Александр Дюма - Кавказ

• Название: Кавказ
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Мерани
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

В 1858–59 годах А. Дюма путешествовал по России. Три месяца он провел на Кавказе. В апреле 1859 года в Париже вышли три тома его впечатлений от поездки на Кавказ. В 1861 году в сокращенном виде «Кавказ» был издан на русском языке.

Нынешнее издание, несмотря на незначительные купюры, — самое полное издание «Кавказа» в нашей стране.

Перевод с французского П. Н. Роборовского, литературная обработка, перевод недостающих частей, вступительная статья, послесловие, примечания и комментарии М. И. Буянова, редактор — доктор филологических наук, профессор Т. П. Буачидзе.

---

Как при прежних посещениях иностранцами г. Астрахани, так, в особенности, и при этом случае управляющий губернией г. статский советник Струве старался оказываемым вниманием привлечь этого иностранца к себе для удобнейшего за действиями его надзора и во избежание излишнего и, может быть, неуместного столкновения с другими лицами или жителями, ежели и случалось, что г. Дюма бывал в другом обществе, то никогда иначе как в сопровождении особого от управляющего губернией чиновника или полиции, и все это устраивалось весьма благовидно под видом гостеприимства и оказываемого внимания.

Во время нахождения г. Дюма в Астрахани он вел себя тихо и прилично, но заметно разговоры его клонились к хитрому разведыванию расположения умов по вопросу об улучшении крестьянского быта и о том значении, какое могли бы приобрести раскольнические секты в случае внутренних волнений в России. Я узнал от статского советника Струве, что он отказал г. Дюма в выдаче заграничного паспорта потому, что г. Дюма перед отъездом заграницу будет в Тифлисе, где и может получить заграничный паспорт от наместника кавказского.

Кроме сего, имею основание думать, что управляющий губернией об образе мыслей и любимых предметах разговора г. Дюма поставил в известность наместника кавказского, так как узнал я, что от статского советника Струве отправлена на этих днях эстафета в Тифлис, а по наведенным мною в разных его канцеляриях справках по делам в отправлении эстафеты к наместнику кавказскому не представлялось никакой потребности, и об ней не имеется нигде официальной переписки 26 октября 1858 г. № 12, г. Астрахань».

Итак, десять документов, изложенных на шестнадцати страницах. Эти документы не полностью отражают все этапы наблюдения за Дюма: нет например, никаких сведений о его поездке по Кавказу. Но даже в таком урезанном виде они очень ценны, ибо в первую очередь полностью подтверждают содержание книги Дюма «Впечатления о поездке в Россию» и его писем, отправленных с берегов Волги в Париж (одно из них подробно цитирует Моруа в «Трех Дюма»). То, что сухо и кратко протоколировали жандармы, Дюма рассказал красочно, интересно и живо. Его книга о поездке по России так же верна и достоверна, как и «Кавказ». Но это уже тема иная.

Велось ли жандармское наблюдение за спутниками Дюма, которых российские полицейские именовали Моне и Колино?

В документах фонда III отделения никаких упоминаний о них обнаружено не было. Иными словами, за Муане и Калино наблюдения не велось и они не могли быть в числе жандармских агентов, приставленных к писателю.

Вернемся к статье С. Н. Дурылина приводящего слова некоего адъютанта А. М. Дондукова-Корсакова, сказанные якобы спустя около четверти века после поездки Дюма: будто, чтобы развлечь француза, Дондуков-Корсаков приказал разыграть нападение на Дюма. Проверить достоверность этой информации невозможно. Скорее всего тут речь идет о мистификации в угоду предрассудкам, сложившимся вокруг имени Дюма.

Но главное в другом: Дюма вел себя с полным самообладанием. А то, что какое-то нападение (или псевдонападение) действительно было и что Дюма вел себя как мушкетер, подтверждает мемуарист: он ни словом не обмолвился о возможности розыгрыша, хотя наверняка обязан был знать об этом.

С. Н. Дурылин высоко и совершенно справедливо оценивает «Из Парижа в Астрахань», но о «Кавказе» почему-то отзывается пренебрежительно.

…Дюма боготворили простые люди — не эстеты от литературы. Это особенно бросается в глаза, если вспомнить, что почти одновременно с Дюма Россию посетил Теофиль Готье (1811–1872), один из популярнейших в свое время поэтов-романтиков.

К Готье русские относились куда серьезнее, чем к Дюма. На этом фоне успех Дюма у читателей России был ошеломляющим, не имевшим прецедента, вызывая недоумение у рассудительных людей и крайнюю зависть и раздражение у менее терпеливых.

…Дюма объехал почти весь Кавказ, за исключением Армении. То, что Дюма не побывал в Армении, порой отражалось на его книге: в ней встречаются некоторые неточности в описании фактов истории Армении.

Текст «Кавказа» непрост не только для обычного читателя, но и для читателя-специалиста. Среди ученых нет единства по большинству вопросов, обсуждаемых в книге Дюма. Фактически, сколько исследователей, столько и суждений. Нет единства и в написании тех или иных имен, географических терминов и пр. Особенно это заметно в «дагестанских» страницах «Кавказа», ведь в этих местах, что ни селение, то особый народ со своим неповторимым языком. Ясно — достичь унификации в написании местных названий едва ли возможно. Поэтому мы оставили все, как дано у писателя.

Многонациональность Кавказа вошла в поговорку. В царской России взаимоотношения между кавказскими народами искусственно осложнялись администрацией. Нередко дело доходило до открытых столкновений. На страницах «Кавказа» видно, что отношения между народами в эпоху Дюма шли, мягко выражаясь, не всегда гладко. Дюма деликатно старался обойти эти проблемы, но поскольку он записывал не только то что видел сам, но и то, что ему рассказывали случайные попутчики, то порой эти записи были неловки, наивны или противоречивы.

К тому же не следует забывать, что «Кавказ» — это книга о кавказцах, написанная французом для французов. В ней автор говорит не только то, что хочет сказать, но и то, что требуют от него читатели, среди которых бытовали те или иные предрассудки.

В «Кавказе» много исторических экскурсов. О чем-то писатель говорит мельком, о чем-то излишне остро или слишком мягко, о чем-то неверно или просто непривычно для нас. «Но тому, кто создал Д'Артаньяна, можно простить что угодно» (Д. Голсуорси). Тот же Голсуорси заметил, что для Дюма рассказать интересную историю важнее, чем показать человеческие типы и ход человеческой жизни. На страницах «Кавказа» читатель обнаружит множество любопытнейших историй, которые читаются с захватывающим интересом. И почти все они реальны, только увидены они глазом Дюма и под его волшебным пером превращены в сказку.

О пребывании Дюма на Кавказе не будем распространяться — оно изложено в его книге, да к тому же мы еще будем возвращаться к нему в послесловии и в комментариях.

В предисловии к изданию «Из Парижа в Астрахань», появившемуся в конце 1970-х годов в Женеве, Андре Моруа пишет: «К чему нам сравнивать его с другими писателями-путешественниками? Его очарование как раз и состоит в том, что Дюма всегда Дюма, ничего, кроме Дюма. Все, что мы можем ожидать — это немного России и много Дюма. И вот перед нами книга жизнерадостная, чарующая, полная историй и даже истории», заканчивает Моруа свой очерк. Однако верно ли, что в «Кавказе» много Дюма и мало Кавказа? Нет, не верно. Скорее наоборот: много Кавказа и весьма мало Дюма.

Закончим наше предисловие тем, с чего оно началось.

11 июня 1861 года тифлисский цензор Д. Коваленский разрешил печатать «Кавказ» (изданная в Тифлисе книга получила несколько иное название — «Кавказ. Путешествие Александра Дюма»).

Это был первый перевод «Кавказа» на иностранный язык. Осуществил его Петр Никандрович Роборовский — «чиновник для французской переписки» в канцелярии наместника Кавказа. В этом сокращенном переводе было много погрешностей, опечаток и т.п. Но и это не главное. Основным недостатком издания 1861 года было изъятие всех упоминаний политического характера. Ознакомившись с нынешним изданием «Кавказа», читатель заметит явно критическое отношение автора к николаевской России, поймет, как он симпатизировал декабристам и, в частности, А. А. Бестужеву-Марлинскому. «Кавказ» пронизан демократическими тонами, и это делает книгу замечательным документом эпохи — документом политическим.

Ничего этого не было в издании 1861 года. Книга открывалась лаконичным предисловием Роборовского, имелось также несколько десятков кратких комментариев (все они полностью приводятся в настоящем издании). И предисловие, и особенно комментарии были выдержаны в снисходительном по отношению к автору духе. Чтобы читатель почувствовал настроение издателей книги, приводим это предисловие полностью:

«Издавая в свет «Путешествие Александра Дюма по Кавказу» в русском переводе, мы не рассчитывали оказать какую-либо услугу тем, которые имеют в виду серьезное изучение этого края. Цель наша была гораздо скромнее; мы хотели доставить легкое и занимательное чтение на русском языке из того рода сочинений, который преобладает ныне в читающей публике. Тот, кто внимательно следит за текущей литературой и за современными изданиями в России, конечно, согласится, что «путешествия» занимают между ними видное место.

Автор предлагаемого путешествия, один из популярнейших представителей отживающего ныне романтизма, кажется, сам сознавал этот перелом в потребностях современной читающей публики, когда обратился к путешествиям, не взирая на то, что его имя как автора «Монте-Кристо», «Записок врача», «Трех мушкетеров» и пр., и пр., до сих пор еще пользуется во многих слоях прежнею славой, которая в тридцатых и сороковых годах едва ли не исключительно поглощала собою общественное внимание. Предметом первого сочинения в новом роде, если не ошибаемся[7], автор выбрал Россию и Кавказ — страну, которая особенно интересует Европу. И надобно отдать ему справедливость, — романист отнесся к избранному предмету с лучшей стороны своего таланта в отношении увлекательного изложения, меткого глаза на предмет и любопытных подробностей, поражавших внимание автора почти на каждом шагу. Конечно, тот же романист сказался в нем и с невыгодной стороны, разумея под этим страсть к фантастическому и искажение фактов, которое впрочем касается только очень немногих частностей. Во всяком случае искажение это мы не вправе называть намеренным: оно могло зависеть от многих условий, в числе коих недостаток пособий для справок о здешнем крае должен быть на первом месте. Устранением по возможности этих искажений мы вполне обязаны лицу, знакомому с краем, именно Н. Г. Берзенову[8]обязательно взявшему на себя редакцию нашего перевода и снабдившему его примечаниями, где они были необходимы, при всем том, могло случиться, что некоторые названия местностей, не оказавшиеся на карте, будучи буквально переведены с подлинника, оказались неисправленными. Не думаем, чтобы это обстоятельство существенно повредило нашему труду, сделанному со всевозможной добросовестностью. Но судить об этом — дело публики».