Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 2

• Название: Лавка древностей. Часть 2
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1893

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

— Что вамъ тутъ нужно? спросилъ, отворяя ее, хозяинъ лачужки.

Онъ былъ страшно худой и жалкій съ виду.

— Подайте милостыню. Хоть кусочекъ хлѣба!

— Взгляните сюда, сказалъ онъ, указывая на валявшійся на полу свертокъ. — Это мой умершій ребенокъ. Три недѣли тому назадъ я, вмѣстѣ съ 500 товарищами, лишился работы, и въ это короткое время у меня умерли всѣ трое дѣтей, вотъ этотъ — послѣдній. И вы думаете, что я могу подавать милостыню, что у меня есть лишній кусокъ хлѣба!

Дѣвочка отошла отъ двери, которая тотчасъ же и затворилась за ней. Дѣлать было нечего, она постучала у слѣдующей лачуги. Дверь сама подалась подъ ея рукой.

Въ этой хижинѣ, повидимому, жили двѣ семьи, потому что въ двухъ противоположныхъ углахъ ютились двѣ женщины съ своими дѣтъми. Посреди комнаты стоялъ какой-то важный господинъ, весъ въ черномъ, держа за руку мальчика. Казалось, онъ только что передъ тѣмъ вошелъ въ лачугу.

— Вотъ, матушка, тной сынъ, глухонѣмой. Благодари меня за то, что я привелъ его къ тебѣ. Сегодня утромъ его поймали въ кражѣ и доставили ко мнѣ съ поличнымъ. Другому бы не сдобровать, но я пожалѣлъ его ради его немощи. Откуда, думаю, глухонѣмой можетъ научиться чему нибудь путному? я и избавилъ его отъ наказанія. Впередъ смотри за нимъ въ оба.

— A мнѣ вы не возвратите моего сына? подскочила къ нему другая женщина. — Мнѣ, сударь, вы не отдадите моего сына, сосланнаго за такую же провинность?

— Развѣ онъ тоже былъ глухонѣмой? послышался грозный вопросъ.

— A по-вашему, сударь, нѣтъ?

— Ты сама знаешь, что нѣтъ.

— Неправда, онъ съ самой колыбели былъ и глухъ, и нѣмъ, и слѣпъ ко всему, что только есть хорошаго, честнаго на свѣтѣ, кричала несчастная мать. — Видите ли, какое дило! ея мальчику негдѣ было научиться добру, а моему было гдѣ и у кого?

— Успокойся, матушка. Твой сынъ осужденъ по закону. Онъ не лишенъ ни зрѣнія, ни слуха, ни языка.

— Потому-то его и легче было совратить съ пути истины, не унималась та. — Если вы находите возможнымъ простить ея сына, говорите, что онъ не умѣетъ отличать добро отъ зла, какъ же вы не прощаете моего мальчика? Кто его-то училъ различать добро отъ зла? Вы, господа, имѣете такое же право наказать ея сына, котораго Господь Богъ лишилъ слуха и языка, какъ и моего, котораго вы сами лишили свѣта и разума. И сколько такъ-то погибаетъ и дѣтей, и взрослыхъ, глухихъ и слѣпыхъ разумомъ, пока вы такъ разсуждаете, чему ихъ учить и чему не учить, и ихъ сгоняютъ къ вамъ на судъ, и вы не имѣете къ нимъ жалости. Будьте-жъ справедливы, сударь, возвратите мнѣ моего сына.

— Мнѣ жаль васъ. Вы въ отчаяніи, поэтому не знаете, что говорите, промолвилъ важный господинъ, вынимая табакерку изъ кармана.

— Если я и въ отчаяніи, такъ черезъ васъ. Отдайте мнѣ моего сына. Онъ будетъ зарабатывать хлѣбъ для этихъ несчастныхъ сиротъ. Ради самого Бога, будьте справедливы, сударь. Вы сжалились надъ этимь мальчикомъ, возвратите же и мнѣ моего!

Дѣвочка достаточно насмотрѣлась и наслушалась у этой двери. Убѣдившись, что отсюда никто не подастъ ей милостыни, она увела старика на дорогу, и они пошли дальше. И въ продолженіе всего этого тяжелаго дня она заставляла себя идти черезъ силу, разъ навсегда рѣшившись ни словомъ, ни движеніемъ не выказать слабости, которая съ каждымъ часомъ увеличивалась. Теперъ, когда ей поневолѣ приходилось идти медленнѣе, она рѣже останавливалась, желая вознаградить потерянное время. Уже вечерѣло, когда они подошли къ какому-то оживленному городу.

Улицы этого шумнаго города показались невыносимы для измученныхъ, убитыхъ странниковъ. Они было подошли къ одному, другому дому, прося о помощи, но ихъ отогнали отъ двери, и они поспѣшили уйти изъ города, въ надеждѣ, что, можетъ быть, въ какой нибудь уединенной хижинѣ сжалятся надъ ними и впустятъ переночевать.

Они съ трудомъ дотащились до послѣдней улицы и дѣвочка уже чувствовала, что скоро силы совсѣмъ ее оставятъ, какъ вдругъ они увидѣли, что въ недалекомъ разстояніи передъ ними идетъ какой-то путникъ съ сумкой на спинѣ. Одной рукой онъ опирался на толстую палку, въ другой держалъ раскрытую книгу, которую читалъ на ходу.

Догнать его, чтобы попросить милостыню, было не такъ-то легко: онъ шелъ довольно скоро и уже порядочно опередилъ ихъ. Но вотъ онъ остановился, — хотѣлъ внимательнѣе прочесть какую-то страницу, — и дѣвочка воспользовалась этой минутой. Окрыленная наденсдой, она выпустила руку дѣдушки и, подбѣжавъ къ незнакомцу, слабымъ голооомъ попросила его о помощи.

Когда тотъ повернулъ къ ней голову, дѣвочка всплеснула руками, дико вскрикнула и, какъ снопъ, свалилась къ его ногамъ.

IX

Это былъ никто иной, какъ знакомый намъ школьный учитель. Онъ былъ не менѣе ея удивленъ и взволновакь этой неожиданной встрѣчей и до того растерялся, что не сейчасъ приподнялъ ее съ земли. Но къ нему скоро возвратилось все его самообладаніе. Онъ бросилъ наземь книгу и палку и, опустившись на одно колѣно около дѣвочки, старался, чѣмъ могъ и какъ умѣлъ, привести ее въ чувство, тогда какъ дѣдушка только ломалъ руки отъ отчаянія и, называя ее самыми нѣжными именами, умолялъ сказать ему хоть словечко, хоіъ одно словечко.

— Она совершенно истощена. Ужъ слишкомъ вы понадѣялись на ея силы, дружище, сказалъ учитель, взглянувъ старику въ лицо.

— Она умираетъ отъ лишеній. До сей минуты я и не воображалъ, что она такъ слаба и больна, молвилъ старикъ.

Учитель еще разъ взглянулъ на него, не то съ упрекомъ, не то съ состраданіемъ и, взявъ дѣвочку на руки, понесъ ее, приказавъ старику подобрать съ земли ея корзиночку и тотчасъ же слѣдовать за нимъ.

Невдалекѣ отъ дороги, гдѣ разыгралась эта маленькая сцена, находилась гостинница для пріѣзжающихъ, куда, по всей вѣроятности, и нааравлялся учитель, когда Нелли подошла къ нему. Въ эту-то гостинницу онъ и побѣжалъ съ своей живой ношей. Онъ бросился въ кухню и, умоляя всѣхъ, ради самого Бога, пропустить его, донесъ Нелли до камина и усадилъ ее въ креслѣ передъ самымъ огнемъ.

Всѣ встали, и поднялась обычная въ подобныхъ случаяхъ суматоха. Каждый наперерывъ совѣтовалъ употребить то средство, которое, по его мнѣнію, непремѣино должно помочь, и никто палецъ о палецъ не ударилъ, чтобы добыть это средство. Всѣ въ одинъ голосъ кричали, что ей надо побольше чистаго воздуха и всѣ тѣснились около больной и тѣмъ еще больше затрудняли ея дыханіе: не сознавая собственной недогадливости, каждый удивлялся недогадливости своего сосѣда.

Къ счастью, подоспѣла хозяйка гостинницы. Эта умная, проворная женщина сейчасъ же сообразила, что нужно сдѣлать, чтобы помочь больной: она уже несла подогрѣтую водку, разбавленную водой, а за ней шла служанка съ уксусомъ, нюхательнымъ спиртомъ и т. п. средствами, — эти средства всегда подъ рукой, — съ помощью которыхъ имъ и удалось настолько привести дѣвочку въ чувство, что она уже могла, хотя и слабымъ голосомъ, поблагодарить ихъ за хлопоты и протянуть руку бѣдняге-учителю, стоявшему около нея съ крайне озабоченнымъ лицомъ. Тутъ обѣ женщины въ одинъ мигъ, прежде чѣмъ она успѣла произнести еще хоть слово, или пошевельнуть пальцемъ, подняли ее на руки и унесли наверхъ, гдѣ и уложили въ постель, укутавъ одѣялами. Затимъ онѣ обмыли ея похолодѣвшія ноги, обернули ихъ фланелью и послали за докторомъ, который тотчасъ же и явился.

Поспѣшно войдя въ комнату, этотъ краснощекій господинъ, съ огромной связкой брелоковъ, болтавшихся поверхъ чернаго, полосатаго атласнаго жилета, усѣлся у постели больной, вынулъ часы и сталъ щупать пульсъ. Потомъ онъ посмотрѣлъ на ея языкъ и опятъ пощупалъ пульсъ, все время, якобы въ глубокомъ раздумьи, поглядывая на стаканъ съ виномъ, до половины отпитый, стоявшій на столѣ.

— Я бы посовѣтовалъ ей… принимать время отъ времени по чайной ложкѣ подогрѣтой водки съ водой, изрекъ онъ наконецъ.

— Да мы это-то, сударь, и давали ей, замѣтила обрадованная хозяйка.

— Загѣмъ, затѣмъ… недурно было бы поставить ей ноги въ теплую воду, а потомъ обернутъ ихъ фланелью, продолжалъ докторъ тономъ оракула; когда онъ поднимался по лѣстницѣ, онъ наткнулся на ножную ванну, — да скушатъ чего нибудь легонькаго, ну хоть бы крылышко цыпленка, на ужинъ.

— Боже милосердый, да вѣдь у меня, какъ нарочно, сейчасъ жарится на плитѣ цыпленокъ! воскликнула хозяйка.

И точно, изъ кухни несся пріятный запахъ жаренаго цыпленка, заказаннаго учителемъ. Вѣроятно запахъ этотъ не миновалъ и докторскаго носа.

— Послѣ ужина вы можете ей дать стаканъ теплаго глинтвейна, если она пьеть вино, произнесъ докторъ, важно подымаясь съ мѣста.

— Съ поджареными ломтиками хлѣба, подсказала хозяйка.

— Пожалуй, можно и съ поджареными ломтиками хлѣба, снисходительнымъ тономъ проговорилъ докторъ. — Только имѣйте въ виду: кромѣ хлѣба, ничего.

И онъ торжественно вышелъ изъ комнаты. Онъ произвелъ на всѣхъ въ домѣ самое блатопріятное впечатлѣніе своими мудрыми совѣтами, которые такъ удивительно сходились съ ихъ собственными. Всѣ говорили, что онъ чрезвычайно искусный врачъ, что онъ умѣетъ приноравливаться къ организму больного, въ чемъ, кажется, они не ошибались.