Чарльз Диккенс - Блестящая будущность

• Название: Блестящая будущность
• Автор: Чарльз Диккенс
• Издательство: Типографія И. Гольдберга, Екатерининскій кан., No 94.
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1898

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

— Вы сказали мнѣ о своемъ пріятелѣ, и о томъ, что я могу сдѣлать для него полезное и доброе дѣло. Вамъ очень хочется, чтобы я сдѣлала это доброе дѣло?

— Очень, очень, миссъ Гавишамъ.

— Разскажите подробно.

Я объяснилъ ей тайну его участія въ торговомъ предпріятіи, которое я устроилъ для Герберта и сообщилъ, что я надѣялся довести это дѣло до конца, но теперь я не въ силахъ это сдѣлать, а сказать причину не могу, такъ какъ тутъ замѣшана важная тайна другого лица.

— Такъ! — сказала она, кивая головой, но не глядя на меня. — А сколько нужно денегъ, чтобы докончить это дѣло?

Мнѣ страшно было выговорить эту сумму, потому что она представлялась мнѣ очень большой.

— Девятьсотъ фунтовъ.

— Если я дамъ деньги для этой цѣли, сохраните ли вы мою тайну, такъ же какъ и вашу?

— Да, сохраню.

— И вашей душѣ станетъ легче?

— Гораздо легче.

— Вы очень теперь несчастливы?

Она спросила это, все еще не глядя на меня, но мягкимъ к участливымъ голосомъ. Я не сразу отвѣтилъ, потому что былъ слишкомъ взволнованъ. Она положила лѣвую руку на костыль и оперлась въ нее подбородкомъ.

— Я далеко несчастливъ, миссъ Гавишамъ; но у меня есть еще другія причины горевать, кромѣ тѣхъ, которыя извѣстны вамъ. Это — та тайна, о которой я упоминалъ.

Подумавъ немного, она подняла голову и опять поглядѣла въ огонь.

— Вы поступили благородно, открывъ мнѣ, что у васъ есть другія причины горевать. Вы говорите правду?

— Совершенную правду.

— Развѣ я могу услужить вамъ, Пипъ, только оказавъ услугу вашему пріятелю? А лично для васъ, я ничего не могу сдѣлать?

— Ничего. Я благодарю васъ за этотъ вопросъ. Еще больше благодарю за то, что вы говорите со мною, какъ съ другомъ.

Она встала съ мѣста и стала искать бумаги и чернилъ. Но ихъ въ комнатѣ не было, и она вынула изъ кармана желтую пачку дощечекъ изъ слоновой кости, отдѣланныхъ въ почернѣлое золото, и написала на нихъ что-то карандашомъ.

— Вы на дружеской ногѣ съ м-ромъ Джагерсомъ?

— Да. Я обѣдалъ у него вчера.

— Вотъ приказъ Джагерсу уплатить вамъ эти деньги, для передачи вашему пріятелю. Я не держу здѣсь денегъ, но если вы бы хотѣли, чтобы м-ръ Джагерсъ ничего не зналъ объ этомъ дѣлѣ, то я сама пришлю вамъ ихъ.

— Благодарю васъ, миссъ Гавишамъ; я охотно возьму деньги въ конторѣ.

Она прочитала мнѣ то, что написала на дощечкѣ; это было коротко и ясно, но, очевидно, она желала отклонить отъ меня всякое подозрѣніе въ томъ, что я могу воспользоваться этими деньгами. Я взялъ дощечки изъ ея руки; рука эта опять задрожала и особенно сильно въ то время, какъ она снимала съ шеи цѣпочку, на которой висѣлъ карандашъ, и подала мнѣ и то- и другое, не глядя на меня.

— Мое имя стоитъ на первой дощечкѣ. Если вы когда-нибудь сможете написать подъ нимъ: «я прощаю ей», хотя бы долго спустя послѣ того, какъ мое разбитое сердце обратится въ прахъ, — пожалуйста, сдѣлайте это!

— О, миссъ Гавишамъ, — сказалъ я, — позвольте мнѣ сдѣлать это теперь. Много было печальныхъ ошибокъ, и моя жизнь была слѣпая и неудачная жизнь; я самъ слишкомъ нуждаюсь въ прощеніи и исправленіи, чтобы сердиться на васъ.

Она впервые повернула ко мнѣ свое лицо и, къ моему удивленію, могу даже сказать, ужасу, упала на колѣни предо мной, со сложенными руками, такъ, какъ, вѣроятно, она ихъ складывала, когда ея бѣдное сердце было молодо и свѣжо и не разбито, и она молилась Богу около своей матери.

Видѣть ее, съ ея бѣлыми волосами и изможденнымъ лицомъ, у моихъ ногъ, — это зрѣлище глубоко потрясло меня. Я умолялъ ее встать и обвилъ ее руками, чтобы помочь ей; но она сжала ту изъ моихъ рукъ, которую успѣла поймать, опустила на нее голову и зарыдала. Я никогда до сихъ поръ не видѣлъ, чтобы она пролила хотя бы одну слезу, и въ надеждѣ, что слезы ея облегчатъ, я наклонился надъ нею, не говоря ни слова. Она уже не стояла на колѣняхъ, а прямо лежала на полу.

— О! — вскрикивала она съ отчаяніемъ. — Что я сдѣлала! Что я сдѣлала!

— Если вы думаете, миссъ Гавишамъ, о томъ, что вы сдѣлали злого относительно меня, то позвольте мнѣ отвѣтить. Очень мало. Я бы, все равно, полюбилъ Эстеллу, гдѣ бы ее не встрѣтилъ… Она вышла замужъ?

— Да.

Вопросъ былъ лишній, такъ какъ полное запустѣніе въ этомъ заброшенномъ домѣ, ясно говорило, что ея здѣсь нѣтъ.

Миссъ Гавишамъ продолжала стонать:

— Что я сдѣлала! Что я сдѣлала! — шептала она, ломая руки; сѣдые волосы ея растрепались и падали на лобъ неровными прядями.

— Пока я не увидѣла въ вашемъ лицѣ, точно въ зеркалѣ, всего то, что я, когда-то, сама испытала, я не понимала, сколько я сдѣлала дурного. Что я сдѣлала! Что я сдѣлала!

И такъ вскрикивала она двадцать, пятьдесятъ разъ сряду.

— Миссъ Гавишамъ, — сказалъ я, когда крики ея затихли, — меня вы можете спокойно устранить изъ вашихъ думъ и заботъ. Но Эстелла другое дѣло, и если вы можете хоть слегка исправить зло, какое вы причинили ей тѣмъ, что испортили ея сердце, то это будетъ лучше, чѣмъ оплакивать непоправимое прошлое.

— Да, да, я знаю это. Но, Пипъ, дорогой мой! Повѣрьте мнѣ: когда ее только что привезли ко мнѣ, я думала только объ одномъ — спасти ее отъ того несчастія, какое испытала я; ни о чемъ другомъ я не помышляла; но, по мѣрѣ того, какъ Эстелла росла и становилась красавицей, я постепенно ухудшала дѣло и своими похвалами и нравоученіями лишила ее сердца и вложила вмѣсто него кусокъ льда.

— Чье дитя Эстелла?

Она покачала головой.

— Вы не знаете?

Она опять покачала головой.

— М-ръ Джагерсъ привезъ ее или прислалъ сюда?

— Онъ привезъ ее сюда.

— Могу я спросить, сколько ей было тогда лѣтъ?

— Два или три года. Она ничего о себѣ не знаетъ, кромѣ того, что осталась сиротой и я приняла ее вмѣсто дочери.

Я былъ такъ убѣжденъ въ томъ, что прислуга Джагерса — ея мать, что мнѣ не требовалось больше доказательствъ для того, чтобы укрѣпить свое предположеніе.

На что могъ я надѣяться, продолжая сидѣть около миссъ Гавишамъ? Мнѣ удалось обезпечить Герберта, миссъ Гавишамъ сказала мнѣ все, что знала объ Эстеллѣ, я сказалъ и сдѣлалъ все, что могъ, чтобы успокоить ея душу.

Теперь все было сказано, и мы разстались.

Сумерки сгущались, когда я спустился по лѣстницѣ и вышелъ на дворъ. Я сказалъ женщинѣ, отворившей мнѣ ворота, что хочу побродить здѣсь, прежде чѣмъ уйти. У меня было предчувствіе, что я никогда больше сюда не вернусь.

Побродивъ но двору и по саду, я, остановился въ нерѣшительности не зная, позвать ли мнѣ женщину, чтобы она меня выпустила изъ воротъ, ключъ отъ которыхъ былъ у нея, или еще разъ подняться наверхъ и поглядѣть самому, все ли благополучно у миссъ Гавишамъ, послѣ того, какъ я ее оставилъ.

Я выбралъ послѣднее и поднялся наверхъ.

Я заглянулъ въ ту комнату, гдѣ ее оставилъ, и увидѣлъ, что она сидитъ на оборванномъ креслѣ, около камина, спиной ко мнѣ. Въ ту минуту, какъ я уже собирался тихонько уходить, я замѣтилъ большую полосу пламени. И въ тотъ же самый мигъ, миссъ Гавишамъ бросилась ко мнѣ, вся объятая пламенемъ.

На мнѣ было большое пальто съ двойнымъ воротникомъ, а на рукѣ висѣло другое толстое пальто. Я снялъ ихъ, набросилъ на нее и завернулъ ее какъ можно крѣпче, затѣмъ схватилъ большую суконную скатерть со стола, и мы стали кататься по полу, борясь другъ съ другомъ, точно отчаянные враги.

Чѣмъ крѣпче я завертывалъ ее, тѣмъ яростнѣе кричала она и старалась освободиться; я дѣлалъ все, что могъ, не отдавая себѣ отчета, безсознательно, пока не понялъ, что мы находимся на полу, подъ большимъ столомъ, и что въ дымномъ воздухѣ носятся полуобгорѣлые клочья того, что за минуту было ея подвѣнечнымъ нарядомъ.

Тогда я оглядѣлся и увидѣлъ встревоженныхъ таракановъ и пауковъ, бѣгавшихъ по полу, и слугъ, сбѣжавшихся съ громкими криками. Я все еще насильно удерживалъ ее въ своихъ рукахъ, точно узника, который можетъ убѣжать; и я сомнѣваюсь, сознавали ли я и она, зачѣмъ мы боремся, и то, что она охвачена пламенемъ. Наконецъ оно погасло, и я увидѣлъ обгорѣлыя клочья ея платья, которые больше не свѣтились, но падали вокругъ насъ чернымъ дождемъ.

Она была безъ чувствъ, и я не позволилъ ее трогать. Послали за докторомъ, а я держалъ ее все время, точно боялся, что если я ее выпущу, то огонь снова вспыхнетъ, и она сгоритъ. Когда я приподнялся съ полу по прибытіи врача, то былъ удивленъ, замѣтивъ, что обѣ мои руки обожжены.

Осмотрѣвъ миссъ Гавишамъ, докторъ рѣшилъ, что ожоги хотя и серьезные, по сами по себѣ не представляютъ опасности; опасность заключается главнымъ образомъ въ нервномъ потрясеніи. Разспросивъ прислугу, я узналъ, что Эстелла находится въ Парижѣ, и взялъ слово съ доктора, что онъ напишетъ ей съ первой же почтой. Семью миссъ Гавишамь я взялся извѣстить самъ, намѣреваясь увѣдомить одного только м-ра Матью Покета и предоставить ему, если онъ сочтетъ нужнымъ, извѣстить остальныхъ. Я такъ и сдѣлалъ на слѣдующій же день, черезъ Герберта, какъ только вернулся въ Лондонъ.