Наталия Ломовская - Душенька

• Название: Душенька
• Автор: Наталия Ломовская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52107-4

Кто-то ест, молится и любит. Это легко тому, кому судьба сдала на руки козырные карты. Еве, которую все называют Душенькой, приходится добиваться всего самой. Как долог путь от крохотного провинциального городка до блистательного Парижа? Как глубока пропасть между стеснительной толстой девочкой и уверенной красавицей, стоящей на ступеньках «Ритца»?

Душеньке только предстоит узнать это, а пока она учится, наверное, самому главному – радоваться жизни и делать ее немного солнечней, уютнее и теплее.

---

С Игорем мне больше не удавалось остаться наедине, хотя он регулярно провожал меня из школы, водил в кафе и даже один раз – на концерт заезжей звезды. Там, на концерте, мы долго целовались, в очень шумном, пронизанном лучами стробоскопов зале, и продолжили это занятие в моем подъезде, на верхнем техническом этаже, куда редко кто ходил.

Там было тепло, пахло кошками и застоявшимся сигаретным дымом. Игорь снял куртку и постелил ее на подоконник. Я села и предложила Игорю сесть рядом со мной, но он отказался и так удачно встал, что оказался между моими ногами. Я почувствовала, какие сильные и мускулистые у него бедра. Непроизвольно я сжала его ногами – как говорят наездники, взяла в шенкеля.

Он правильно истолковал это непроизвольное движение – крепость выбросила белый флаг и сдавалась на милость победителя.

Руки у него были такие горячие, что жгли меня через одежду. Внизу то и дело раздавались шаги, слышались звонки, звуки открываемых дверей, голоса... На время мы замирали, готовые разомкнуть объятия и отпрянуть друг от друга, если бы кому-нибудь пришло в голову подняться в наше убежище. Правда, на этом этаже никто не жил, но сюда мог бы зайти кто-то из соседей – например, одинокая библиотекарша Изольда в поисках сбежавшей кошки Муренки или старый хрыч Анатолий, злостный курильщик дешевых сигарет. Но шаги стихали, и мы снова сливались в поцелуях, от которых у меня уже болели губы... Это снова была схватка, но на этот раз мы с Игорем сражались на одной стороне, побеждая неловкость ситуации, неудобства подъезда, собственную скованность и, прежде всего, мою одежду. Сообща победили оба сапога – их было непросто стащить из-за узких голенищ, облегавших мои крепкие ножки, как перчатки. С колготками Игорь справился самостоятельно, а я украдкой стащила и спрятала в карман трусики – мне стыдно было, что они насквозь промокли.

Раньше я думала, что любовью можно заниматься только лежа, и лихорадочно придумывала, что предпринять – не стелить же куртку Игоря на затоптанный пол? Но мой возлюбленный был немного опытней меня, и по его действиям я поняла, что мне незачем слезать с подоконника. Он положил руку именно туда, где все ждало прикосновения, и я подалась навстречу этим ласкающим пальцам и вскрикнула от вспышки, ослепительно просиявшей в сырой темноте подъезда, а вслед за этим ощутила резкую, короткую боль...

Но испить наслаждение этого свидания мне пришлось в одиночестве. Игорь отстранился от меня и моментально привел в порядок свой костюм, да и я скорей инстинктивно, чем осознанно, одернула длинную юбку, натянув ее на голые ноги. В голове у меня промелькнула молниеносная мысль – как хорошо, что я надела именно юбку, ведь будь на мне джинсы, я бы не успела их напялить и оказалась бы в смешном, постыдном положении.

Конечно же, это был наш сосед Анатолий, малахольный и противный мужичок, который всю жизнь по-отечески дразнил меня, приговаривая:

– Лопай-лопай, равняй морду с попой!

Или:

– Эх ты, Душка-плюшка, пухлая подушка, ходит – колыхается, бежит – задыхается!

Анатолий был принаряжен ради субботнего вечера – в китайский ярко-красный спортивный костюм – и слегка пьян.

– О-о, а я-то думаю, кто здесь, – гаденько захихикал он. – А тут Душка с кавалером воркует. Молодой человек, а закурить не найдется?

«Что ж ты, старый хрыч, без сигарет, что ли, курить сюда поднимался?» – чесался у меня язык сказать, но я промолчала. Из протянутой Игорем пачки «Мальборо» Анатолий взял две сигареты и одну закурил, а другую спрятал за ухо.

– Милуетесь, значит, голубки? Дело-то молодое. Каждая жива душа себе парочку ищет. Вот Ваське-то моему тоже девчонку надо. Нет у тебя, Душка, подруги какой на примете? Только чтоб хорошая была девушка, без глупостей! Васька-то у меня парень справный, видный, и деньгу зашибает...

Я промямлила что-то неопределенное. Сына Анатолия Ваську я, разумеется, хорошо знала. Это и в самом деле был видный парень. У него было идеально правильное лицо, чистая девичья кожа, ярко-синие глаза и желтые ангельские кудри. Он был высокий и широкоплечий и нашел бы себе девушку без чьей-либо посторонней помощи, если бы не одно обстоятельство – Василий был малоумный.

Он смог проучиться в школе только до восьмого класса, но за все это время никто не мог припомнить ни одного случая, чтобы Василий отвечал у доски. Когда его вызывали, он опускал голову, хлопал длинными ресницами, потом заливался жарким румянцем и сообщал:

– Учил... Забыл...

Если же в классе проводились письменные работы, он сдавал тетради, исписанные невероятными каракулями, или просто чистые листы. Впрочем, обладал способностью быстро производить в уме сложные математические действия.

Но он был тихий мальчик, который никогда не буйствовал, как другие, порой и унимал расходившихся оболтусов-однокашников, был хорош, как ангел, и незаменим в хозяйственных работах – с удовольствием чинил расшатавшиеся парты и дверные замки, вбивал гвозди и вставлял стекла. За эти полезные качества его тянули на тройках, тем более что это было в интересах учителей. К восьмому классу стало ясно, что Василий не просто отъявленный лодырь, что его глупость носит патологический характер. Ваську показали доктору, который и констатировал легкую степень умственной отсталости.

– Да как же он освоил школьную программу? – все дивился доктор.

Окружающие помалкивали и, чтобы не сделать скандала, быстро сплавили Ваську в ПТУ. Но учиться дальше он не захотел и пошел работать в автосервис. У Василия были золотые руки, и вскоре он уже хорошо получал, обеспечивая своих не особо престарелых родителей – мать, всю жизнь проработавшую воспитательницей в детском саду, и отца, этого самого Анатолия, который работать вообще не любил, а любил залить за воротник. Кстати, недаром Анатолий завел речь про Ваську. Однажды тот помог мне донести до машины тяжелый противень с пирожками, и с тех пор я замечала, что он с меня глаз не сводит и при редких встречах на лестнице заливается таким огненным румянцем, что жалко смотреть.

Впрочем, сейчас мне стоило жалеть не Ваську, а себя. Анатолий не уходил, смотрел на нас, прищуриваясь от дыма докуренной до пенька сигаретки. У Игоря давно выровнялось дыхание, он даже насвистывать что-то стал, а у меня ужасно мерзли голые ноги под юбкой, и к тому же я чувствовала влагу между бедер и боялась испачкать куртку своего кавалера. Но всему на свете приходит конец, кончились и наши мучения. Анатолий ушел, хлопнула внизу дверь, и мы остались одни. Посмотрели друг на друга и рассмеялись. Чудесным образом этот смех сблизил нас полнее, чем самое совершенное слияние.

– Ты не замерзла?

– Чуть-чуть. Где мои колготки?

– У меня в кармане. Вот, держи. Когда полез за сигаретами, чуть их не вытянул.

Я быстро привела себя в порядок, пока Игорь деликатно смотрел в темное окно.

– Можем идти.

– Подожди. – Он притянул меня к себе за плечи и поцеловал с нажимом, так, что я почувствовала острый холодок его зубов. – Мы... ну... Душенька, ты понимаешь...

Я понимала, о чем он говорит, но прикидывалась дурочкой – мне хотелось пококетничать. Уже тогда я понимала, что женщине не стоит с излишней прямотой говорить о физической стороне любви.

– Не знаю, – сказала я ему шепотом. – Но мне было хорошо.

Дома, раздеваясь в ванной, я обнаружила пару капель крови на своих трусиках.

С невинностью было покончено.

* * *

Той зимой я всерьез увлеклась кулинарией.

Мне и раньше нравилось готовить, но я стеснялась этого пристрастия, полагая его слишком приземленным и мещанским. Как ни странно, и мама не одобряла моего хобби, показывала свои руки – всегда очень чистые, с коротко остриженными ногтями, но потерявшие форму, с туго натянутой от воды кожей, с многочисленными метинками от порезов и ожогов.

– Вот она, кухня проклятая, что с женскими руками делает. Хочешь поступать в свой кулинарный – поступай, я против твоего желания не пойду. В конце концов, тебе жить, тебе решать. Но уж только ты поступай на официантку, там подать-сервировать. У официантки и работа чистая, и одежда приглядистая, и сама вертится на виду, глядишь, понравишься какому-нибудь посетителю из холостых... А так проторчишь на кухне за кастрюлями, света белого не видя, всю свою жизнь, а в благодарность – только изуродованные руки да толстая задница!

Бедная мама! Мне совершенно не светило всю жизнь бегать с подносами, ухаживая за толстобрюхами, мне хотелось иметь дело только с едой, подчинять ее себе, смешивать вкусы так, чтобы рождались новые, прекрасные, удивлять людей и удивляться самой. Приготовление еды было для меня творчеством, созиданием – как для иных написание стихов или сочинение музыки.

У меня были пристрастия. Я терпеть не могла готовить гарниры. Вспоминался детский сад, пригоревшая пшенка на завтрак, макароны, толстые и белесые, как перекрученные бельевые веревки, на обед. К ним давали крошечную котлетку, больше чем на две трети состоявшую из хлеба, или тощую сосиску, так что мясное блюдо, если его можно было так называть, превращалось в гарнир, а гарнир – в основное блюдо. А между тем, «гарнир» с французского переводится как «дополнение» или даже «украшение». Те же макароны ничего собой украсить не могли.