Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

• Название: Люди песков (сборник)
• Автор: Бердыназар Худайназаров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1981

Бердыназар Худайназаров — известный туркменский писатель, автор многих поэтических книг, повестей и романа Люди песков, отмеченного в 1970 году Республиканской премией имени Махтумкули. Роман — о войне, хотя описываемые в нем события происходят за тысячи километров от фронта, — о мужестве и самоотверженности людей, научившихся выращивать хлопок, необходимый для победы. Героев повести Сормово-27 объединяет стремление скорей провести в пустыню воду. Преодолевая сопротивление песков, они несут возрождение этому краю. Повести Хошар и Браслет матери посвящены туркменскому селу в годы войны, судьбам молодых женщин. Две другие повести — о современности, об изменениях в жизни туркмен, о формировании новых традиций, о новых нравственных ценностях.

---

— Вот и правильно! Молодец! — весело воскликнул Паша. — Бригадир, активистка, коммунистом быть собираешься, а рот платком закрываешь! В правлении-то небось не закрываешь, на равных с мужчинами разговариваешь, а дома — яшмак на рот! Я не считаю это признаком уважения. Отец и тот не больно-то на яшмак смотрит! Уважение не в том, чтоб рот закрывать! Я знаю одну молодуху: как увидит свекровь, рот платком прикрывает, а из-под платка такое про нее несет — слушать стыдно!.. Какое же это уважение?!

— Уважение — это хорошо… — негромко заметила Кейик. — Но только когда оно взаимное…

— Ты права, — согласился Паша. — И я считаю, что ты имеешь полное право на уважение. И право самой решать свою судьбу.

Кейик быстро взглянула на него, передала Бибигюль сына и стремительно вышла из кибитки.

Вечером она отнесла Сазаку заявление о вступлении в партию.

В райком их вызвали вместе с Поллыком-ага; того все-таки приняли в кандидаты, хотя Нунна-пальван голосовал против. Повез их сам Сазак.

Кандидатура Кейик не вызвала возражений, и с ней на бюро говорили недолго. Когда она, тихонько прикрыв за собой дверь, вышла в комнату, где возле двери сидела секретарша, Поллык-ага сразу бросился к ней:

— Ну что, приняли? Вопросы трудные задают?!

Ответить Кейик не успела, Поллыка-ага пригласили в кабинет секретаря.

Он обреченно вздохнул, снял ушанку, вошел в кабинет, кашлянул и зачем-то посмотрел на часы.

— Здравствуйте, младшие! — произнес он, садясь на указанный ему стул. Рахманкулов и Шаклычев кивнули в ответ на его приветствие, Санджаров — нет. Поллык-ага снова кашлянул. «Чего же это Санджар не кивнул? — обеспокоенно подумал он. — Может, против будет голосовать? А может, кивнул, просто я не заметил? Нет, неспроста это!.. И Кейик мне ничего не ответила!.. А может, она сама про меня чего наговорила? Или Нунна-пальван написал заявление?.. Вон тот начальник-то как косо глянул!.. А кто ж он такой? Может, из центра?

О боже, легче через огненный мост пройти!.. Сделан, господи, чтобы приняли меня единогласно, козленка тебе в жертву не пожалею!..»

Зачитали анкету Поллыка-ага. Рахманкулов оглядел собравшихся.

— Вопросы есть?

— У меня вопрос, — сказал Шаклычев. — Поллык-ага, вы как, абсолютно неграмотны?

Все члены бюро повернулись к Поллыку-ага. Однако этот вопрос совершенно его не смутил, Поллык-ага ждал такого вопроса. Он положил ушанку на стул, поднялся и потрогал карандаши, торчащие из нагрудного кармана.

— Я хотя и неграмотный, но в политических вопросах разбираюсь получше другого грамотного! И наряду с тем, товарищ Шаклычев, я со всей душой выполняю государственную работу и являюсь также членом правления. От старых вредных привычек в основном давно очистился. Никакого нет сомнения, что я буду честным членом партии.

— Так… Понятно. А скажите, пожалуйста, с какой целью решили вы вступить в партию?

Этого Поллык-ага не ожидал.

— Нет у меня никакой цели, товарищ Рахманкулов! («Оговорили все-таки, точно — оговорили!») Никогда у меня цели не было!..

— А как же это понять, товарищ завфермой? Вступаете в партию — и никакой цели?

Поллык-ага недоуменно пожал плечами.

Члены бюро переглянулись.

Поллык-ага беспомощно развел руками. Очки упали на пол, и одно стеклышко разбилось. Поллык-ага сразу покрылся потом, наступил сапогом на второе, целое еще стеклышко и решительно повернулся к Рахманкулову:

— Товарищи райкомы! Вот перед товарищем Лениным и перед товарищем Сталиным клянусь, что никогда в жизни… Это я так… случайно…

Санджаров поднялся с места, широко шагая, подошел к Поллыку-ага и остановился перед ним во весь рост.

— Вот что, Поллык-ага, давай разберемся. Если человек подает заявление в партию, это значит, что он готов всеми силами бороться за дело партии, за ее великие цели. Если будет необходимо, он готов отдать не только все свои силы, но и саму жизнь! Это закон партии. Готов ты его выполнить? Вот, допустим, райком скажет тебе, чтобы ты прямо отсюда, из этой комнаты, пошел на фронт. Пойдешь?

Поллык-ага пошевелил губами, вытер ладонью пот со лба и задумался.

— Прямо отсюда!.. Ну что ж… Если велите… Раз по-другому нельзя… Но только в животноводстве тоже нужны дельные люди… — Поллык-ага вздохнул и опустил голову.

Санджаров посмотрел на Рахманкулова.

Ясно было, что решать вопрос о Поллыке-ага будет не так-то просто.

— Вы пока выйдите, — сказал Рахманкулов. — Мы посоветуемся… Позовем вас… Секретарь первичной организации тоже пусть останется.

Поллык-ага направился к двери, осколки стекол хрустели у него под ногами.

— Мне кажется, товарищ не подготовлен для вступления в партию, — с сомнением сказал Рахманкулов.

— Пожалуй… — согласился Санджаров. — Вы заметили, как он изменился в лице, когда я заговорил о фронте?

— А мне кажется, вы не правы! — горячо возразил Шаклычев. — Если бы этот человек не раздумывая заявил, что с радостью отправился на фронт, вот тогда мы должны были бы насторожиться! А он сказал искренне, от души. Значит, ему можно доверять!.. Конечно, это далеко не идеал коммуниста, но особых причин отказывать ему в приеме я все-таки не вижу…

— Разрешите мне слово? — Сазак поднял руку.

— Пожалуйста!

— Джоракул Рахманкулович! Товарищи члены бюро! Наша партгруппа дважды рассматривала вопрос о приеме товарища Поллыка-ага в партию. Первый раз мы воздержались, считали — рано. Потом животноводство у нас вроде наладилось, мы снова поставили его на голосование. Большинством голосов решили рекомендовать, но я… Я согласен с вами, Джоракул Рахманкулович… Я считаю, он пока недостоин…

— Вы выступали против его рекомендации?

— Я?.. Нет… Я голосовал «за». А вот Нунна-пальван, наш бригадир…

— Постойте, постойте! Вы голосовали «за». Почему же вы теперь изменили свое мнение?

— Да как бы сказать?.. Осознал…

— Осознали? Хорошо, если так, хотя есть все основания сомневаться… Ну а бригадир ваш? Он по каким мотивам возражал?

— Да какие там мотивы, Джоракул Рахманкулович! Враждуют они! Не уважают друг друга! Нунне-Пальвану характер его не нравится!..

Поллык-ага и сам не заметил, как оказался во дворе райкома. Волноваться он начал еще вчера, когда узнал, что завтра в десять часов должен быть в райкоме; сейчас его волнение достигло предела. Сидеть он не мог и беспокойно расхаживал по двору. «Он сказал: „Пока выйдите“… А как он сказал? Вроде спокойно, вежливо… Только у них, у образованных, это еще ничего не значит, они всегда вежливые… А может, так положено, чтоб выходили? Кейик ведь тоже выходила. Но обратно ее не звали! Значит, сразу приняли! Ясное дело: во-первых, баба — их теперь везде норовят пропихнуть; во-вторых, Санджар Политик ей не чужой, — а мне он даже головой не кивнул!.. Скорей всего, Нунна-пальван наговорил на меня Анкару, а тот передал Санджару!..»

Поллык-ага не выдержал, вернулся в помещение и, заметив, что секретарша вышла, воровато оглянулся и прильнул ухом к двери кабинета. «Нунне-пальвану характер его не нравится…» — услышал он голос Сазака.

«Молодец, Сазак-джан! Выручай!» — мысленно воскликнул Поллык-ага, проникаясь благодарностью к Сазаку. И, не рассчитывая на одного Сазака, снова обратился к богу: «Приди на помощь, всевышний! Даю слово — козленка не пожалею!»

За дверью еще говорили, но уже потише, Поллык-ага не расслышал. Потом кто-то громко двинул стулом и пошел к двери. Поллык-ага мгновенно отскочил в сторону, плюхнулся на секретаршин стул и замер, не смея дохнуть.

Дверь приоткрылась, высунулся Сазак. Ом кивнул, приглашая Поллыка-ага в кабинет. Видно было, что настроение у Сазака хорошее, улыбается. Поллык-ага перестал дрожать, не спеша поднялся, потрогал карман, где обычно лежали очки, вспомнил, что очки разбились, но не стал особенно огорчаться. Он только махнул рукой и улыбнулся Сазаку. И Сазак, и стул, с которого он только что поднялся, и стол секретарши, и обитая дерматином дверь кабинета — все вдруг показалось ему таким милым, приятным и благожелательным, что он готов был плакать от умиления…

2

Когда известие о том, как Кейик приняли в партию, дошло до кибитки Анкара-ага, старик не выразил никакого интереса к этой новости. Словно все это его совершенно не касается. Даже Дурсун, по лицу читавшая мысли мужа, на этот раз ничего не могла понять. Она решила начать издалека.

— Поллык-то, говорят, партийный стал… — сказала она, внимательно глядя на мужа. — Ходит теперь и хвастается. Санджар, мол, хоть и против был, а все другие начальники горой за меня встали! У Санджара, дескать, теперь не прежние силы… Главный райком Рахманкулов и слушать его не желает, а он намного главнее Санджарова…