Элизабет Гаскелл - Руфь (Без указания переводчика)

• Название: Руфь (Без указания переводчика)
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Классическая проза

(Елизавета Элеггорн Gaskell, урожденная Стефенсон) — английская романистка (1810–1865). Выйдя в 1832 г. замуж за унитарного проповедника, Гаскель принимала деятельное участие в миссионерских трудах среди бедного населения, а также в тюрьмах фабричных городов, равно как в школьном обучении молодых работниц. Уже в первом ее романе «Mary Barton» (1848), в котором она дает художественно написанную и основанную на долголетнем наблюдении и опыте, верную действительности картину жизни рабочих классов в большом английском городе, ее талант выразился во всей своей силе. Затем быстро следовали одни за другими ее рассказы и романы: «Moorland Cottage», «Ruth», «Lizzie Leigh», «Cranford», «North and South» (185 5), «Mylady Ludlow», «Right at last», «Sylvia's Lovers», «Cousin Phyllis» и «Wives and daughters» (есть русский пер.). Ближе всех к ее первому роману стоит по своему значению «North aud South», в котором Г. рассматривает социальный вопрос с точки зрения работодателей, как в «Mary Barton» он рассматривался с точки зрения рабочих. Впрочем, и остальные ее произведения отличаются тонкой наблюдательностью и гуманностью. Ее «Cranford» дышит милым юмором, a «Cousin Phyllis» служит доказательством, что Г. не менее владеет пером в области мирной идиллии, чем в бурной сфере социальных вопросов. Небольшие рассказы Г. изданы под заглавием «Round the Sopha». Г. написала также превосходную биографию своей подруги, Шарлотты Бронте (Лондон, 1857).

---

— Миссъ Гильтонъ, куда вы дѣвали голубую, персидскую матерію? Ужь если все растеряно, то я узнаю, что убирать наканунѣ была очередь миссъ Гильтонъ.

— Миссъ Гильтонъ выходила со двора вчера вечеромъ и комнату убирала за нее я. Я сейчасъ отыщу матерію! отозвалась одна изъ дѣвушекъ.

— О я знаю, что миссъ Гильтонъ всегда рада избавиться отъ своихъ обязанностей, если есть возможность свалить ихъ на кого другого! замѣтила мистриссъ Мезонъ.

Руфь покраснѣла и на глазахъ ея выступили слезы; но она такъ твердо сознавала лживость обвиненія, что упрекнула себя въ томъ, что оно ее смутило, и гордо поднявъ голову, обвела вокругъ взоромъ, будто взывая къ справедливости своихъ подругъ.

— Гдѣ юбка отъ платья леди Фарнгемъ? И оборки не нашиты! удивительно! Кому это было вчера поручено? спросила мистриссъ Мезонъ, вперивъ глаза на Руфь.

— Мнѣ; но я ошиблась и должна была все перепарывать. Очень сожалѣю.

— Нечего было и спрашивать. Ужь если работа испорчена, или завалялась, нечего и спрашивать въ чьи руки она попала.

Такія-то рѣчи пришлось Руфи выслушивать съ этого дня, пока наконецъ она не сдѣлалась къ нимъ совершенно равнодушна.

Послѣ обѣда мистриссъ Мезонъ понадобилось отправиться за нѣсколько миль ея городъ. Уѣзжая, она надавала внушеній, приказаній и распоряженій безъ конца; но наконецъ уѣхала. Облегченная ея уходомъ, Руфь положила руки на столъ и спрятавъ въ нихъ голову, принялась плакать, не сдерживая болѣе своихъ рыданій.

— Полноте плакать, миссъ Гильтонъ.

— Полно, Руфочка; ну ее, этого стараго дракона!

— Какъ же вы хотите вынести пять лѣтъ такой жизни, если у васъ нѣтъ настолько хладнокровія, чтобы не обращать вниманія на ея слова?

Такимъ образомъ старались ободрить и утѣшить Руфь нѣкоторыя изъ молодыхъ мастерицъ.

Но Дженни лучше понимала зло и нашла отъ него лекарство.

— Фанни Бартонъ, сказала она: — пусти Руфь пойти за тебя по комиссіямъ; ты вѣдь боишься холоднаго вѣтра, а Руфь любитъ и морозъ, и снѣгъ, и всякую непогоду. Свѣжій воздухъ дѣлаетъ ей пользу.

Фанни Бартонъ была высокая, сонная дѣвушка, вѣчно жавшаяся къ огню. Никому менѣе ея не хотѣлось выходить въ этотъ холодный вечеръ, когда восточный вѣтеръ рѣзко свисталъ по улицѣ, сметая снѣгъ. Въ такую пору ни для кого не могло быть заманчиво оставлять теплой комнаты, если этого не требовала крайняя необходимость; ктому же наступавшіе сумерки показывали, что уже была пора вечерняго чая для скромныхъ жителей того квартала, черезъ который Руфи предстояло проходить для исполненія своихъ комиссій. Дойдя до высокаго холма надъ берегомъ, гдѣ улица круто спускалась къ мосту, Руфь увидѣла вокругъ себя плоскую поляну, покрытую снѣгомъ, отъ котораго темное, облачное небо казалось еще чернѣе, какъ-будто зимняя ночь вовсе не сходила съ него, а только пережидала на краю небосклона когда потускнетъ короткій пасмурный день. Внизу у моста (гдѣ находилась небольшая пристань для лодокъ, плававшихъ по этой мелкой рѣкѣ) играло, не взирая на холодъ, нѣсколько ребятишекъ. Одинъ изъ нихъ влѣзъ въ широкій ушатъ, и съ помощью сломаннаго весла, направлялъ его то туда, то сюда въ маленькомъ заливѣ, на великую потѣху товарищей, пристально слѣдившихъ глазами за подвигами этого героя, хотя лица ихъ были посинѣвшія отъ холода и руки глубоко засунуты въ карманы, со слабою надеждою найти тамъ сколько-нибудь тепла. Они можетъ быть боялись, что если они измѣнятъ свою съеженную позу и начнутъ двигаться, то злой вѣтеръ проникнетъ во всѣ скважины ихъ худенькой одежды. Ребятишки смирно стояли всѣ въ кучкѣ, устремивъ глаза на будущаго моряка. Наконецъ одинъ изъ мальчишекъ, завидуя товарищу, дивившему всѣхъ своею смѣлостью, крикнулъ ему:

— А небось вонъ туда, Томъ, ты не поѣдешь; вонъ за ту черную полосу, въ настоящую-то рѣку.

Отъ такого рода вызова разумѣется нельзя было отказаться и Томъ принялся грестъ къ темной полосѣ, за которою рѣка бѣжала мягкою, ровною волною. Руфь (сама почти ребенокъ по лѣтамъ) стояла на вершинѣ берега, также слѣдя глазами за храбрецомъ и такъ же мало сознавая опасность, которой онъ подвергался, какъ и толпа ребятишекъ внизу. Тѣ, видя успѣхъ товарища, прервали свое молчаливое вниманіе шумными одобреніями. Они хлопали въ ладоши и стучали ногами, крича ему: — Браво, Томъ! молодецъ!

Томъ остановился на минуту и глядѣлъ на нихъ съ чувствомъ дѣтской гордости, какъ вдругъ лахань круто повернуло: мальчикъ потерялъ равновѣсіе и упалъ въ воду. И его, и лодку его, медленно, но неудержимо повлекло къ быстрой, глубокой рѣкѣ, вѣчно катящей свои волны къ морю.

Дѣти громко закричали отъ ужаса. Руфь сбѣжавъ къ маленькому заливу, вскочила въ мелкую воду, неуспѣвъ размыслить, что это ни къ чему не ведетъ и что благоразумнѣе было бѣжать звать болѣе дѣйствительную помощь. Едва успѣла мелькнуть въ ней эта мысль, какъ въ водѣ, гдѣ она стояла, раздался громкій всплескъ лошадиныхъ копытъ, покрывшій сердитое журчанье вѣчно-бѣгущихъ волнъ. Стрѣлою мелькнулъ мимо Руфи наклонившійся всадникъ, спустился въ рѣку, поплылъ съ теченіемъ, — и вотъ надъ водою простерлась рука, и маленькое существо спасено для тѣхъ, кто его любитъ! Пока все это происходило, Руфь стояла ошеломленная страхомъ и волненіемъ; но наконецъ всадникъ повернулъ лошадь, и разсѣкая волны, медленно поплылъ къ пристани. Руфь узнала тутъ въ немъ мистера Беллингема. Онъ везъ безчувственнаго ребенка; перекинутое черезъ лошадь тѣло повисло безъ всякихъ признаковъ жизни. Руфь заключила, что ребенокъ мертвъ и глаза ея наполнились слезами. Она вернулась на берегъ, на то мѣсто, куда мистеръ Беллингемъ направлялъ свою лошадь.

— Онъ умеръ? спросила она, протягивая руки чтобы снять ребенка съ лошади, потомучто положеніе, въ которомъ онъ лежалъ, не могло способствовать возвращенію чувства, если только оно могло еще возвратиться.

— Кажется живъ! отвѣтилъ мистеръ Беллингемъ, отдавая ей на руки мальчика, прежде чѣмъ сойти съ лошади.

— Это вашъ братъ? вы знаете чей онъ?

— Глядите! сказала Руфь, садясь на землю, гдѣ было удобнѣе положить ребенка: — глядите, онъ вытягиваетъ руки! онъ живъ! О сэръ, онъ живъ! Чей онъ? спросила она, обращаясь къ народу, толпой сбѣжавшемуся на берегъ, услыхавъ о приключеніи.

— Это внукъ старой Нелли Броунсонъ, отвѣчали ей.

— Надо отнести его домой. Далеко это отсюда? спросила Руфь.

— Нѣтъ; это вотъ тутъ, близехонько.

— Чтобы сейчасъ же кто-нибудь бѣжалъ за докторомъ! повелительно сказалъ мистеръ Беллингемъ: — и немедленно привелъ его къ этой женщинѣ. Не держите его долѣе, прибавилъ онъ, обращаясь къ Руфи и впервые припоминая тутъ ея лицо: — ваше платье уже насквозь промокло. Эй, малый! подними его осторожнѣй.

Но ребенокъ судорожно уцѣпился руками за платье Руфи и она не позволила его тревожить. Она осторожно понесла свою тяжолую ношу къ бѣдному домишку, указанному ей сосѣдями. Изъ двери его выскочила убогая старуха и въ волненіи ковыляла, расталкивая народъ.

— Сердце мое! вскричала она: — одинъ мнѣ оставался, да и того я пережила!

— Успокойтесь! сказалъ мистеръ Беллингемъ: — ребенокъ живъ и вѣроятно останется въ живыхъ.

Но старуха была неутѣшна и твердила, что внукъ ея умеръ. Онъ и точно умеръ бы, еслибы не Руфь и не двое или трое изъ наиболѣе добрыхъ сосѣдей, которые подъ руководствомъ мистера Беллингема суетились вокругъ него, употребляя всѣ средства къ приведенію его въ чувство.

— До сихъ поръ этотъ народъ не могъ привести доктора! замѣтилъ мистеръ Беллингемъ, обращаясь къ Руфи, съ которою у него установился родъ безмолвнаго пониманія другъ друга съ тѣхъ поръ какъ они вдвоемъ были единственными свидѣтелями (кромѣ дѣтей) страшнаго происшествія. Этому способствовала также и извѣстная степень образованія, дававшая имъ возможность понимать мысли и языкъ другъ друга

— До какой степени трудно вбить какую-нибудь мысль въ эти безтолковыя головы! Они стоятъ и толкуютъ какого бы привести доктора, какъ будто тутъ непремѣнно надо Броуна или Смита, а ребенокъ между тѣмъ уже успѣлъ придти въ чувство. Мнѣ нѣтъ времени дожидаться; я торопился ѣхать, когда увидалъ утопающаго мальчика. Теперь онъ совсѣмъ отошолъ и открылъ глаза, значитъ мнѣ незачѣмъ долѣе оставаться въ этой душнотѣ. Moгу я просить васъ объ одной вещи? Потрудитесь наблюсти, чтобы ребенокъ имѣлъ все что ему понадобится. Я оставлю вамъ мой кошелекъ, если вы позволяете, прибавилъ онъ, подавая его Руфи, очень обрадованной этою возможностью доставить бѣдному мальчику нѣсколько необходимыхъ вещей, въ которыхъ, какъ она замѣтила, онъ нуждается. Но сквозь петли кошелька мелькнуло золото и Руфь не рѣшилась принять на себя распоряженіе такимъ богатствомъ.

— Это слишкомъ много, сэръ! сказала она. — Одного соверена за глаза довольно. Я возьму его и возвращу вамъ, при свиданіи, то что останется. Или я могу переслать вамъ?