Глеб Бакланов - Ветер военных лет

• Название: Ветер военных лет
• Автор: Глеб Бакланов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Боевой путь Героя Советского Союза генерал-полковника Глеба Владимировича Бакланова к Берлину, Эльбе, Праге лежал через Оршу, Смоленск, Москву, Сталинград, Курск, Кременчуг, Сандомир. Войну он начал начальником штаба стрелкового полка, а закончил командиром 34-го гвардейского стрелкового корпуса. 25 апреля 1945 года части этого корпуса первыми встретились на Эльбе с американскими войсками, разрезав тем самым армию фашистской Германии пополам. Ярко и увлекательно рассказывает Г. В. Бакланов в книге, написанной в последние годы жизни, о героизме и высоком боевом мастерстве однополчан, с большим интересом читаются страницы, посвященные видным советским военачальникам И. С. Коневу, А. С. Жадову, П. И. Батову.

---

А генерал Петров продолжал говорить:

— Вам должны отобрать в армиях, расчет отбора им дан, самых достойных солдат и офицеров. И надо укомплектовать полк таким образом, чтобы отдельные батальоны представляли все рода войск фронта: стрелков, автоматчиков, танкистов, артиллеристов, летчиков, кавалеристов, инженерные войска и войска связи.

Вероятно, на лице у меня все-таки отражались каким-то образом те видения, которые переносили меня в Москву, на Красную площадь, потому что Иван Ефимович сделал паузу и, внимательно вглядываясь в меня, спросил:

— Вам все понятно?

— Так точно, — по уставу ответил я, а генерал Петров давал дальнейшие пояснения:

— Каждым батальоном должны командовать особенно отличившиеся генералы, Герои Советского Союза. Кандидатуры подобраны, вот список. Как я уже сказал, командовать полком поручено вам.

— А заместитель по политчасти? — спросил я, бегло просматривая список.

— Рекомендован заместителем по политчасти тридцать второго гвардейского стрелкового корпуса вашей же армии полковник Петров, — ответил Иван Ефимович. — А начальника штаба и заместителя по тылу предлагайте сами.

Я назвал Т. В. Бельского и И. П. Морозова, полковника, моего заместителя по тылу. Возражений не последовало.

Тут только я внутренне удивился, что на мою долю выпала такая огромная честь. Ведь я сам совсем недавно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Но спрашивать о причинах моего назначения, конечно, не стал, рассудив, что, наверное, сыграла роль вся моя воинская служба, участие в двух войнах, а может быть, и то, что я в течение нескольких предвоенных лет, в том числе и 1 Мая 1941 года, участвовал во всех военных парадах на Красной площади в составе Московской Пролетарской стрелковой дивизии.

— Прошу вас ознакомиться с предполагаемым местом размещения полка и высказать свои соображения относительно того, что нужно для организации подготовки, — сказал мне в заключение генерал Петров.

Я попросил дать мне время, чтобы обдумать свои предложения.

Едва выйдя из помещения штаба фронта, я помчался в отведенные для полка казармы, находившиеся тут же, в Дрездене, на правом берегу Эльбы. Казармы оказались в неплохом состоянии. Можно было обзаводиться хозяйством и приступать к формированию полка. Так я и доложил вечером Петрову.

Это была нелегкая задача — сформировать сводный полк, хотя достойных солдат и офицеров, орденоносцев, прославленных героев было более чем достаточно.

Личный состав полка начал прибывать с запасом, численность его приближалась к двум тысячам человек. Скоро казармы заполнили лучшие люди нашего фронта. Честное слово, это было совершенно неповторимое зрелище: люди самых разных возрастов, от двадцатилетних парней с румянцем во всю щеку до седоголовых зрелых воинов, самых разных национальностей, различных характеров, темпераментов, привычек, манер; люди, не похожие друг на друга решительно во всем, кроме одного: это были бойцы, не уступающие друг другу в мужестве, выдержке, смелости, в высоком воинском мастерстве.

В составе полка оказалось 98 Героев Советского Союза (большую часть из них составили летчики), несколько офицеров, дважды удостоенных этой высочайшей награды, и, наконец, трижды Герой Советского Союза полковник Александр Иванович Покрышкин.

Вскоре из Москвы вернулся наш командующий, Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Чуть ли не сразу по возвращении он приехал к нам в казармы, чтобы ознакомиться с составом полка, нашими планами подготовки к параду и с ее ходом.

Маршал обошел развернутый строй полка, внимательно вглядываясь в лица солдат и офицеров. Память у Конева была замечательная. Он не только помнил и узнавал многих участников парада, но, вступая в разговор с ними, вспоминал самые различные боевые эпизоды и операции, в которых они отличились.

Как мне показалось, маршал остался вполне доволен подбором людей. Во всяком случае, когда парадные расчеты проходили в виде репетиции мимо наскоро сколоченной трибунки, где мы стояли вместе с Коневым, на лице его светилось удовлетворение и даже гордость. Само прохождение было еще далеко от совершенства, так что, по-видимому, удовольствие командующему фронтом доставляло не то, как шли, а то, кто шел. Это действительно был цвет фронта, наша гордость, наша слава — самые бесстрашные, самые преданные сыны своей Родины. А. И. Покрышкину, по моему предложению, поручили нести алый бархатный стяг с вышитой золотом надписью: «1-й Украинский фронт».

Подготовка пошла своим порядком по утвержденному И. С. Коневым плану. Занимались по восемь-девять часов в день. Я же начал испытывать совершенно непреодолимое желание побывать в Берлине. Меня мучила «белая зависть» по отношению ко всем товарищам, которые видели побежденный Берлин, и я изыскивал способ побывать там. Это не было простым любопытством. Я рвался в Берлин, чтобы еще полнее и глубже ощутить радость и торжество нашей победы.

И вот в разгар моих вожделенных мечтаний о поездке в Берлин Александр Иванович Покрышкин как-то в разговоре, совершенно мимоходом, сказал:

— Знаете, чертовски хочется слетать в Берлин. Я ведь там не был. Может, махнем вместе?

— На чем? Когда? — сразу ухватился я.

— На чем! Сядем на мой служебный и через час там.

«Служебным» Покрышкин называл самолет По-2. Для Александра Ивановича этот По-2 был тем же, чем мой «виллис» для меня: он «разъезжал» на нем по служебным надобностям, что существенно облегчало Покрышкину управление авиадивизией.

Я попросил разрешения у Ивана Ефимовича Петрова отлучиться вместе с Покрышкиным на четыре часа, чтобы побывать в Берлине. Петров дал согласие.

— Ну что ж, — сказал он, — летите, заслужили. — И шутливо добавил: Только не загуляйте там! Чтобы к вечеру дома были. А то будем судить за самоволку.

— Как можно, товарищ генерал! — заверил я начальника штаба фронта. Вернемся к вечеру обязательно. Тем более что на этой стрекозе ночью и летать невозможно.

Александр Иванович связался, как полагается, со своим «воздушным» начальством, попросил, чтобы в Берлине нам предоставили машину. Мы благополучно взлетели с Дрезденского аэродрома и так же благополучно приземлились на Берлинском. Нас уже ждала шикарная трофейная машина «майбах». Огромная черная сигара, сверкая никелем и стеклом фар, которых на этой машине великое множество, помчала нас по улицам города.

Естественно, мы посетили все достопримечательные и памятные для советских воинов места. Не помню, чем руководствовались, определяя последовательность в осмотре достопримечательностей, но помню, что первая остановка была у Бранденбургских ворот. Отсюда открывался вид и на рейхстаг, над которым уже с 30 апреля развевалось наше, советское знамя.

Здесь, у рейхстага, мы испытали волнение совершенно особого рода. Волнение было вызвано надписями, сделанными нашими воинами, дошедшими до Берлина. Эти бесхитростные строчки, эти родные имена покрывали стены и колонны рейхстага, вызывая в воображении сотни, тысячи лиц солдат, дошедших до конца, до Великой Победы, а в памяти — лица и судьбы тех, кто ценой своей жизни купил право и возможность для всех остальных торжествовать сегодня у стен рейхстага.

Несколько минут мы простояли молча у стен, которые были свидетелями мужества советских воинов и стали вечным памятником их героизму…

На обратном пути мы очень спешили, времени оставалось в обрез. От нетерпения, а также вследствие привычки к большим скоростям машин, на которых всю войну летал Покрышкин, он очень тяготился тихоходностью своего По-2, заметно нервничал, то и дело смотрел на часы, вытягивая шею, заглядывал куда-то вперед, словно пытался увидеть, далеко ли до Дрездена.

— Глеб Владимирович, — услышал я измененный шлемофоном голос летчика, — а вы на тракторе ездили когда-нибудь?

— Да, — ответил я. — А что?

— Нет, ничего, я так. Просто подумал, что, если автогонщика посадить на трактор, ему вот так же муторно будет. Может, мы вообще стоим, а?

Я засмеялся:

— Терпите, терпите. Летим!

Покрышкин недовольно пробубнил еще что-то и на некоторое время успокоился. Потом опять начал крутить головой и, видимо, чтобы скрасить нестерпимо скучный для него полет над пустынной местностью, где топорщились небольшие лесочки и рощицы, резко снизился. Мы полетели над самой землей, буквально в четырех-пяти метрах от ее поверхности. Теперь же не казалось, что мы летим медленно, да и вообще почти исчезло ощущение полета. Больше было похоже, что мы мчимся на очень высоком автомобиле.

Впереди я увидел лес. Создалось впечатление, что мы спокойно въедем в него на своем «автомобиле». Метров за сто или больше до леса Покрышкин потянул на себя ручку управления — и машина резко пошла вверх, будто взбираясь на невидимую гору. Я сначала не понял, почему Александр Иванович взмывал вверх так заблаговременно, а не перед самым лесом, как это обычно делали все летчики По-2, но потом сообразил, что так получалось тоже от непривычки к низким скоростям. Покрышкин выбирал рукоятку, как на скоростном истребителе, который непременно врезался бы в лес, если не начать подъем именно в этот момент.