Иван Кривоногов - Родина зовет

• Название: Родина зовет
• Автор: Иван Кривоногов
• Издательство: Горьковское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1963

Есть книги, в которых читатель не ищет больших стилистических красот, но факты, изложенные в них, подкупающая правдивость и высокий пафос чувств западают в читательское сердце и надолго остаются там. Такой нам видится и книга Ивана Кривоногова «Родина зовет». Это — правдивые записки очевидца. Их написал человек, который на границе встретил первый шквал войны, в течение двух недель огнем своего дота удерживал натиск врагов, обожженный и обессиленный попал в плен, прошел несколько гитлеровских тюрем и лагерей и наконец вместе со своим другом Михаилом Девятаевым организовал побег группы русских заключенных на немецком бомбардировщике. Случай — беспримерный в истории второй мировой войны! Первое издание книги Ивана Кривоногова вышло летом 1960 года и получило много теплых взволнованных отзывов читателей. За последние два года И. П. Кривоногов стал располагать новыми материалами, кое-что узнал о судьбе некоторых товарищей по концлагерям и по перелету, ему стало известно, что произошло в ставке Гитлера, на аэродроме Пеенемюнде, в концлагере, после того как самолет, ведомый М. Девятаевым, поднялся над морем. Выполняя многочисленные пожелания читателей, Горьковское книжное издательство выпускает книгу Ивана Кривоногова вторично, включая в новое издание материалы, которые стали известны в последние годы

---

Я с уважением посмотрел на Молоткова. Он стоял, отвернувшись от нас, и вглядывался куда-то в темноту: очевидно, его смущали похвалы младшего лейтенанта. Между тем Евсюков продолжал:

- Немцев отогнали еще раз. Вдруг бойцы заметили, что по дороге с нашей стороны на немецкую гонит галопом тачанка. Молотков пополз наперерез ей, к насыпи шоссе. Он увидел на тачанке немцев. Приподнявшись на локтях, бросил гранату. Повозка с лошадьми перевернулась и свалилась с дороги под откос. Молотков пополз обратно к доту. Оттуда наблюдаем, не появятся ли немцы. Через несколько минут дорогу переполз человек. Он приближался к доту.

К удивлению своему, мы увидели шофера нашей роты Олюшенко. Он был ранен и обожжен взрывом. Отдышавшись, Олюшенко рассказал, что произошло с ним.

В первый день войны, как только немцы открыли огонь по нашим укреплениям, сразу же началась эвакуация семей комсостава. Их отвозили на станцию. Затем начали вывозить штаб части в глубь территории. Нагруженные машины отъехали. Вместе с Олюшенко [32] в кабине сидел помкомроты лейтенант Баранник. Когда машина проехала километра четыре, Бараннику вздумалось вернуться обратно, чтобы захватить бочку с бензином, которая осталась в Леско. Вернулись, погрузили бочку, снова поехали, но попали под обстрел. Пробило скаты, и машина встала. Не успели вылезти из кабины, как к машине подбежали немцы с автоматами в руках. Все произошло в одно мгновение. Открыв дверку кабины, немцы спросили лейтенанта Баранника:

- Коммунист?

Он ответил:

- Да, коммунист.

По нему дали автоматную очередь. Он так и остался в кабине. А Олюшенко выволокли из кабины и потащили к ближайшей деревне, там бросили в подвал.

Выбрав удобный момент, он сбежал. Его снова поймали, привязали к тачанке и куда-то повезли. Здесь-то и спас его сержант Молотков.

Так к нашему гарнизону прибавился еще один человек. Немцы продолжали бить прямой наводкой по доту, и когда было разбито защитное крыло сооружения, оставаться в доте стало бессмысленно. С наступлением темноты гарнизон покинул покалеченный дот. Три дня и три ночи мы лежали в кустарнике, не могли никуда двинуться: кругом сновали немцы. Но вот наконец проскочили через дорогу и побежали по проселочной дороге сюда, к лесу, - закончил Евсюков.

Запертые в своем доте, отгороженные от мира железобетонными стенами, не имея связи с командованием, мы видели в течение двух недель только кусочек немецкой территории и знали только то, что происходило рядом с нами и в соседнем доте Скрипниченко. Рассказы товарищей дали мне представление о первых днях войны. Теперь было ясно, что немцы двинулись на нашу территорию мощной лавиной, надеясь в несколько дней все смести на своем пути. Но, несмотря на то, что линия наших передовых оборонительных сооружений не была достроена, они встретили здесь такое отчаянное сопротивление пограничных частей и немногочисленных гарнизонов, что вынуждены были в течение нескольких дней вести тяжелые бои [33] с большими потерями для себя и выходить на советскую землю через прорывы. И долго еще в их тылу дрались отдельные гарнизоны.

* * *

Мы шли ускоренным шагом и наконец добрались до леса. Теперь можно передохнуть. Куда пойдешь ночью по неизвестной местности? Решили остаться здесь до утра, а утро уже близко - начинало светать. Хорошо замаскировавшись в кустах, лежим. Несмотря на сильную усталость, голод и боль от ран, никто не заснул. Лишь некоторые дремлют сидя.

Когда стало совсем светло, мы поднялись.

Я чувствовал себя плохо. Лицо горело. Притронулся рукой - пальцы стали липкими: из ран сочилась кровь. Спрашиваю, нет ли у кого-нибудь зеркальца. Нашелся осколок у сержанта Молоткова. Он нехотя подал его мне. Взглянул я в зеркальце и себя не узнал. Вместо пышного чуба торчал клочок обгорелых волос, с правой стороны кожа на голове полопалась, лицо обгорело и потрескалось. На левое ухо я не слышал совсем. «Навек калека, урод!» - пришла мне мысль, и рука невольно потянулась к пистолету.

Сержант Молотков перехватил мою руку и с упреком и жалостью произнес:

- Не смейте! Мы вас доставим в санбат. Вас еще вылечат.

Мне стало стыдно перед товарищами: я отвернулся.

У кого- то нашелся бинт. Чьи-то ловкие руки забинтовали мою голову. Фуражки на мне не было. Я так и не нашел ее после взрыва в доте. Один из бойцов отдал мне свою фуражку. Гимнастерку мне зашили. И я стал снова похож на солдата, приободрился, приосанился, несмотря на сильную боль и слабость.

Нам нужно было срочно принимать какое-то решение. Младший лейтенант Евсюков и старшина Ильин просили меня командовать группой. Место, где мы остановились, оказалось слишком открытым. Мы углубились дальше в лес, а затем приблизились к опушке леса с другой стороны, - отсюда вели наблюдение. Расположились так, чтобы на случай нападения можно было обороняться. [34]

Нам были видны две дороги. По обеим двигались колонны немцев. Прежде чем предпринять что-либо, мы должны были узнать, велик ли этот лес, есть ли в нем немцы, можно ли достать какую-нибудь пищу. Я послал в разведку по два человека в три разные стороны. Разведчики вернулись быстро со всех трех направлений. Лес оказался небольшим и отовсюду видны движущиеся немецкие части. В одном направлении есть деревушка, но в ней немцы.

Данные неутешительные. Все бойцы голодны и почти все ранены. В лесу нам долго сидеть нельзя. Я, как командир группы, должен был найти выход из положения.

День кончался. Солнце уже садилось за горизонт. Нас всех клонило ко сну. Оставив охрану, мы легли спать. Утром 5 июля, еще только начинал пробиваться свет, я поднял всю группу.

- Товарищи, сейчас спать не время.

Снова в разведку по трем направлениям ушли бойцы. Они получили задание не только узнать, где немцы, но и достать любым способом что-нибудь съестное - хлеба, картошки, овощей. Иначе скоро мы не сможем двигаться. Я не ел больше суток, остальные - уже несколько дней.

Томительно долго тянется время. Солнце поднимается все выше и выше. Становится жарко. Хочется пить. Мы облазили все кусты, заглядывали в каждый уголок леса, но не нашли ни ручейка, ни даже крохотного родничка. Хотелось есть, но ничего поблизости не было - ни ягод, ни грибов. Так мы и сидели и поджидали ушедших товарищей.

Вот уже двенадцать часов, а разведчиков все нет. Где они? Что с ними? Сидеть и ничего не делать невозможно. Посылаю еще двоих в восточном направлении. Никто не возвращается. Уходят младший лейтенант Евсюков и старшина Ильин. Мы остались вдвоем с сержантом Молотковым. Он за наблюдателя и за охрану. И снова ждем - час, два, три…

К вечеру вернулись Евсюков и Ильин. Мы не сразу узнали их. Вместо армейской формы на них надеты грязные штаны и рваные крестьянские рубахи. Они пришли мрачные и сообщили, что есть нам ничего не принесли - в селах кругом немцы. [35]

- Немцы продвинулись очень далеко, - сказал Евсюков. - Подходят к Киеву. Мы решили пробираться туда, - добавил он, не глядя мне в глаза.

- Одни? - спросил я его с изумлением. Я не мог даже представить, что они могут бросить нас одних, раненых и ослабевших, без еды и воды, здесь, в лесу, окруженном врагами.

- Чем всем погибать… - начал было Ильин.

- Ах, вон как вы рассуждаете, - оборвал его сержант Молотков. - Ну, так идите, предатели!

Мне тоже ничего не оставалось, как посоветовать им скорее убираться отсюда.

Они тяжело побрели по лесу, оглядываясь, очевидно опасаясь пули в спину.

Мы с сержантом Молотковым снова остались одни в лесу, окутанном прозрачными летними сумерками. Несколько мгновений сидели неподвижно, подавленно молчали. «Неужели остальные тоже ушли? Тайком?» - эта мысль не давала мне покоя. Я с трудом мог подняться. Молотков выглядел бодрее. Я нерешительно предложил:

- Может, ты тоже пойдешь в деревню, выпросишь гражданскую одежду и попробуешь пробраться к своим?

- Я никуда не пойду от вас, товарищ лейтенант, - очень просто ответил сержант.

Я посмотрел на него, и на глазах у меня выступили слезы благодарности…

Эту ночь мы провели в лесу.

Наступило следующее утро.

У меня уменьшились головные боли. Я попробовал походить потихоньку - ничего, получается, «Дальше должно быть лучше», - подумал я.

Я сумел дойти до опушки леса, оглядел внимательно открывшуюся местность. Впереди кустарник, потом дорога. Сейчас она пустынна. А еще час назад до нас доносился гул машин, треск мотоциклов, рокот танков. Дальше поля, вдали виднеется село.

Я вернулся к тому месту, где оставил сержанта. Он сидел на траве и старательно зашивал свою гимнастерку.

- Володя, надо идти, - сказал я ему.

- Да, - ответил он и поднялся. [36]

Мы стали собираться. Все, что могло мешать в пути, а также документы и письма бойцов, которые остались в их солдатских мешках, мы зарыли под одним приметным кустом. Взяв с собой по одной гранате и пистолеты, мы вышли на опушку леса и, поддерживая друг друга, спотыкаясь о рытвины и корни кустарника, побрели по направлению к дороге. Шли медленно, с передышками. По проселочной дороге идти стало легче. Кроме того, она полого спускалась вниз, в небольшую лощину. Это еще более облегчило наш путь. В лощине мы подкрепили себя студеной водой из ручейка.