Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

• Название: Наш общий друг. Часть 3
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1893

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

— Когда этотъ господинъ говорить: «миссъ Вильферъ», онъ разумѣетъ фунты, шиллинги и пенсы, замѣтьте это! — перебилъ его мистеръ Боффинъ, лукаво подмигнувъ остальнымъ. — У него «миссъ Вильферъ» означаетъ фунты, шиллинги и пенсы — ха, ха, ха!

— Мое чувство къ миссъ Вильферъ такого рода, что мнѣ незачѣмъ стыдиться его. — продолжалъ секретарь, не удостаивая вниманія этотъ перерывъ. Я люблю ее и говорю это прямо. Куда бы я ни пошелъ, разставшись съ этимъ домомъ, передо мной будетъ безотрадная жизнь, когда я потеряю ее.

— То есть фунты, шиллинги и пенсы потеряю, докончилъ мистеръ Боффинъ въ видѣ комментарія, подмигнувъ еще разъ.

— Я не ставлю себѣ въ заслугу того, — продолжалъ секретарь, попрежнему не слушая мистера Боффина, — что я неспособенъ на мелкій разсчетъ и ни на какую мелкую мысль по отношенію къ миссъ Вильферъ, ибо рядомъ съ ней теряетъ цѣну всякое богатство, о какомъ только я могъ бы мечтать. Если бъ она была величайшей въ мірѣ богачкой и стояла на самой высокой ступени общественной лѣстницы, для меня это было бы важно только тѣмъ, что еще больше отдалило бы ее отъ меня и отняло бы у меня послѣднюю надежду. Если бы она однимъ своимъ словомъ могла лишить мистера Боффина всего его состоянія и завладѣть имъ, — прибавилъ онъ, глядя своему хозяину прямо въ глаза, — она и тогда не стала бы дороже для меня.

— Ну что, старуха, какого ты теперь мнѣнія объ этомъ молодчикѣ? — спросилъ мистеръ Боффинъ съ дерзкой усмѣшкой, повернувшись къ женѣ. — Ловко истину возстановляетъ, правда?.. Лучше, впрочемъ, не говори, что ты думаешь, мой другъ, потому что я не хочу, чтобъ ты вмѣшивалась, а думай про себя. А что онъ тамъ толковалъ насчетъ моего состоянія, то головой ручаюсь, что онъ никогда бы на него не польстился, имѣй онъ даже полную возможность прикарманить его.

— Нѣтъ, не польстился бы, — твердо сказалъ секретарь, снова взглянувъ ему прямо въ глаза.

— Ха, ха, ха! — захохоталъ мистеръ Боффинъ. — А самъ-то ужъ подбирался къ нему!

— Меня прервали, и я отвлекся въ сторону, — сказалъ секретарь, отворачиваясь отъ него и обращаясь къ дамамъ. — Мнѣ остается сказать очень немногое. Я заинтересовался миссъ Вильферъ съ той минуты, какъ увидѣлъ ее, вѣрнѣе, я интересовался ею еще раньше, слыша о ней. Мои чувства къ ней, въ сущности, и побудили меня искать встрѣчи съ мистеромъ Боффиномъ и проситься къ нему на службу. Миссъ Вильферъ не знала этого до сихъ поръ. Я и теперь упомянулъ объ этомъ лишь въ подтвержденіе того (хоть это и не нужно, я надѣюсь), что я неповиненъ въ тѣхъ подлыхъ разсчетахъ, какіе приписываются мнѣ.

— Ну, и ловкій же пройдоха, какъ я погляжу! — сказалъ мистеръ Боффинъ, пронизывая его взглядомъ. — Онъ положительно умнѣе, чѣмъ даже я думалъ о немъ. Вы только посмотрите, какъ терпѣливо, съ какой систематической настойчивостью онъ гнетъ свою линію. Первымъ дѣломъ онъ разузнаетъ обо мнѣ, о моемъ состояніи, объ этой молодой особѣ, о той роли, какую она играла въ исторіи бѣдняги Джона, потомъ сопоставляетъ все это вмѣстѣ и говоритъ себѣ: «Подъѣду-ка я къ этому Боффину, подъѣду къ этой молодой особѣ, обработаю ихъ обоихъ и получу на рынкѣ денежки за готовый товаръ». Я такъ и слышу, какъ это онъ говорить, клянусь Богомъ! Да вотъ сейчасъ: смотрю на него и вижу, какъ онъ это говоритъ про себя.

Мистеръ Боффинъ показалъ на преступника, точно поймалъ его съ поличнымъ, и засмѣялся въ восторгѣ отъ своей проницательности.

— Но, къ счастью, онъ обчелся, Белла, дорогая моя, — не на таковскихъ напалъ! — продолжалъ онъ минуту спустя. — Ему пришлось имѣть дѣло съ тобой и со мной, и съ Даніэлемъ, и съ миссъ Дансеръ, и съ Эльвзомъ, и съ Гопкинсомъ, и съ Блумбери Джонсономъ, и со всѣми нами на придачу. Его и побили — вотъ что! Въ лоскъ уложили, можно сказать. Онъ думалъ денежекъ изъ насъ повыжать, а его самого выжали, какъ тряпку. Такъ-то, милочка Белла.

Милочка Белла ничего не отвѣтила, ни однимъ знакомъ не выразила своего одобренія этой тирадѣ. Она не шевельнулась съ той минуты, какъ опустилась на стулъ, закрывшись руками и прижавшись лицомъ къ его спинкѣ. Въ этотъ моментъ наступившаго молчанія мистрисъ Боффинъ тихонько приподнялась, какъ будто собираясь подойти къ ней. Но мистеръ Боффинъ остановилъ ее движеніемъ руки, и она покорно сѣла на свое мѣсто.

— Вотъ ваше жалованье, мистеръ Роксмитъ, — сказалъ золотой мусорщикъ, бросая своему бывшему секретарю пакетъ, который онъ держалъ въ рукѣ. — Вы можете, я думаю, нагнуться и поднять послѣ того, до чего вы унизились здѣсь.

— Ни до чего я не унизился пока, а это я подниму, потому что это мое, заработанное тяжелымъ трудомъ, — отвѣчалъ Роксмитъ, нагибаясь и поднимая съ полу пакетъ.

— Надѣюсь, вы поторопитесь съ укладкой вашихъ вещей. Чѣмъ скорѣе вы уберетесь со всѣмъ своимъ скарбомъ, тѣмъ будетъ лучше для всѣхъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ.

— Не бойтесь, я не задержусь.

— Впрочемъ, постойте. Я хочу на прощанье спросить васъ еще кой-о-чемъ, хотя бы только для того, чтобы показать этой молодой особѣ, какъ много воображаютъ о себѣ всѣ аферисты, думая, что никто ихъ не поймаетъ въ противорѣчіи себѣ.

— Спрашивайте все, что хотите, только рекомендую поторопиться, какъ вы рекомендуете мнѣ.

— Вы притворяетесь, что безъ памяти влюблены въ эту молодую особу? — спросилъ мистеръ Боффинъ, покровительственно положивъ руку на голову Беллы, но не глядя на нее.

— Я не притворяюсь.

— Ну, ладно, не притворяетесь, коли вы ужъ такъ щепетильны. Вы, значитъ, влюблены въ эту молодую особу?

— Да, я ее люблю.

— Какъ же это вы ухитрились влюбиться въ молодую особу, которая настолько глупа, что себѣ цѣны не знаетъ, которая готова вышвырнуть свои деньги на улицу, а потомъ стремглавъ катиться въ пропасть, вплоть до рабочаго дома?

— Я васъ не понимаю.

— Не понимаете? То есть не хотите понять? Что же другое могли бы вы подумать объ этой молодой особѣ, если бы она приняла ваше предложеніе?

— Что могъ бы я подумать о ней, если бъ я былъ такъ счастливъ, что заслужилъ ея привязанность и овладѣлъ ея сердцемъ?

— Заслужилъ привязанность! Овладѣлъ сердцемъ! — передразнилъ его мистеръ Боффинъ съ невыразимымъ презрѣніемъ. — Кошка говорить: «Мяу, мяу!», собака — «гамъ, гамъ!», лягушка — «ква, ква!». Каждый по своему говорить. «Привязанность! Сердце!» Мяу-мяу, гамъ-гамъ, ква-ква!

Изумленный этой выходкой, Джонъ Роксмитъ смотрѣлъ на него во всѣ глаза, какъ будто у него мелькала мысль, не рехнулся ли онъ.

— Этой молодой особѣ нужны деньги, и она это хорошо понимаетъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ.

— Вы на нее клевещете.

— Нѣтъ, это вы клевещете на нее со всѣми вашими «привязанностями», «сердцами» и прочей дребеденью. И въ этомъ вы вѣрны себѣ… Я только вчера узналъ о вашихъ продѣлкахъ, а то, божусь, вы бы раньше услышали о нихъ отъ меня. Мнѣ разсказала все одна дама, которая смыслитъ кое-что въ этихъ вещахъ. Она знаетъ эту молодую особу, я тоже знаю эту молодую особу, и всѣ мы трое знаемъ, что если эта молодая особа что-нибудь цѣнить на свѣтѣ, такъ это деньги, деньги и деньги, и что она плюетъ на всѣ ваши «привязанности» и «сердца». Такъ-то, сэръ'!

— Мистрисъ Боффинъ, — заговорилъ секретарь, спокойно поворачиваясь къ этой леди: — горячо благодарю васъ за вашу ласку и неизмѣнную доброту. Прощайте!.. Миссъ Вильферъ, прощайте!

— Теперь, дорогая моя, ты можешь быть покойна, — обратился мистеръ Боффинъ къ миссъ Беллѣ, снова положивъ руку ей наголову. — Ты сама должна чувствовать, что я возстановилъ твои права.

Но Белла до такой степени не чувствовала этого, что сбросила его руку, вскочила со стула и разразилась цѣлымъ потокомъ слезъ.

— О, мистеръ Роксмитъ, — почти кричала она, протягивая къ нему руки. — Прежде, чѣмъ вы уйдете отсюда, сдѣлайте меня опять бѣдной, какою я была! О, кто-нибудь, сжальтесь надо мной, умоляю, и сдѣлайте меня опять бѣдной, а то у меня сердце разорвется отъ боли!.. Папочка, милый, возьми меня домой! Я и тамъ была гадкая, а здѣсь стала еще хуже… Не давайте мнѣ денегъ, мистеръ Боффинъ: не надо мнѣ денегъ. Оставьте ихъ при себѣ. Дайте мнѣ только поговорить съ моимъ добрымъ, милымъ папа, дайте мнѣ выплакать у него на груди мое горе! Никто, кромѣ него, меня не пойметъ, никто такъ не утѣшить меня, никто лучше его не знаетъ, что я не стою любви, и никто не любитъ меня такъ нѣжно, какъ любятъ ребенка. Съ папа я становлюсь лучше, проще, серьезнѣе, счастливѣе.

И, изливъ свое горе въ этихъ безсвязныхъ словахъ, она съ горькимъ плачемъ припала головой къ груди доброй мистрисъ Боффинъ.

Джонъ Роксмитъ съ своего мѣста, а мистеръ Боффинъ съ своего, смотрѣли на нее, пока она не затихла. Потомъ мистеръ Боффинъ сказалъ ей успокоительнымъ тономъ:

— Ну, полно, полно, мой другъ. Теперь твои права возстановлены, и все пойдетъ хорошо. Меня не удивляетъ, что ты такъ взволновалась этой сценой, но теперь вѣдь все прошло: все устроилось, и все будетъ хорошо.