Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

• Название: Когда молчит совесть
• Автор: Видади Бабанлы
• Жанр: Современная проза

---

— Спасибо! — от души поблагодарил Вугар. — Все это грязные измышления.

— Хотели замарать вас?

— Да. И рассорить…

— С профессром?

— И еще с одним человеком.

— Кто же он?

— Девушка, которую я люблю.

— Что?! — Нарын смотрела на Вугара с нескрываемым изумлением. — У вас есть любимая девушка?

— Да, и меня хотели с ней поссорить. Та самая девушка, девушка из рабочей семьи…

Нарын переменилась в лице, побледнела и нервно потирала руки.

— Как я ошиблась! Мне казалось, что вас ничто не интересует, кроме вашей работы. Я даже про себя называла вас бессердечным. Простите меня. Ой, я совсем потеряла голову. Как хорошо, что я оказалась не права!

Удивительное создание — человек! Откуда взялись у нее силы и воля, чтобы смирить свои чувства? Вугар, не скрывая восхищения, воскликнул:

— Вы необыкновенная девушка!

— Необыкновенная или легкомысленная? — недовольно проворчала Нарын.

— Что вы, что вы! Назвать вас легкомысленной, Нарынханум, было бы несправедливо. Иметь бы мне такую добрую, шуструю сестренку…

Нарын не проронила ни слова. Опустив ресницы, она отвернулась к окну. А Вугар вдруг обрадовался слову «сестренка», неожиданно сорвавшемуся с языка.

— Нарын-ханум, у меня к вам просьба! Давайте вот сейчас, с этой минуты станем друг для друга братом и сестрой. Я знаю, у вас нет брата, а только сестра, вы сами когда-то рассказывали мне. А я… — он замялся. — Я один, никого у меня нет!

Нарын молчала. Ласковое слово «сестренка», да еще произнесенное так нежно, звучало для нее как самое страшное оскорбление. Так вот что предлагают ей взамен любви?

А Вугар и не помышлял о том, какую сердечную боль причинил девушке, не видел ее бледного лица и возбужденно продолжал:

— Почему вы молчите, Нарын-ханум? Или не верите в искренность моих слов? А может, не верите, что чужие люди могут породниться, стать братом и сестрой? Если так, вы ошибаетесь! Разве родство в том, чтоб родиться от одной матери, быть вскормленным одним молоком, носить одну фамилию? Нет, не это главное. Надо, чтобы родственное чувство свило прочное гнездо в твоем сердце, надо уметь беречь это чувство, чтобы оно вошло в плоть и кровь твою, согревая своим неиссякаемым теплом. Я знаю родных братьев и сестер, которые месяцами, а порой и годами не переступают порога друг друга. Есть и такие, что завидуют, злятся, когда их родные живут хорошо. Если вы согласитесь стать моей се строй, вы тем самым подарите мне новую жизнь, навсегда сотрете с души ощущение сиротства. Я буду знать, что в одном городе со мной живет любимая сестра. Взгрустнется ли мне, заболит ли голова или зуб, я побегу к вам, чтобы утешиться…

Нарын душили слезы. Но она снова справилась с ними, и Вугар опять ничего не заметил. Она сдержанно спросила:

— А ваша любимая знает о тех разговорах?

— Конечно! Если вам интересно, вот… — Не договорив, он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал письмо Арзу. — Прочтите — и все поймете.

— Письмо?

— Да, это она писала, когда я был в деревне.

— Не надо! Нельзя читать чужие письма.

Но Вугар настаивал:

— Теперь ты не чужой человек! — с жаром говорил он, переходя на «ты» и желая этим подчеркнуть свою сердечность. — Ты моя сестра, а у брата не может быть от сестры никаких тайн.

Нарын упрямо качала головой, но Вугар силой сунул ей письмо:

— Прошу, прочти, посоветуй!

Что было делать? Дрожащими от волнения руками Нарын развернула письмо, разгладила его. Слезы снова застлали глаза, и некоторое время она ничего не различала. Читать любовное письмо к человеку, которого сама любишь, какое мучение! Вугар, увидев искаженное страданием лицо Нарын, только сейчас понял, что он наделал, и мысленно обругал себя: «Что за идиотство, как мне могло прийти такое в голову!»

Первую страницу Нарын читала долго, но уже на второй чужое горе заслонило ее собственные душевные страдания, и она быстрым взглядом пробежала тесные строчки.

— Любит! — в волнении прошептала Нарын и, задержав дыхание, твердо спросила: — Вы ответили ей?

— Нет, — смутился Вугар.

— Бедняжка… — Нарын сочувственно вздохнула, голос ее звенел, как оборванная струна: — Она ждет, мучается, душа, верно, изболелась, а вы… Она долго молчала. Но вот снова раздался ее печальный голос: — Все вы, мужчины, из одного теста слеплены. И хорошие и плохие рождаетесь эгоистами. Что вам за дело до нас, женщин, что вам наши страдания?..

Вугар глядел на нее с восхищением, снова и снова удивляясь благородству и богатству ее души. А ведь с первого взгляда Нарын и правда могла показаться легкомысленной.

— Сейчас же, едва сойдете с автобуса, идите и просите у нее прощенья! Слышите, обязательно просите прощенья! — настойчиво и требовательно проговорила она, и слова ее прозвучали как приказ.

«Что это? Искреннее сострадание к чужому горю или фальшь в одеждах благородства?» Вугар так и остался в неведении…

Глава шестая

Шеренга телефонных будок напоминала строй инвалидов — у одного аппарата вырвана трубка, у другого поломан диск, у третьего в прорезь, куда бросают монеты, засунут старый потертый пятак. А там, где аппарат в порядке, ветер разгуливает по кабине, либо стекла чем-то прогневили неизвестного маленького озорника и он превратил их в осколки, либо дверь не закрывается.

Вугар рассердился. Ну что можно в таких условиях сказать любимой девушке?

Мысленно ругая хулиганов, а также блюстителей общественного порядка, Вугар обошел сквер, надеясь почему-то, что с противоположной стороны кабины должны быть в лучшем состоянии, там прохожих поменьше. Он устал, болели икры, горели подошвы, шутка ли — две трети дня он провел на ногах, ни часа не посидел спокойно. Но надежда на свидание с любимой заставляла его забывать об усталости. Сумерки спустились на город, надо было спешить, не то совсем стемнеет и тогда не заставишь Арзу выйти из дому.

Он прибавил шаг, и, когда уже подходил к центральной площадке сквера, кто-то окликнул его:

— Вугар, Вугар!

Кто это мог быть? Прежде всего он почему-то подумал о Зия Лалаеве. Надоедливость, нежелание считаться с чужим временем и обстоятельствами это в его характере. «А ну тебя к черту!» — махнул рукой Вугар. Но, сделав шаг-другой, задержался. Нет, этот хриплый и спокойный голос не походил на докучливое чириканье Зия Лалаева. Уж не Башир Бадирбейли ли это?

Он прибавил шаг, изменив направление. Там, впереди, тоже много телефонов-автоматов. Среди трех или пяти будок найдется хоть одна целая!

— Вугар, сынок! Куда торопишься? Задержись немного…

Вугар невольно остановился. Ласковый, сердечный голос совсем не походил на высокомерный и одновременно жеманный говор Башира Бадирбейли. Вугар вспомнил Мургуза Султан-оглы. Ведь старик каждый вечер приходил сюда, чтобы подышать свежим воздухом.

Странное спокойствие охватило Вугара, он обрадовался сам не зная чему. Между ним и стариком никогда не было особой дружбы, они пяти минут не сидели рядом, никогда не разговаривали по душам. Знакомство их произошло в тот далекий день, когда Вугар впервые пришел к Сохрабу Гюнашли, мельком виделись несколько раз в течение минувшего года, вот и все! Но почему-то каждый раз, увидев старика, Вугар вот так, как сейчас, радовался, будто видел очень близкого человека, кого-нибудь из самых почтенных и уважаемых стариков родного села, которых знал с детства. Конечно, к тому были свои причины. Молчаливый дома и так же, в молчании, бродивший по улицам, Мургуз Султан-оглы, встречая Вугара, всегда ласково улыбался, его умные печальные глаза приветливо смотрели на него.

Он медленно повернулся.

Под большой сосной с побуревшими длинными иглами сидел, заложив нога на ногу, Мургуз Султан-оглы. Подойдя поближе к старику, Вугар почтительно поздоровался.

— Давно я не видел тебя, — не выпуская руки Вугара, проговорил он. Присядь-ка, потолкуем…

Вугар послушно опустился на скамью. По лицу Султана-оглы он чувствовал, что тот хочет ему сказать что-то, и не отводил от старика обеспокоенного взгляда.

— Тебя, кажется, не было в городе? Ездил куда-то…

Нетерпение Вугара все возрастало. В этом вопросе Султана-оглы явно таился какой-то смысл.

— Вы правы, дедушка Мургуз, уезжал я…

Султан-оглы усмехнулся в усы:

— Как говорится, шапку на голову — и бежать?

— Да, дедушка Мургуз.

— Вот это другое дело! Правду сказать — достоинство сохранить. Мудрые люди говорили, что самое тяжкое преступление можно облегчить правдой.

Вугар внимательно глядел на Султана-оглы. За последние месяцы старик сильно сдал. Его удлиненные, чуть отвисшие уши стали сизыми, на желтоватом лице ни кровинки. Вугар встревожился, непроизвольно мелькнула мысль: «Старик доживает последние дни».