Глеб Бакланов - Ветер военных лет

• Название: Ветер военных лет
• Автор: Глеб Бакланов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Боевой путь Героя Советского Союза генерал-полковника Глеба Владимировича Бакланова к Берлину, Эльбе, Праге лежал через Оршу, Смоленск, Москву, Сталинград, Курск, Кременчуг, Сандомир. Войну он начал начальником штаба стрелкового полка, а закончил командиром 34-го гвардейского стрелкового корпуса. 25 апреля 1945 года части этого корпуса первыми встретились на Эльбе с американскими войсками, разрезав тем самым армию фашистской Германии пополам. Ярко и увлекательно рассказывает Г. В. Бакланов в книге, написанной в последние годы жизни, о героизме и высоком боевом мастерстве однополчан, с большим интересом читаются страницы, посвященные видным советским военачальникам И. С. Коневу, А. С. Жадову, П. И. Батову.

---

Молчали они и те пятнадцать — двадцать минут, которые командарм пробыл на нашем НП. Но я понимал, что обстрел может начаться в любую минуту, и торопил генерала Малиновского:

— Товарищ командарм, честное слово, вам пора обратно! Зачем без нужды судьбу испытывать?

— «Судьбу испытывать»! Скажете тоже! Вот один мой знакомый дед, из местных, лучше говорит: «Недляча гусей дразнить». Только в данном случае как же это «недляча»? Я очень доволен, что приехал. Своими глазами посмотрел вражескую оборону, ведь место отличное и наблюдения отсюда можно сделать полезные…

Едва только машина генерала Р. Я. Малиновского скрылась, как начался артиллерийский налет. Сначала снаряды падали довольно далеко впереди, затем сзади НП. Потом разрывы начали приближаться, и один из снарядов угодил в угол нашей землянки. Толстые бревна вздыбились, в землянку обрушился земляной смерч. К счастью, никто, кроме меня, не пострадал. Мне же концом бревна досталось по затылку. Пришлось три дня отлеживаться на КП.

Если считать справедливой поговорку, что «нет худа без добра», то из этого «худа» мы извлекли вот какое «добро».

Решили старый наблюдательный пункт не приводить в порядок. Снаружи он выглядел совершенно разбитым. Этим можно было ввести врага в заблуждение, продолжая наблюдать за вражескими позициями именно из него, поскольку непосредственно, наблюдательная траншейка оказалась абсолютно не поврежденной. А на расстоянии примерно ста метров от старого НП мы соорудили на скорую руку новый, ложный, наблюдательный пункт, не слишком искусно замаскировав при этом стереотрубу. Больше того, ночами отделение бойцов старательно протоптало тропинку, ведущую к новому НП.

И вот вскоре мы стали зрителями артиллерийской комедии, разыгранной по нашему сценарию. Гитлеровцы обрушивали на новый наблюдательный пункт массу снарядов и мин. А мы, сидя на старом, спокойно засекали их огневые точки.

Все последующие недели дивизия непрерывно участвовала в боях. Если можно так сказать, дивизия находилась в состоянии боя буквально круглые сутки. Много позже, в самом конце войны, кто-то из американских офицеров, с которыми мы встретились на Эльбе, сказал мне:

— Вы, русские, деретесь как черти!

Он, этот офицер, не видел, как дрались наши солдаты под Сталинградом. Но, наверное, именно здесь они дрались «как черти». Каждый раз, когда передо мной, как командиром дивизии, вставал вопрос о награждении отличившихся, я попадал в труднейшее положение. Буквально каждый солдат, каждый командир на своем посту сражался как герой. Ежедневно мне докладывали не о десятках, а о сотнях отличившихся. Кому отдать предпочтение?

Вот рапорт младшего политрука Ивана Лялина о связном Владимире Андрееве, совсем молодом красноармейце. Он получил задание доставить боевой приказ подразделению, которое буквально через несколько минут должно было пойти в наступление, а командиру следовало вручить приказ до его начала. Мы с наблюдательного пункта хорошо видели, как добирался Андреев к окопам, то припадая к земле, будто срастаясь с ней, то ловко и быстро перебегая от одного укрытия к другому.

Во время одной перебежки его ранило. Придерживая раненую руку здоровой, Андреев продолжал выполнять приказ. Вражеская пуля попала связному в ногу. Он упал. Прошло несколько секунд, в течение которых Андреев лежал неподвижно. Нам показалось, что связной убит. Но вот он поднял голову и пополз вперед. Приказ был доставлен вовремя.

Однажды на командный пункт одного из полков на носилках принесли раненого, который наотрез отказался отправиться в санчасть раньше, чем он доложит командованию о расположении живой силы и огневых точек противника. Все лицо раненого было залито кровью: одна пуля пробила щеки, другая задела висок. Кровью пропитался и рукав гимнастерки на раненой руке. Почти теряя сознание, он доложил, выполнил свой долг. Это был вчерашний школьник, младший политрук Кожухов, успевший пробыть на фронте всего несколько недель.

И все-таки надо было выбирать лучших.

Не помню, кому (кажется, комиссару дивизии старшему батальонному комиссару С. А. Корогодскому) пришла в голову неплохая идея устроить награжденным орденами настоящий фронтовой праздник: с баней, парикмахерской и торжественным обедом. Когда мне доложили об этом и сказали, что награждение предполагается провести за круглым столом, я было выразил сомнение:

— Все это очень хорошо: и баня и обед. Но только круглый стол! Откуда вы его возьмете? Ведь посадить-то надо более пятидесяти человек, — Не беспокойтесь, товарищ подполковник, — ответил мне начальник оперативного отделения капитан Л. М. Штейнер, — все будет как надо.

Все получилось действительно великолепнейшим образом.

В небольшой балке, поросшей редким молодым дубняком, вырыли неглубокую кольцевую траншею, диаметром, наверное, метров восемь, со ступенькой в наружной стене, которая образовала таким образом земляной диван. А в середине получился самый настоящий круглый земляной стол, который слегка выровняли лопатой и покрыли простынями. Сверху навесили маскировочную сеть, закрепили на ней дополнительно еще веток.

И вот награжденные собраны. В их строю я увидел немало знакомых еще по стрелковой бригаде красноармейцев и командиров, и раньше отличавшихся в боях. Это были смелые и мужественные бойцы, и мне захотелось сказать им об этом не словами указа, который должен был быть оглашен здесь же, захотелось сказать, что горжусь ими и счастлив от того, что имею таких товарищей по оружию.

У меня мелькнула мысль, что, может быть, и они смотрят на меня с таким же чувством. Мне захотелось поздороваться с каждым в отдельности.

— Здравствуйте, стойкий пулеметчик товарищ Петраков, — сказал я, пожимая ему руку. — Здравствуйте, отважный сержант Демченко. Здравствуйте, грозный истребитель танков товарищ Серб…

— Здравия желаю, товарищ подполковник!..

— Здравия желаю, товарищ подполковник!..

Каждый произносил обычные уставные слова: «Здравия желаю, товарищ подполковник». А я смотрел на их загорелые и обветренные, но чистые и выбритые лица и думал: «Какие же вы разные ребята! И какие же вы все прекрасные! И какое счастье быть вашим командиром!» Но этого я, конечно, вслух не говорил, а просто здоровался со всеми знакомыми мне бойцами и теми, кого мне представляли: с искусным минометчиком Голубевым, блестящим артиллеристом-наводчиком Дмитриевым, бесстрашным связистом Нейлоковым и другими.

И наверное, оттого, что сразу между собравшимися установился внутренний контакт, родилось ощущение общности каждого со всеми, обычная процедура чтения приказа и награждения вызвала глубокое, искреннее волнение. Когда начальник штаба подполковник В. И. Стражевский читал последние строчки приказа: «Вперед, на помощь Сталинграду! Вперед, за нашу славную Родину, которая никогда не была и не будет под ярмом чужеземцев!» — в моей груди поднялась теплая волна и, заполняя всего меня, словно выплеснулась наружу чувством глубокой любви и уважения к каждому из стоящих в строю бойцов и ко всем им вместе. Вероятно, каким-то непонятным образом бойцы ощутили это. У стоящего прямо против меня высокого минометчика дрогнули скулы, и, нарушая команду «Смирно», он хриплым, но отчетливым полушепотом сказал:

— Точно, товарищ подполковник, не будет…

Когда процедура награждения закончилась, мы расселись за круглом «столом». Каждому в кружку или в консервную банку (стаканов, разумеется, не было) налили положенные фронтовые сто граммов водки. Выпили за победу над врагом.

В самом конце обеда я рассказал о стоящих перед дивизией задачах, стараясь как можно больше внимания уделить вопросам наступления. В частности, заговорил о том, что обычно почти каждой атаке, заканчивающейся порой рукопашной схваткой, предшествует артподготовка. Артиллерия обрушивает огонь на вражеское расположение и уничтожает или на какое-то время подавляет его огневые точки, деморализуя живую силу.

Затем обстрел заканчивается и в атаку поднимается пехота. Но обычно противник не находится в непосредственной близости от наступающих. От наших окопов его могут отделять 300, 400, а иногда и больше метров ровной как стол степи. И вот когда после прекращения артиллерийского огня поднявшаяся из окопов пехота с криками «ура!» преодолевает это расстояние, противник имеет время прийти в себя и накрыть наступающих огнем своих пулеметов, автоматов, минометов, орудий, нанося им огромные потери.

Выходом из этого положения были или очень плотная артподготовка, для которой у нас не хватало артиллерии и боеприпасов, или предельное сближение пехоты с противником во время артподготовки.

Значит, применим только второй способ: сразу после того, как противник будет оглушен и ослеплен разрывом наших мин и снарядов, через двадцать, тридцать, сорок секунд, обрушиться на него, не дав оправиться, прийти в себя.