Петро Панч - Клокотала Украина (с иллюстрациями)

• Название: Клокотала Украина (с иллюстрациями)
• Автор: Петро Панч
• Издательство: Известия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Роман "Клокотала Украина" - эпическое полотно о подготовке и первом этапе освободительной войны украинского народа против польской шляхты в середине XVII столетия. В романе представлена широкая картина событий бурного десятилетия 1638-1648 годов. Автор показывает, как в украинских народных массах созрела идея восстания против гнета польской шляхты и католической церкви, как возникла и укрепилась в народном сознании идея воссоединения с братским русским народом и как, наконец, загремели первые громы восстания, вскоре превратившегося в грандиозную по тому времени войну. "Клокотала Украина" - это роман о народе. В нем выведена вереница образов, представляющих самые различные сословия и общественные группы того времени. Талантливо нарисованы образы вождей восстания - Богдана Хмельницкого и Максима Кривоноса. Этих двух самобытных, непохожих друг на друга людей объединяло главное - понимание целей справедливой освободительной борьбы. События, изображенные в романе, завершаются политическим и военным триумфом восставших - оккупанты изгнаны с Украины, Богдан Хмельницкий активизирует переговоры с послами русского царя о воссоединении Украины с Россией.  

---

— Пугу, пугу. Днепр-Славута! Как разлился!.. Из Московии, из Белоруссии подмогу несешь казакам... Видишь, Богдан! Гуляй, воля, гуляй!..

По лицу его пробежала судорога, он вдруг умолк и стал клониться набок. Его подхватил Мартын. Конь остановился, тревожно захрапел и опустил голову до земли. Над ними висело серое небо, падал сухой снег, тоскливо каркали, пролетая, вороны, в тумане таяла однообразная даль.

II

В конце декабря в Киеве выпал снег. Он устлал чистыми покрывалами улицы, площади, прикрыл белыми шапками дома и развалины церквей, пушистыми лапами повис на вишневых деревьях. Прикрыл снег и следы недавних разрушений, которые учинили мещане в шляхетских и униатских подворьях. Немногим удалось убежать или укрыться за стенами православных монастырей, на которые мещане не осмеливались поднять руку; остальную шляхту если не изрубили, то утопили в Днепре. Теперь вольный Киев мог встречать гетмана Украины с рыцарями войска Запорожского, возвращавшихся из победоносного похода.

К встрече готовились, как к великому празднику: подновляли хаты, убирали улицы и дворы, студенты коллегии Петра Могилы слагали вирши, духовенство готовило речи, девушки зеленой хвоей украшали крест с поржавевшим распятием на площади у святой Софии, а ремесленные цехи готовили подарки: лучшие портные шили для гетмана Хмельницкого адамашковый жупан голубого цвета, оружейники ковали для полковника Кривоноса саблю из дамасской стали. Сам цехмайстер Трофим Братыця вырезал на клинке арабские узоры. Для полковника Данила Нечая, который помог им избавиться от польской шляхты, готовили пистоль с перламутровой рукояткой. Они видели, как метко он стрелял в шляхту, кинувшуюся биться с мещанами.

В воскресенье стало известно, что войско Запорожское приближается к Киеву, и в город потянулись не только казаки, но и мещане и цеховые браты с Подола и с горы. Они направлялись к Золотым воротам и дальше — к лыбедскому лесу, через который пролегал путь войска на Киев.

На паперти святой Софии, убранной красными коврами и дорожками, собралось духовенство. У митрополичьего дома, расположенного тут же на подворье, монастырские служки, похожие на черных грачей, разметали снег, чистили дорожки. На подворье было полно мещан, они проталкивались к расчищенной дорожке, чтобы хоть одним глазом увидеть происходящее.

Наконец из дома, в окружении келейников, вышел митрополит киевский Сильвестр Косов, с особенной учтивостью поддерживая под локоть старца с седой бородой, с розовым тонким лицом и длинными, будто кованными из серебра кудрями, которые крупными кольцами лежали на плечах. Большие глаза его были ясны и благостны. На голове у него возвышалась круглая камилавка с белым клобуком до пояса и с золотым крестиком на макушке. Левой рукой старец опирался на посох с серебряной головкой, усыпанной диамантами, а правой, такой же розовой, как и его лицо, благословлял мещан и духовенство, которые пожирали глазами необычного гостя.

На софийской колокольне торжественно зазвонили во все колокола, и сразу же разнесся над киевскими горами мощный гул «Балыка» из Печерской лавры. Он будто разбудил все двадцать три церкви. Колокола большие, малые и еще меньшие наполнили воздух таким перезвоном, что даже кони не могли устоять на месте. Горожане ходили как пьяные.

Необычный гость киевского владыки был иерусалимский патриарх Паисий, ехавший в Москву. Окруженный сонмом высшего духовенства, патриарх направился к Золотым воротам. Позади него шел архимандрит Тризна в епитрахили поверх шубы и с золотым крестом в руках.

У ворот толпились празднично одетые старые казаки, скучавшие по войску, как мать по детям. Тут был Каленик Добрыдень с пустым рукавом. Он стал совсем седым, но был все такой же стройный и мужественный, как и десять лет назад. Пришел с хутора Осины и казак Оридорога со своей Марией. С удивлением поглядывали мещане на высокого деда с длинной бородой и русыми волосами, расчесанными на прямой пробор, как это делали московские люди, в дорогом казацком кунтуше, отороченном золотым галуном. Это был Никитин. Он приехал из самой Суры, чтобы повидаться со своими приятелями, которые завелись у него среди казаков в битвах на Желтых Водах и под Корсунем, а главное — с Пивнем и Метлой, которых он считал своими побратимами.

Отдельной группой стояли послы к гетману Хмельницкому от разных земель: смуглый с белой чалмой на голове — от турецкого султана, в куцем кафтане вертелся посол от седмиградского князя Юрия Ракочи, были послы и от господарей Молдавии и Валахии.

Тут же находились воспитанники коллегии Петра Могилы со своими учителями и ректором Иннокентием Гизелем, прославившимся широкой образованностью и своими сочинениями. Некоторые ученики держали в руках белые листочки, а ректор — какой-то предмет, завернутый в бумагу. Гизель заметно волновался: когда дошел до Братского монастыря универсал гетмана Хмельницкого, ученики старших классов все ушли в войско Запорожское, а сколько их возвратится теперь из похода? И ректор нетерпеливо вытягивал шею. На другой стороне стояли цехмайстеры в зеленых и коричневых кафтанах, а за ними — браты с цеховыми хоругвями. Все остальные мещане тоже толпились у дороги, а ребятишки, как грачи, облепили придорожные деревья.

Патриарх Паисий вместе с киевским митрополитом сел в ковровые сани, запряженные гладкими монастырскими конями, и поехал навстречу гетману. За ним тронулась милиция из подольских мещан. Впереди развевалось старинное военное знамя Киева из зеленого штофа. На нем были с одной стороны две княжеские короны на красном поле, а с другой — на белом поле медведь.

— Ба, какие усердные стали! — сказал один мещанин в измазанной мелом свитке, провожая попов глазами. — Чтоб следы замести. Я вчера в палатах архимандрита Тризны перекладывал печи, так у него полно шляхты. Всякой — и такой и этакой: и польской и нашей. Попрятались, а сами все подслушивают, высматривают.

Сами подсиживают гетмана, а для видимости ишь готовятся обед для него устраивать. Эх, напрасно Хмель не взял их всех под ноготь!

— Думаешь, снова паны голову поднимут? — спросил второй. — Тот иезуит, которого я утопил в Почайне, правда, кричал: «Мы еще покажем вам вольности!» И такой уж заядлый! Со дна вынырнул — и снова: «Мы еще с вас не одну шкуру спустим!»

— Сказано, не рад пан, что получил по зубам, так еще и брыкается. Напрасно казаки не передавили всех панов. В лицо скажу гетману: паны — как клопы, их надо огнем выжигать.

— Слух был такой — как выгоним панов, так с Москвой объединяться будем.

— А чего ж еще ждать! Чтоб вернулись назад да на кол посадили? Я слыхал, что Хмель и посла уже направил к московскому царю, чтобы под его руку...

— Дай-то боже! Перестали бы, может, всякие нехристи зариться на нас.

Пробежали назад санки с духовенством, и вскоре послышались радостные крики. Они начались где-то на Лыбеди, все ширились, ширились, пока не докатились до валов. Все повернули головы в сторону леса, но из-за холмов далеко нельзя было видеть. Наконец на дороге будто костер вспыхнул: на взгорье выехала казацкая старшина.

Впереди на белом коне ехал гетман Хмельницкий под малиновым знаменем, на плечах у него поверх красного кунтуша была широкая кирея, на голове — шапка с белым султаном, а за шалевым поясом булава и пистоль. Лицо его от волнения вытянулось и побледнело, а большие глаза неотрывно смотрели на собор святой Софии. За гетманом ехала казацкая старшина, одетая в пышные разноцветные одежды, в дорогих седлах, на породистых конях под попонами с гербами на углах. У каждого полковника в руке был пернач, а сотники ехали со своими значками. За ними везли опущенные знамена польских частей, добытые в битве под Пилявцами. А дальше выступало конное и пешее войско, которому конца не было видно.

Перед Золотыми воротами, среди моря радостных выкриков и слез, гетман остановился и окинул грустным взглядом разрушенные валы, остатки Золотых ворот, изуродованный еще Батыем храм Софии, руины Ирининской церкви, убогие хатки на месте княжеских палат, таких же убогих мещан и казаков, которые были рады запорожцам, как родным, и слезы выступили у него на глазах. В это время к нему подошел ректор коллегии Гизель и с чувством произнес:

— Слава рыцарям и богу хвала! Как Моисей вывел свой народ из Египта, так ты, православный гетман, вывел из ляшской темницы православных. В веках прославится имя твое за то, что ты заложил первый камень державы! — И закончил: — Alea jacta est [Жребий брошен (лат.)]. Теперь помни, ясновельможный гетман: periculum іn mога [Опасность в промедлении (лат.)]. И прими от своего учителя его скромные труды.

Гизель развернул пакет и подал три книги. Они были переплетены в сафьян, с тиснением, сделаны специально для гетмана. Тронутый таким подарком, Хмельницкий наклонился с седла и поцеловал руку своего бывшего учителя.