Кристиан Синьол - Унесенные войной

• Название: Унесенные войной
• Автор: Кристиан Синьол
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9910-0161-8

Это сага о нескольких поколениях семьи Бартелеми. Они трудятся, влюбляются, женятся, растят детей, мечтают о будущем, не подозревая, что война и послевоенные события подвергнут каждого из них серьезным испытаниям и внесут суровые коррективы в их планы. Кто-то окажется в партизанском отряде, кто-то — в концлагере, кто-то сумеет извлечь выгоду из ситуации, а кто-то лишится самого дорогого…

---

Затем подошел и Эдмон: сильный, коренастый и подвижный, каким был всегда. Он присел и, утерев лоб, тоже отпил из бутылки. Алоиза и Франсуа смотрели друг другу в глаза. Они ничего не говорили вслух в присутствии Эдмона, но прекрасно понимали, что означал их взгляд. Это был не просто союз двух людей, но союз с миром: лесом, полями, лугами… безмолвное согласие, словно они были одним целым, будто они могли читать мысли друг друга и мгновенно понимать, как крепко их жизни связаны между собой. Франсуа было сорок семь, Алоизе — сорок шесть. Он сохранил стройность и худобу, но сил прибавилось, когда Эдмон стал помогать им в работе. Ее формы немного округлились, но глаза цвета лаванды остались теми же, сохранив печальную серьезность и глубокую загадочность.

Эдмон молча вернулся к работе. Франсуа, который остался стоять, повернулся к полю и казался в этот момент спокойным, счастливым, лишенным сомнений при виде светлых снопов на земле.

— Закончим сегодня к вечеру, — сказал он.

Он повернулся к Алоизе и снова заключил ее в теплые объятия своего взгляда. Она думала, он скажет еще что-то, но Франсуа молчал. Знакомым жестом он обнял ее за плечи, прижал на мгновение и, не оглядываясь, ушел своей мягкой, размеренной походкой. Алоиза не двигалась. У нее закружилась голова, и ее слегка зашатало. Этот силуэт, который удалялся без оглядки, напомнил ей, как Франсуа возвращался на фронт после увольнительной, и Алоиза не знала, увидит ли она его еще когда-нибудь. Она прислонилась к стволу дуба, подождала, пока не спадет пелена, застлавшая глаза, и вернулась в прохладу леса. По тропинке, белой от пыли, Алоиза поспешила в деревню. Крыши блестели от солнца.

Скоро настал полдень. Не успели Алоиза и Одилия накрыть на стол, как с поля вернулись проголодавшиеся Франсуа и Эдмон. Прежде чем сесть, Франсуа по привычке включил радио, чтобы послушать последние известия. Диктор рассказывал о заявлении французского министра иностранных дел Жоржа Бонне, который желал, «чтобы британское правительство объявило о совместном решении двух правительств выполнить свои обязательства о помощи перед Польшей, независимо от действий Германии».

Франсуа резко отодвинул стул и в приступе ярости уронил на пол тарелку, которая разбилась. Он выругался и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Алоиза и Эдмон переглянулись и опустили глаза.

— Давайте есть, — сказала Алоиза.

Они принялись за еду, но вскоре замерли, услышав доносившиеся снаружи глухие удары. Алоиза поднялась, вышла во двор и направилась к сараю, где Франсуа колол дрова, с бешеной яростью опуская топор на колоду. Алоиза остановилась перед ним, и ее чуть не задело поленом. Она резко отскочила в сторону. Франсуа уронил топор и вздохнул.

— Ты себе же делаешь хуже, — сказала она.

— Они все забыли, — произнес он, — и начнут сначала.

Помолчав секунду, он крикнул:

— Я уверен, что они все начнут сначала!

— Не стоит волноваться раньше времени, — тихо сказала Алоиза.

Поскольку Франсуа не ответил, она продолжила:

— Несмотря на то что выпало на нашу долю, мы живем здесь и сейчас, вдвоем, в собственном доме.

Взгляд Франсуа встретился со взглядом жены, как будто до него наконец дошел смысл сказанных ею слов.

— Пойдем есть, — все так же мягко сказала она. — Главное сейчас — собрать урожай, пока не начались грозы.

— Иди! — ответил он. — Я приду.

Алоиза поняла, что ему нужно побыть несколько минут в одиночестве, чтобы прийти в себя. Выходя, она добавила:

— Рожь хороша в этом году. Нам хватит до следующего урожая, а может, даже удастся немного продать.

Франсуа покачал головой, но сил улыбнуться у него не хватило.

За три года Люси успели полюбиться прогулки на лодке по озеру Леман, филе окуня, которым она наслаждалась на тенистых террасах ресторанов, запивая его изысканным белым вином, приготовленным из винограда, растущего на крутых берегах озера, поднимавшихся вверх почти до самого неба. С первых дней пребывания в Вевейе Люси понравился этот городок, притаившийся между горой и озером, откуда в солнечные дни можно было видеть Савойские Альпы, Францию, совсем близко, как ей казалось, — достаточно просто сесть на один из этих белых пароходов, скользивших по водной глади, из Женевы добраться до Монтре, из Ле-Пюи или Моранжа — до Ивуара или Тонона-ле-Бен.

Однажды весной они с Яном сели на пароход, чтобы поплыть в Женеву, город с широкими авеню, по обеим сторонам которых выстроились шикарные многоэтажные дома, город суровый, но невероятно красивый, освещенный магическим светом и живущий, казалось, только ради озера, на котором стоял. За три года им также удалось выбраться в окрестности Вевейя — на гору Пелерин, возвышающуюся не более чем в километре от города, в Монтре с его роскошными отелями, в деревеньки, через которые проходит горная дорога на Лозанну.

Прошлой зимой поездка в Дьяблер, что в Водуазских Альпах[3], пробудила в Люси воспоминание о снежных зимах ее детства, и здесь, как и тогда, на берегу озера, она еще раз почувствовала, что дом где-то рядом. Подрастал Ганс, их сын. Ему было восемь лет, он ходил в школу, расположенную на той же улице, что и колледж, в котором Ян преподавал французский.

Ян объяснил Люси, что Швейцария разделена на четыре языковые зоны: французскую, немецкую, итальянскую и ретороманскую. Самой крупной была немецкая часть Швейцарии. Французский язык был наиболее распространен в кантоне Во и Женеве, ретороманский — в Гризоне, итальянский — в Тессине. Таким образом, Люси не чувствовала себя чужеземкой в Вевейе, кантоне Во, и прожила счастливо все эти годы после освобождения Яна.

Однако последнее время Ян казался тревожным. Люси не удалось добиться от него объяснений, но она чувствовала, что близится момент, когда Ян сам обо всем ей расскажет. Несомненно, ради этого он и предложил ей прогуляться по берегу озера этим июльским воскресным днем. Они прогуливались, наблюдая за рыбаками, Ганс играл на гальке. Затем они медленно поднялись до рыночной площади, где устроились за столиком в тенистом кафе, чтобы утолить жажду. Люси как раз собиралась спросить Яна, что его тревожит, когда он сам решился рассказать ей.

— Срок моего договора с колледжем истекает, — сказал он, — и его не продлят. На мое место ставят более именитого преподавателя.

Люси почувствовала, как ее сердце сжимается. Она спросила:

— Что же мы будем делать?

Ян не ответил.

— Ты же не хочешь сказать, что мы вернемся в Германию?! — вскричала Люси.

Он опять промолчал.

— Лучше уж вернуться в Париж, — добавила она.

— В наше-то время? Ты думаешь, они дадут работу немцу?

— Если ты не устроишься, я сама пойду работать!

— А я все это время буду прятаться, чтобы не угодить в тюрьму?

— Во Франции не сажают тех, кто не сделал ничего дурного.

— Нет, но французы могут расстрелять гражданина государства, воюющего с их страной.

Они замолчали. Тишину прервал теплоходный гудок. Люси повернулась к Яну и тихо спросила:

— Почему ты все время говоришь о войне?

— Да потому, что она совсем близко, ее не избежать. Гитлер хочет реванша, и он его получит.

— Откуда такая уверенность?

— Ему было мало оккупации Рейнской зоны[4]. Он аннексировал Австрию, а за ней и Судеты. Сегодня он в Данциге, а завтра, я не сомневаюсь, он будет в Варшаве. Он ни перед чем не остановится. Франция и Англия не сдадутся, как в Мюнхене.

Взволнованная такой уверенностью Люси вздохнула:

— Что с нами будет?

— Мне предложили другую должность в Цюрихе, в немецкой части Швейцарии, — сказал Ян.

— Это далеко?

— Недалеко от границы с Германией.

— Нет, Ян, я не хочу туда возвращаться.

Он вздохнул:

— Но это все еще Швейцария, а не Германия.

— Там говорят по-немецки?

— Да.

— Как далеко от границы?

— Пятьдесят километров.

— Нет, Ян. Я не смогу там жить.

Воцарилось молчание. Вот уже несколько дней Люси боялась, что услышит что-то подобное. Она не переставала говорить себе, что их жизнь в Вевейе — не что иное, как передышка, и что придется снова вернуться в ту страну, где их с Яном чуть не бросили в тюрьму. Люси отчаянно сопротивлялась этой мысли, думая не только о себе и муже, но и о маленьком Гансе, который, выпив свой лимонад, так безмятежно играл в тени деревьев. Конечно, он говорил и по-французски, и по-немецки, но это не могло спасти его от опасности.

— Будь благоразумна, — сказал Ян вполголоса. — Здесь, в Швейцарии, нам ничто не угрожает.

— Ты же прекрасно знаешь, они — везде.

— Но нет же, Швейцария сохраняет нейтралитет. Здесь мы в безопасности.

Люси подняла голову и прошептала:

— Я должна всегда видеть горы своей родины.

Ян вздохнул. Он чувствовал, что в их отношениях появляется трещина, но ни он, ни Люси ничего не могут с этим поделать.