинул ногой под кровать, все и дела! Он мелкий, от него вряд ли будет сильно вонять. А если запах и объявится, его можно запросто списать на мышей.

«Что ж, вазой — значит, вазой», — подумал тогда Юрка и зажмурился что есть мочи, молясь, чтобы не так больно.

Сверчок отчего-то тоже молчал, не предпринимая никаких решительных действий, — может просто сбежал? Хотя, скорее всего, тоже напуган. Юрка представил, как съехал с головы насекомого цилиндр, трясутся усики, летит в сторону трость, а пенсне и вовсе катится под кровать, кроша стёклышки.

Но ничего не произошло.

Светка взяла со стола плеер и с размаху бросилась на кровать — она так умела. Затем быстро повернулась к Юрке спиной, застыла в скрюченной позе.

«Так дети сидят в животе у мамы, пока ещё совсем маленькие и им опасно снаружи…»

Юрка хотя и был мал, но кое-что уже знал.

Он машинально поднялся, позабыв про недавний страх, и, на ватных ногах, заспешил к выходу, понимая, что никогда в жизни не сможет заставить себя снова переступить порог этой страшной комнаты. Потому что в её тёмных углах шевелятся вовсе не страхи, а жуткая нежить, способная породить из ничего самый настоящий кошмар!

А Светка сказала ему вслед:

— Ненавижу. Почему тебя нельзя засунуть обратно…

И как раз вот это-то — и было самым страшным.

Юрка засел у телевизора и до сих пор не мог заставить себя думать о чём-то ещё… А благодаря каналу «Россия» уже вся страна, в это время, рыдала в едином порыве, не в силах оторваться от жизни на экране.

Юрка подобрал под диваном заводную машинку, сел на колени, отвёл игрушку назад, послушал, как захрустели, приходя в движение, шестерёнки и, подождав пару секунд, чтобы механизм окончательно подготовился к действию, резко отдёрнул руку. Колёсики аппетитно хрупнули зубчиками, и машинка унеслась под шкаф, напоследок озорно подмигнув фарами: мол, здорово я, а?!

Юрка засопел, принялся медленно раскачиваться. Он не обратил внимания на осторожные шаги, замершие на пороге, подумав, что это кто-то из родителей. Однако он ошибался.

7.

— Не понимаю, как это вышло… — Глеб сжал двумя пальцами переносицу, искоса посмотрел на склонившуюся над раковиной жену.

Та промолчала, отчего на душе стало ещё хуже.

Глеб прекрасно понимал, что ему необходимо извиниться перед дочерью. Причём сделать это нужно как можно скорее. Иначе — край! Светка и без того уже далеко. Да, разделявшая их пропасть пока ещё не переросла в бездну, но противоположного края уже не видно… как не видно и дна.

Глеб поморщился. В голове до сих пор густела переваренная каша. Она была уже сродни пузырящемуся битуму. А жар от наломанных им же самим поленьев всё не иссякал. Более того, он продолжал возрастать, отчего сознание вспучивалось волдырями совершенно незнакомых чувств. Страшных чувств! Потому что обращены эти чувства были к дочери, которая сегодня отчего-то перестала выглядеть ребёнком. И случилось это вовсе не из-за того, что он впервые в жизни ударил её. Истинный ужас заключался в том, что ему это понравилось! Понравилось бить дочь. Ощущать тепло прикосновения, фруктовый запах волос, синтетику теней, дыхание, которое именно сегодня перестало вызывать отвращение, что вилось все эти годы над головой, пока приходилось менять Светке подгузники, катать на спине и таскать по зоопаркам.

— Мне кажется, я схожу с ума, — Глеб залпом осушил стакан воды, который уже битый час внимал радужными гранями его сосредоточенный взгляд.

— С чего бы это? — Марина не обернулась, продолжив машинально мыть посуду. — Я с этими извергами побольше твоего общаюсь. Изо дня в день одно и тоже, — так ведь здорова же до сих пор.