Геннадий Бордюгов - Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь

• Название: Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь
• Автор: Геннадий Бордюгов
• Издательство: АИРО-XXI
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-S-91022-154-7

В книге рассматривается феномен создания национальных историй на протяжении XX — начала XXI вв., выдвижение этнонационального фактора в качестве основного критерия исторического познания. Авторы стремятся ответить на вопрос о природе и истоках разительных перемен, произошедших в историознании постсоветского времени, о роли новых политических элит, заинтересованных в инструментализации прошлого.

---

Сразу после 1991 года повсюду проявились тенденции к героизации, удревнению своей государственности, завышению уровня политического и общественного развития этносов, вообще самоутверждению за счет соседей, созданию модифицированного пантеона выдающихся национальных деятелей. В России некоторые историки стали усматривать преодоление кризиса идентичности в возвращении к «русской идее», в Таджикистане отдельные учёные начали размышлять над причинами и последствиями того «вольнодумства», которое результировалось в негативистской саморефлексии: «Мы ни то, и ни это, и ни третье». На Украине «болевой» оказалась проблема этногенеза украинцев и места в нем Киевской Руси, в Молдавии — запутанность исторических отношений основного этноса (молдаван) с Россией и Румынией, а в Армении заговорили о «карабахизации» своей национальной истории.

По сути, оппозиция «своё/чужое» нередко возводилась в нечто непримиримое. Диалогические отношения (в смысле Бахтина), когда «чужая» культура в глазах другой раскрывала себя полнее, а соприкосновение одного смысла с другим показывало глубины обоих, стали деформироваться. Это являлось последствием, с одной стороны, той политики, которая сопровождалась отрицанием у другого народа «своего» прошлого и, с другой стороны, разрушением исторической памяти. Дало о себе знать стремление заменить советским — «интернациональным» — пластом истории национальные традиционные картины мира и одновременно распространить идею якобы русского превосходства. В национальных историях явились скрытые и открытые формы отчуждения от русской истории и культуры, возникла даже мания этновеличия.

В первое десятилетие XXI века условия для историописания на постсоветском пространстве усложнились. Произошли первые постсоветские «цветные революции» с харизматическими провайдерами и первая война между бывшими республиками СССР с трагическими последствиями. Появились новые независимые государства и новые границы. Военные и экономические конфликты вышли за пределы постсоветского пространства, стали дополнительным свидетельством того, что довольно быстро складывается иная конфигурация, не связанная с однозначным доминированием какой-либо страны среди заново образованных государств. Наоборот, появляются новые арбитры при осложнении межгосударственных отношений и новые богатые спонсоры в контексте экономического кризиса. Одновременно растет и роль независимых интеграционных институтов, в том числе в гуманитарной сфере, в продвижении новых научных проектов.

Кризис государственности в ряде стран СНГ и одновременно поиск собственных путей развития народовластия, не связанных с продлением полномочий одного лидера, очевидное завершение процесса формирования собственной государственности потребовали новых программ и проектов по изучению и репрезентации истории. Это связано как с опасностью дезинтегративных тенденций, так и с воспроизводством идентичности, сохранением её главной основы — исторической памяти и национальной культуры. Поэтому ведущая роль в создании национальных историй перешла к политической элите, заинтересованной в инструментализации прошлого для реализации определенных политических целей, в том числе для укрепления независимого статуса новых государственных образований.

На всём постсоветском пространстве на государственном уровне стали формулироваться задачи исторической политики и политики памяти, что связано с сохранением и развитием языка, национальных духовных и материальных ценностей, государственной школы обучения молодого поколения. Подконтрольные власти СМИ, система образования и издание учебной литературы — в зависимости от характера внешнеполитических ориентиров вообще и двусторонних межгосударственных отношений в частности — выпячивали то одни, то другие образы в представлении общей истории своих соседей. Диапазон для этого был довольно широким, хотя и не новым — «враг — чужой — другой — иной — друг — брат». Однако выстраивание взвешенной внешней политики предопределило переход к созданию образа прошлого страны, который бы способствовал стабилизации, нормальным отношениям с соседями, который был бы свободен от излишней политизации. Безусловно, это не означало, что исчезло стремление правящих элит отойти от общей истории, связанной с Российской империей и СССР, что история перестала быть инструментом политики. Во всяком случае, режимы власти, установившиеся в последние пять лет на Украине, в Грузии, Эстонии и Латвии, в определённые критические моменты тенденциозно освещали трагические моменты истории, надуманно взвинчивали ситуацию вокруг памятников и памятных знаков, что нередко вызывало раскол общества. Возникли невиданные для постсоветского пространства определения — «война памятников», «война памяти».

Работа в контексте инструментализации прошлого, с одной стороны, и время от времени возникающих «войн памяти» и «информационных войн» — с другой, поставили перед историками серьёзные вопросы. Что делать? Гасить эти войны? Создавать новую идентичность на «счастливой истории» и только так, игнорируя трагические события, воспитывать молодежь? Чем вообще отличаются национальные картины прошлого и почему? Какие модели национальной памяти превалируют сегодня в массовом сознании? Какие перспективы впереди — апология почвы, облечение мифов в национальную оболочку, или возвращение профессиональной историографии на подобающее место? Продолжится ли дифференциация историков по национальной принадлежности или всё-таки на основе научной позиции?

Особенности эволюции национальной исторической мысли, формы её выражения сначала на фоне развития господствующей (тоже в основе национальной, великорусской) историографии, а затем экспансии этноцентризма, проблемы национальных историографии и национальных культур воспоминаний, состояние научного сообщества историков в советское и постсоветское время находятся в центре внимания авторов этой книги.

Авторы искренне благодарят всех, кто способствовал работе над этой книгой:

участников проекта «Национальные истории» первого (1998–1999 гг.) и второго (2008–2009 гг.) призывов;

Алана Касаева, который на протяжении 12 лет будучи зам. главного редактора «Независимой газеты», «Политического журнала», а ныне Руководителем Редакции по странам СНГ и Балтии РИА «Новости» всячески способствовал продвижению результатов нашей сложной темы в СМИ;

профессора Карла Аймермахера и господина Фалька Бомсдорфа, без интеллектуального вклада и усилий которых данная проблема в России еще бы долго оставалась на периферии исследовательских интересов;

Дмитрия Андреева, Дмитрия Люкшина и Татьяну Филиппову, чьи ценные замечания с признательностью учтены в тексте;

Сергея Щербину — за оформление, поиск и подбор иллюстраций;

Наталью Иванову — за научно-вспомогательную работу.

Глава 1. ЭТНОЦЕНТРИЗМ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ

Для уяснения складывающейся историографической ситуации в странах СНГ и Балтии нужно прояснить её природу. Этноцентризм исторического познания, впервые явленный миру в образе европоцентризма, — собственно, ответвление национально-государственной (культурно-геополитической) идеи. Она предстаёт в виде теоретической санкции на конструирование нации и защиту её места под солнцем в эпоху перехода европейских сообществ от традиционализма к техноурбанизму. Истолкование субъектов, используемых в процедуре социально-культурной идентификации («народ», «нация», «белый человек», несущий «бремя» мирового культуртрегерства, и проч.), исторически зависело от определения другого как «врага». По мере удаления во времени от своего прототипа, относящегося к эпохе Великой французской революции (первая буржуазная — французская — нация слагалась из «патриотов», противостоящих супостатам; впрочем, идея нации была измыслена «на вырост» и французская нация в конце XVIII века являлась, скорее, политическим воображаемым), национальная идея может и понижать градус ксенофобии. Однако её размещение в формате «мы — другие» остаётся неизменным.

Тематизированная философия истории и научная историография — продукты Нового времени — генетически связаны с национальной идеей. Она обеспечивает конституирование и оснащение принципиальными смыслами историзирующее культурное сознание. Сообщает ему функциональность. Удерживает его в состоянии равенства самому себе. Официальная европейская историография демонстрирует европоцентризм, квалифицируя характер взаимоотношений Европы с народами Азии — Африки — России.

Синкретический «евровзгляд» расщепляется в национальных историографиях, когда те приступают к рассмотрению внутриевропейских дел. Создаваемая под эгидой нации-государства история не принимает в расчёт разнообразные политические «этнические общности с того момента, как они включаются в состав того государства, которое их поглощает»{2}. Рационально-феноменальная доктрина, производная позитивистской культуры, системообразующую роль национально-государственной презентации в историознании не улавливает.