Василий Катанян - Прикосновение к идолам

• Название: Прикосновение к идолам
• Автор: Василий Катанян
• Издательство: Захаров, Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0419-3

Видный кинодокументалист и блестящий рассказчик Василий Катанян написал эту книгу не столько о себе, сколько о своем интимном знакомстве с великими современниками — от Маяковского до Марлен Дитрих и от Эйзенштейна до Аркадия Райкина.

Причем написал с редким юмором и еще более редкой откровенностью, которая уже никого не шокирует, зато всех захватывает. Основной объем книги составляет первая на русском языке интимная биография великолепной и загадочной Лили Брик — она была его мачехой; откровенный портрет великой и неприступной Майи Плисецкой — он дружит с нею уже сорок лет; проникновенное жизнеописание гения и чудака Сергея Параджанова — автор был рядом с ним со студенческой скамьи до последних лет жизни.

---

Поиски должны были сниматься во второй серии, но она не состоялась. Да и первая — «Закованная фильмой» — вскоре сгорела, от нее остались лишь фотографии и большой плакат, где нарисована тоскующая ЛЮ, опутанная пленкой… К счастью, Маяковский, возвращаясь со студии, приносил Лиле Юрьевне срезки от монтажа, чтобы показать ей что и как получилось. Обычно эти срезки безжалостно выкидывают, но ЛЮ их сохранила — она с первых дней знакомства с ним понимала, с кем имеет дело. Из них сегодня удалось смонтировать эпизод картины. (Кстати, Эйзенштейн тоже приносил домой срезки от «Бежина луга» — картины, которую не дали ему доделать. И сегодня из них тоже смонтировали короткий фильм.) А шестьдесят лет спустя итальянский экспериментатор Джанни Тотти сделал часовой фильм из этих разрозненных кадров «Закованной фильмой». Он распечатал, укрупнил их, придал динамику движеньям, и на экране восьмидесятых годов снова появилась эта пара со своей неумирающей любовью.

В 1973 году к 80-летию поэта на «Мосфильм» пригласили Сергея Юткевича сделать телефильм «Маяковский и кино». Из Государственного музея Маяковского от его директора В. Макарова и парторга Б. Дорофеева на имя МЛ.Суслова (!) не замедлил поступить донос, где, в частности, сообщалось:

«Эта лента будет состоять из рассказа Народного артиста СССР Игоря Ильинского о своем творческом содружестве с Маяковским, затем будут показаны фрагменты ленты «Закованная фильмой», созданной частной фирмой «Нептун» (поэтому нельзя назвать это «лентой Маяковского»), и после этого — «Барышня и хулиган»…

Главное, чего хочет С. Юткевич, — это показать советскому зрителю, как «садилась на колени» Маяковскому Л. Ю. Брик и как «бешено» он ее любил. <…>

Таким образом, ко дню всенародных юбилейных торжеств глашатая революции, полпреда Ленинской партии в поэзии, С. И. Юткевич готовит «Юбилейную» ленту, в которой Маяковский выступает в роли хулигана и в роли «скучающего» художника, мечтающего о чудесной киностране «Любландии». Образ величайшего поэта, его монументальность, его страстность в деле служения революции, партии, народу — все это подменяется Маяковским-хулиганом, «Любландией».

Хотели наказать ЛЮ, а наказали зрителей: донос возымел действие и картину остановили. Ее показали только через девять лет, на седьмой день после смерти Суслова в 1982 году. И не целиком, а лишь «Барышню и хулигана». Видимо, из могилы он все еще грозил пальцем ослушникам, не допуская, чтобы ЛЮ — Боже, упаси — не села бы вдруг на колени Маяковского…

Небольшое отступление — один из первых русских футуристов Алексей Крученых всю жизнь до смерти в шестьдесят восьмом году был отвержен советской властью и умер в нищете. ЛЮ знала его очень давно и всегда признавала, всегда любила этого талантливого чудака, этого «героя практических никчемностей». Ей импонировало стремление Крученыха к царству «чистых», освобожденных от предметности звуков. Она видела в них параллели с супрематизмом Малевича и поисками Ильязда, особенно в его «Рассказах», где целые страницы были подобны рассыпанному типографскому набору.

В день его рожденья он всегда бывал приглашен к Либединским-Вечерке на праздничный обед, а ЛЮ устраивала завтрак в его честь и торжественно его потчевала. Крученых читал стихи, все разговаривали, вспоминали, отец включал магнитофон, и на пленке сохранился голос Крученыха. Однажды он рассказал:

«Вот вышла книжка Ашукина «Живое слово». Там только два советских поэта использованы — я и Михалков. У меня взято живое слово «заумь». У Михалкова афоризм: «Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки великая Русь». Правда, у меня интереснее?»

Они часто говорили по телефону и время от времени встречались, но ни он, ни она не дожили до «крученыховского бума» в европейском литературоведении, до выхода бесчисленных статей и фундаментальных исследований о нем.

Так вот, увидев в шестидесятых годах смонтированный из обрезков эпизод «Закованной фильмой» и вспомнив то далекое время и ЛЮ на экране, он написал стихотворение, которое сохранилось в домашней фонотеке. Историки литературы, внимание!

«Лилическое отступление
Волшебница кукол, повелительница вздохов,
Чаровательница взоров, врагам анчарная Лилиада,
Лейся, лелеемая песня, сквозь камни,
Упорно, подземно, глухо, до удушья…
В судорогах наворочены глыбы кинодрам,
Руины романов, пласты сновидений…
Ваше Лиличество, сердце экрана!
Взгляни на крепчайшую пирамиду.
Я задрожу и вспомню до косточки
Золотоногую приму-балерину
В криках плакатов, в цветах аншлагов –
Великолепного идола!»

В 1929 году ЛЮ и режиссер Виталий Жемчужный, как я уже писал, сделали сценарий и поставили фильм «Стеклянный глаз». Это была кинопародия на коммерческие фильмы, которых тогда тоже было не занимать стать на наших экранах. Буржуазно-мещанской мелодраме противопоставлялась чистой воды кинохроника, жизнь без прикрас, как она есть, — оживленные улицы Парижа, стада на горных пастбищах, африканские ритуальные танцы и счастливые покупательницы у прилавка в ГУМе… Хроники было много, она была подробная и по замыслу должна была поражать. Наверно, и поражала, с сегодняшней колокольни трудно судить, одурев от телевидения.

Но хроника была только частью фильма. Другая часть являла собою намеренно дурацкую историю из шикарной жизни, с ослепительной Вероникой Полонской, со всеми атрибутами красивой целлулоидной страсти, которую пародировали авторы фильма. Картина пользовалась известным успехом, во всяком случае пресса 29-го года писала: «Смотрится картина с интересом. Ее следует использовать на всех экранах, в особенности в клубе, для работы со зрителем по вопросу об оздоровлении и развитии советской кинематографии».

«Н-да, я бы не сказала, что мой вклад в «оздоровление советской кинематографии» сильно помог ей — судя по тому, что сейчас снимают», — иронически заметила ЛЮ, когда много лет спустя рецензия попалась ей на глаза.

После съемки «Стеклянного глаза» ЛЮ написала тоже пародийный сценарий «Любовь и долг». Первая часть фильма несла в себе весь сюжет, остальные части в результате перемонтажа, по смыслу противоречили друг другу. Только перемонтаж, ни одного доснятого кадра!

Часть первая: на одной заграничной кинофабрике закончен боевик под названием «Любовь и долг». Во второй части прокатная контора делает из него картину для юношества. В третьей части картину перемонтировали для Советского Союза. Четвертая часть — для Америки из нее сделали комедию. В пятой части кинопленка возмутилась и коробки покатились для смыва обратно на студию. Т. е. снова пародия на антихудожественную кинематографию.

В главной роли — апаша — хотел сняться Маяковский, но до съемки дело не дошло. Все застряло в дебрях бюрократии. Сопротивление преодолеть не сумели ни он, ни тем более ЛЮ — о чем впоследствии все очень жалели.

Много лет спустя, в 76-м году, итальянские знакомые написали ЛЮ, что Феллини прочел в переводе «Про это» и поэма его заинтересовала. Он говорил с этими знакомыми о возможности экранизации, о фигуре Маяковского, расспрашивал о Лиле Юрьевне и был удивлен, что она жива… Спросил, можно ли с нею связаться, но так и не связался. И знакомые эти порекомендовали ей написать Феллини, что она думает по этому поводу. «Я ничего не думала, но мне хотелось, чтобы Феллини сделал что-нибудь из Володиной поэмы. Или про Володю. И я написала ему — о чем жалею — т. к. ответа не получила. Жалею не из-за самолюбия, а просто мне трудно, физически трудно стало теперь писать… Но м.б. письмо мое (или его) не дошло? Словом — пустое».

Так эта история ничем и не кончилась, лишь сохранился в архиве черновик ее письма.

О вкусах спорят

В ней всегда удивительным образом сочетались известной степени буржуазность и социалистические взгляды. Она не чуралась ни того, ни другого. В дореволюционные годы — вращалась в среде золотой молодежи Петербурга и Москвы, среди ее знакомых были богатые банкиры, светские дамы, знаменитые артисты. «Меня приглашали потому, что я была элегантна и умела говорить об искусстве». С появлением Маяковского круг стал другим: поэты, литераторы, художники. Футуризм ей импонировал новаторством, интересным искусством и яркими людьми.

В юности сильно увлекалась «Что делать?» Чернышевского. Этот роман очень любили и Маяковский и Брик, жизнь ее героев в известной степени напоминала их отношения. ЛЮ всячески всем его рекомендовала, и те, кто его прочитывали, очень недоумевали. Сохранилась магнитофонная запись ее разговора с художником Кулаковым:

«— Лили Юрьевна, «Что делать?» вам нравилось с художественной стороны или… вот…