Аксель Сандемусе - Былое — это сон

• Название: Былое — это сон
• Автор: Аксель Сандемусе
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.

Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.

Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

---

Я посмотрел на звезды, и мне в голову пришла еще одна глупая мысль: почему я несчастен? Почему никак не найду себя?

И самая наивная из всех глупых мыслей: почему никто не поможет мне?»

_________________

«В середине лета я навестил знакомых в Грокаммен и много бродил по окрестностям. Однажды я просидел в лесу всю ночь. Я понимаю, надо радоваться, что я избавился от этой женщины, она губила всех, кого знала, но… ведь есть Гюллан, что же мне делать?

Ночью моросил дождь. Немцы что-то праздновали в соседнем доме, там горел свет. Он падал на цветы и мокрую траву. Кроны деревьев казались бездонно черными.

Взошло солнце, и небо очистилось. Когда человек смотрит в глаза гибели, он вспоминает из прежней жизни только светлые мгновения. Другое дело потом!..

Совершенно разбитый, я встал и пошел по лесу. Сделалось жарко. Кого бы мне посетить? Я перебрал в уме многих знакомых. Нет, некого. Все занимали у него деньги. Я ходил весь день, даже не помню где. Вечером я забрал Трюггве, он обрадовался, увидев меня, и жался ко мне больше, чем обычно».

_________________

«Я всегда опасался по-настоящему показывать ей, как она мне дорога. В таких случаях она становилась надменной, неприятной и глуповатой. Всякий раз, показав, что люблю ее, я бывал вынужден отступить, точно обиженный ребенок. Она смелела, на время делалась очень самоуверенной и изменяла мне».

_________________

«Взгляни на моего брата и ты поймешь, как я боролся, чтобы не погибнуть. Меня засасывало, я погружался все ниже и ниже. Она не предпринимала ничего, не подталкивала меня, но и не помогала выбраться, пока не поняла, что речь идет о жизни. Тогда она ударила меня ногой в лицо, и я утонул».

_________________

«Думаю, этот ее новый мужчина придерживается старинных правил в обращении с женщинами; для Гюллан будет только лучше, если он сумеет держать Сусанну в руках. Может, именно этого ей и хочется».

_________________

«На даче в Аскере я устроил для Гюллан палатку из сетки от комаров. Она не приехала».

_________________

«Всякий раз, когда мне что-нибудь напоминает о случившемся, мне кажется, будто с меня содрали кожу и выставили на ледяной ветер, и я слышу, как Гюллан зовет меня. Я долго не осмеливался смотреть на поезда, они напоминали мне тот вечер, когда я приехал в Осло и застал их, а однажды я вспомнил, как встречал на вокзале ее и Гюллан. Они куда-то надолго уезжали».

_________________

«Странная манера у таких женщин — поступая подло по отношению к одному мужчине, они стараются искупить это перед другим, чем, разумеется, приятно поражают его».

_________________

«Мужчины позволили внушить себе, что любовь к детям — слабость и сентиментальность. А мне кажется, детям часто бывает лучше с мужчинами, конечно, кроме первых двух-трех лет жизни, — мужчины обращаются с детьми с той робкой нежностью, которую женщины проявляют крайне редко».

_________________

«Я давно знал, что она бросит меня ради первого же, кто согласится ее взять. Теперь он, помоги мне господи, появился».

_________________

«Я выпил до дна ее чашу, разделил с ней похмелье, это неоднократно случалось и прежде, но не в такой степени.

Опьянение, именно на него походили ее светлые периоды. Три или четыре раза она загоралась со мной, потом с мужьями своих приятельниц. Это было как запой; когда он проходил, она возвращалась подавленная и бледная, будто из вытрезвителя, где ее хорошенько выдрали. Иногда она вдруг бывала очень разумна».

_________________

«Сусанна признает любовь только в первой ее стадии. Когда эта безответственная стадия минует, она ищет другого мужчину.

Она думает, что любовь — это медовый месяц. Что это новый мужчина и новые ласки. Люди ее типа находят поддержку в неправильном толковании психоанализа, считая его евангелием похоти, отчего Зигмунд Фрейд, наверно, перевернулся бы в гробу. Когда пророк становится великим, судьба снабжает его апостолами, спаси нас господи от этих учеников».

_________________

«Счастья без жертвы она не понимает, она холодеет при виде чужой радости».

_________________

«До сих пор она из всех передряг выходила целехонькой, у нее нет воображения, она не предвидит погибели. Это очень помогает. Только возраст остановит Сусанну».

_________________

«Вот уж про кого можно сказать, что он проявил достаточно выдержки, так это про меня. Однажды я вернулся домой и застал их в постели. Гюллан не было.

Они лежали, будто мертвые, один глаз у нее был приоткрыт, он закатился, и был виден только белок. Сперва я подумал, что она умерла, она была вся выпачкана в чем-то красном, оказалось — это помада. На ней было нарисовано сердце, какие обычно рисуют на дверях наших деревенских уборных. Он был в рубашке и галстуке, галстук обмотался вокруг шеи, лицо посинело. Помнишь в „Декамероне“ историю о девушке, которой захотелось послушать соловья?

По всему было видно, что они не скоро проснутся. Я стоял у стола и смотрел на них. Потом открыл газ и ушел. Вернулся, закрыл газ, проветрил комнату и снова ушел. Опять вернулся и опять ушел.

Потом подумал: один раз не в счет. Пусть лучше не догадывается, что мне все известно. Я ей потом говорил, что я ей верю. Ничего хорошего не получилось бы, если б она узнала, что я был дома той ночью.

Через три недели я снова застал их.

Можно убедить себя в чем угодно. Мне хотелось бы, чтобы того случая не было, и я в течение трех недель ежеминутно и ежечасно убеждал себя, будто ничего не произошло.

Я и сейчас вижу эту мрачную картину — они вместе на кровати, белые невидящие глаза Сусанны, и сам я сижу у стола, подперев щеку рукой. Вот она — твоя жизнь, думал я. На столе стояло пиво, и я выпил его, ведь пиво-то было мое».

_________________

«Это написал тот единственный, кто любил ее, когда она нуждалась в любви, и верил, что продукт так называемого радикального Осло двадцатых — тридцатых годов не погибнет, если это добротный товар. Сусанна по простоте душевной стала тем, что есть. Она всерьез поверила громким фразам, которыми остальные просто развлекались. Поэтому ей и хотелось потом выцарапать кому-нибудь глаза. И она выцарапала их собственному ребенку и тому, кто любил ее так сильно, что допустил это».

Дорогой Джон, я понимаю, какая притягательная сила таится, наверно, во всем, что я написал, ведь ты, молодой, получишь записки старика, твоего отца, человека известного, много думавшего о тебе и потратившего много ночей, чтобы написать тебе это.

Я всегда говорил, что надо быть осторожным, пророчествуя о другом. Тому останется лишь выполнить пророчество. Говори про человека, что он честный, и он в конце концов станет честным. Точно так же легко заразиться тем, что я пишу о себе. Более сильный и старый влияет на более слабого и молодого гораздо сильней, чем мы обычно думаем. Не исключено, что ты, прочитав эту рукопись, попытаешься повторить жизнь своего отца, но тогда, значит, ты лучшего и не заслуживаешь, и я не хочу принимать в расчет такую возможность.

Я написал, что считаю свои сложности обычными и, осмелюсь сказать, даже обязательными для современного человека. Просто в моем случае они доведены до той крайности, которой отмечены древнегреческие трагедии рока.

По прошествии десяти — двенадцати лет история с Агнес перестала причинять мне боль, но я ее не забыл. Агнес изгнала меня в Америку с кровоточащей раной. Рана затянулась. Но даже в самые трезвые рабочие дни я помнил о ней. Она не переставала ныть, и если плохо знать самого себя, легко наделать глупостей. Когда я вернулся домой, в Норвегию, рана открылась и началось воспаление.

Ты узнаешь все прежде, чем я кончу. Если ты способен разобраться в жизни, если умеешь читать, ты поймешь, что я не мог выбрать никакой другой женщины, кроме Сусанны, которую твоя темпераментная мать, возможно, показала тебе однажды на улице: видишь ее, у ее ребенка был отец, и ребенок любил своего отца, но она отняла у отца ребенка и у тебя отца, хотя сама такая тощая.

Я не мог жениться на Йенни, она оказалась вне круга. Нам ничего не известно о запутанных переходах любви, даже когда мы блуждаем по ним, а уж тем более потом. Большую часть мы принимаем на веру, а если пытаемся что-то постичь, разбиваем себе голову. Многие пускаются в путь вслепую, им лучше всего, но тоже несладко. Лишь единицам удается понять кое-что в этом адском механизме… но все равно слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить. Дьявол любви скрывается в темном лабиринте, я почти настиг его, но успел увидеть лишь мохнатый хвост, исчезнувший за углом. Впрочем, и это не так уж мало. Вот если б изловчиться и ухватить его за хвост, услышать, как он скребется и царапается, пытаясь освободиться, вытянуть его за этот хвост, как за якорную цепь, взять за загривок, взглянуть ему прямо в глаза и спросить, что он, в сущности, собой представляет.