Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

• Название: Люди песков (сборник)
• Автор: Бердыназар Худайназаров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1981

Бердыназар Худайназаров — известный туркменский писатель, автор многих поэтических книг, повестей и романа Люди песков, отмеченного в 1970 году Республиканской премией имени Махтумкули. Роман — о войне, хотя описываемые в нем события происходят за тысячи километров от фронта, — о мужестве и самоотверженности людей, научившихся выращивать хлопок, необходимый для победы. Героев повести Сормово-27 объединяет стремление скорей провести в пустыню воду. Преодолевая сопротивление песков, они несут возрождение этому краю. Повести Хошар и Браслет матери посвящены туркменскому селу в годы войны, судьбам молодых женщин. Две другие повести — о современности, об изменениях в жизни туркмен, о формировании новых традиций, о новых нравственных ценностях.

---

— Да, милая, твоя правда, не чистое дело получается…

— Если б только не чистое — вредное! Очень вредное! — убежденно повторила Кейик.

Тетя Огулдони сокрушенно покачала головой. Кейик вздохнула, поднялась с травы и, кивнув на прощанье поварихе, молча пошла к сборщицам.

Глава двенадцатая

1

Первое тревожное письмо от сестренки Кейик получила еще в сентябре. Аксюлюк писала, что у них в этом ходу засуха, урожай плохой и, скорей всего, хлеба на трудодни давать не будут. Кейик потеряла покой. Выросшая в Теджене, она хорошо знала, в какую пустыню превращается этот богатейший оазис, когда не хватает воды… В прошлом году кое-кто из переселенцев, не сумев обосноваться на новом месте, решили вернуться. Они странствовали целый год, побывали в Ербенте и снова оказались в «Бирлешике». Кейик навестила одного из них, в надежде разузнать что-нибудь о положении в ее родной деревне. Человек этот долго и охотно рассказывал о многих мытарствах, которые довелось им претерпеть в нелегком своем путешествии, и закончил тем, что мучились, мол, они по собственной глупости, что лучше, чем на Амударье, нигде теперь люди не живут и нечего от добра добра искать. В родном ее селе он не бывал и зря говорить не станет, но положение там везде незавидное, разве в городах, где карточки дают, там вроде малость полегче…

Сразу же после этого разговора Кейик написала домой большое письмо, просила поподробнее сообщить, какое у них положение, и с нетерпением ждала ответа.

Ответ пришел третьего дня, и Кейик уже десять раз перечитала письмо, не зная, на что решиться.

«…Ты, сестренка, спрашиваешь, как мы тут. У нас все хорошо, только вот мама заболела, теперь все заботы на мне. И ты далеко, не можешь зайти, помочь… Но ты не беспокойся, у мамы не какая-нибудь серьезная болезнь, просто она очень слабая стала… Не переживай за нас, Кейик, мы уж как-нибудь, была бы ты жива-здорова…»

Надо ехать. Это Кейик было ясно. Будет возможность — привезти их сюда; не получится, так хоть зерна отвезти, денег… Ну, а как ехать? Одной? Придется говорить со свекром. Показать ему письмо, рассказать все подробно… Если он разозлится, скажет, чтоб ехала куда хочет, потому что все равно, мол, никого не слушает, тогда она пойдет к Санджарову. Придет и попросит билет ей достать на поезд. Самой ни за что не достать билет, бумаг-то ведь у нее никаких нет… Вечером, придя с поля, Кейик позвала к себе свекровь и, подробно рассказав ей, как обстоит дело, просила поговорить с мужем.

И вот она сидит и ждет ответа от свекра. А ответа все нет, и в кибитку к ней никто не заглядывает. Да и что они могут ей сказать? Какое дело этим людям до ее матери, до ее сестренки? Как все-таки это плохо — быть одной!..

Кейик достала письмо Аксюлюк, снова пробежала его глазами, и две крупные слезы упали на белый листок.

«Мамочка, бедная моя мама!.. Такая ты могучая женщина, и вдруг тебя одолела слабость… Глупенькая Аксюлюк не понимает твою болезнь, а все очень просто — последний кусок от себя отрываешь, им отдаешь. Потерпи, мамочка, потерпи немножко, я помогу, я привезу вам хлеба! Пешком пойду, если билет не выхлопочу! Возьму в мешок, сколько унести можно, и пойду! Нет, я достану билет. Если Санджаров не поможет, выше пойду! Потерпи, мамочка, я обязательно приеду, обязательно!»

Во дворе послышались шаги. Вошли Кейкер и тетя Дурсун. Кейик подняла на них глаза.

— Ну, невестушка, — не скрывая радости, ласково сказала тетя Дурсун, — отец сам решил с тобой ехать. К Паше пошел посоветоваться. — Старушка вздохнула и, прослезившись, вытерла головным платком глаза.

Кейик молча смотрела на свекровь. Слезы снова подступили у нее к горлу, но это были уже другие слезы, слёзы радости и облегчения. Так плачет человек, после долгой разлуки увидевший родных людей… И неважно, по-одет Анкар-ага с ней в Теджен или нет, — может, что-нибудь помешает, но он думает о ней, ее боль — его боль, он всей душой стремится помочь ей. Какой хороший человек!." Как она была к нему несправедлива!..

Ничего этого Кейик не сказала, она только схватила кумганчик и побежала за водой — надо же чай поставить!..

Давно уже не было у Дурсун так легко на сердце, давно она не пила такого вкусного крепкого чая! Когда в семье нелады, хуже всего приходится матери…

2

В дорогу готовились больше месяца, особенно много времени пошло на выправление всяких справок — собрались только к январю. А тут, как на грех, развезло… В начале января лег снег, погода вроде установилась, но снег пролежал только три дня, и опять потеплело, земля оттаяла, под ногами зачавкала жирная, черная грязь… Ветер с Амударьи хлестал по лицу мокрым, липким снегом…

Но все равно Анкар-ага решил ехать. Накануне договорились, что машина из МТС, которая пойдет в Керки за горючим, заедет и за ними. Кейик и Анкар-ага собрались спозаранку, сейчас был уже полдень, а машины все не было. Если она и вышла до дождя, все равно могла застрять по дороге.

— Что-то не везет нам, — сказал Анкар-ага, в который раз выглянув из кибитки, — нету машины. Не по душе мне такое начало, дай бог, чтоб все обошлось благополучно…

Один за другим приходили соседи. Работать не давала погода, сидеть в дырявых, с прохудившимися крышами, кибитках было не так-то приятно, и все эти дни у Анкара-ага не переводились гости. У каждого нашлись в Теджене родственники или друзья, многие женщины были из тех мест, и каждый наказывал разузнать, как живут его родные, передать письмо или просто привет, а некоторые упросили взять и посылочки… После обеда явился Нунна-пальван.

— Хорошо льет!.. — весело сказал он, отряхивая с шапки капли воды. — Пусть денька три похлещет — надо же людям передохнуть!.. Вот Поллыку сейчас достается! Только он, скорей всего, не очень-то за овец болеет, сидит где-нибудь на становище, нацепив очки, да газетку почитывает!.. Ну, а вы чего такие сердитые?! — обратился он к хозяевам. — Нахохлились, точно мокрые куры! Молодуха волчонком глядит! Не нравится, что я дождь хвалю? Пройдет… Дня через два кончится, как ни уговаривай…

Анкар-ага исподлобья взглянул на гостя:

— Я заметил у местных людей такой порядок: придут в дом и, пока все свои думы не выскажут, ни за что не поздороваются. А у тебя, гляжу, и так-то не получается… — И он пошевелился, устраиваясь поудобнее.

— Брось, Анкар-ага! Отвыкать надо от наших церемоний! Это в песках времени девать было некуда, а здесь каждая минутка на учете! Ты лучше скажи, в Теджене будешь, в Ербент-то заедешь? На родные барханы взглянуть?

— Да чего там… Нет больше нашего Ербента!

К вечеру небо очистилось, дождь утих. Вроде и непривычно выезжать на ночь глядя, но Анкар-ага решил больше не ждать. Машины все не было. Рябой пригнал арбу, погрузил пожитки, и Анкар-ага и Кейик распрощались с односельчанами.

— Ну, сынок, — ласково обратился Анкар-ага к Рябому, — этээсовская машина, видать, застряла, теперь вся надежда на тебя! Проси у бога удачи!

Глава тринадцатая

1

Два месяца, как Анкар-ага уехал с невесткой в Тел-жен, и словно сквозь землю провалились. Ни письма, ни слуха, и не видел их никто. Тетя Дурсун чуть не каждый день ходила к Паше, и тот, как умел, успокаивал старуху.

Уж чего она только не передумала! Прямо голова лопается от дум. Да и слухи отовсюду худые… Один, рассказывали, верблюда своего продавать поехал, а вернулся пешком — ни верблюда, ни денег — ограбили. Женщину с поезда сбросили. В общем, было от чего потерять покой… Паша даже послал родителям Кейик телеграмму, но и на телеграмму ответа не было.

Все сроки давно уже вышли, и тетя Дурсун ждала уже не письма, не телеграммы, а их, пропащих. Каждое воскресенье, когда односельчане уезжали в Керки на базар, она с нетерпением ожидала их, надеясь, что они обязательно привезут с собой Анкара-ага и невестку…

Как только солнце начинало спускаться к закату, она усаживалась на пороге кибитки и не отрываясь глядела на дорогу. По двое, по трое возвращались с реки рыболовы, проезжали путники на ишаках. Все они вежливо здоровались с тетей Дурсун, а она, ответив на приветствие, выжидающе смотрела на них. Ей все казалось, что сейчас ей должны сказать: "Поздравляем, тетя Дурсун! Анкар-ага следом за нами едет!"

Давно кончился ветреный февраль, прошел март с его дождями и туманами, начался ласковый, теплый апрель. По утрам, когда вставало солнце, с реки поднимался пар, хорошели, одевались зеленью сады…

Наступала весенняя страда, людей не хватало. Поллык-ага даже старух пристроил к делу, сбил из них бригаду и увез в степь — доить коров и делать брынзу.