Фридрих Дюрренматт - Подозрение

• Название: Подозрение
• Автор: Фридрих Дюрренматт
• Издательство: Прибой
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-7041-0074-0

---

Рабочий так и не взглянул на Берлаха, произносившего слова все с большим трудом. «Урок анатомии» наконец был снят, и рабочий стал разглядывать Дюрера то вблизи, то отставив от себя на некоторое расстояние.

Дождь кончился. В окно падал бледный луч света, и старику на мгновение показалось, что за белой полосой тумана он видит плывущий шар. Это светились волосы и усы рабочего. Он несколько раз покачал головой, разглядывая репродукцию, картина показалась ему жуткой. Затем повернулся к Берлаху и, отчетливо артикулируя каждый звук и кивая головой, произнес странным, жестяным голосом:

— Черта не бывает.

— Бывает! — воскликнул комиссар. — Бывает! Он здесь, в этом госпитале. Выслушайте меня. Вероятно, вам сказали, что я сумасшедший и мелю вздор. Поймите же, мне угрожает смертельная опасность, угрожает смерть. Это правда, истинная правда.

Рабочий наконец повесил картину, повернулся к Берлаху и, с ухмылкой указывая пальцем на рыцаря, произнес какие-то гортанные звуки, с трудом формировавшиеся в слова.

— Рыцарь погиб, — послышалось из перекошенного судорогой рта мужчины в голубом комбинезоне. — Рыцарь погиб. Погиб!

Когда рабочий покинул комнату, неловко захлопнув за собой дверь, старик понял, что разговаривал с глухонемым.

Он взял газету. Это была «Бернише бундесблат».

Первым, что он увидел, было лицо Форчига. Под фотографией подпись: «Ульрих Фридрих Форчиг» — и рядом крест. Далее следовал некролог:

«В ночь с субботы на воскресенье при не совсем ясных обстоятельствах прекратилась несчастливая жизнь скандально известного бернского писателя Форчига».

Берлаху показалось, что кто-то сдавил ему горло.

«Этот человек, — напыщенно продолжал корреспондент бернского листка, — которого природа наградила прекрасным талантом, не сумел управиться с доверенными ему ценностями. Он начал с экспрессионистских драм, возбуждавших несерьезный интерес, однако далее не нашел применения своему литературному дарованию («Все-таки литературное дарование было», — подумал огорченный старик) и стал издавать собственную газету «Выстрел Телля», печатавшуюся на машинке в количестве пятидесяти экземпляров и издававшуюся достаточно нерегулярно. Те, кто знакомился с содержанием этого скандального листка, хорошо знают, что он состоял из нападок, направленных не только против всего, что нам дорого и свято, но и против уважаемых лиц. Он все больше и больше опускался, и его часто видели пьяным, укутанным в желтый шарф, из-за которого его прозвали в нижнем городе «Лимоном». Он бродил от пивной к пивной в сопровождении нескольких студентов, считавших его гением. О кончине писателя известно следующее: Форчиг с самого Нового года был постоянно пьян. Какое-то доверчивое лицо поддержало его материально, и он выпустил опять номер своего «Выстрела Телля». Это был очень печальный экземпляр, выпущенный с очевидной целью вызвать скандал и содержавший, с точки зрения врачей, абсолютно абсурдную статью, направленную против неизвестного, вероятно, вымышленного человека. Совершенно ясно, вся эта история была высосана из пальца, поскольку писатель, патетически призывая вымышленное лицо отдаться в руки полиции, повсюду болтал, что собирается на десять дней уехать в Париж. Он отложил поездку на один день и в своей бедной квартире устроил прощальный ужин, на котором присутствовали музыкант Бецингер и студенты Фридлинг и Штюрлер. Около четырех часов утра Форчиг, сильно пьяный, отправился в туалет, находящийся в конце коридора, напротив его комнаты. Поскольку он оставил комнату открытой, чтобы выпустить сигаретный чад, дверь в туалет была видна всем троим, продолжавшим пьянствовать за столом и не заметившим ничего особенного. Обеспокоенные тем, что он через полчаса не вернулся и не отвечал на их зов и стук, они пытались открыть дверь туалета, однако не смогли. Бецингер позвал с улицы полицейского Гербера и сторожа Бренайзена; они взломали дверь и обнаружили несчастного. Он лежал, скорчившись, на полу, Причины несчастного случая не выяснены, однако инспектор Лютц сделал заявление для прессы, что о преступлении не может быть и речи. И хотя следствие показало, что по голове Форчига нанесен сверху удар каким-то твердым предметом, это совершенно исключается ограниченным пространством в туалете. Окно, выходящее на улицу, слишком мало, чтобы в него мог проникнуть человек, и находится на высоте четвертого этажа. Все это подтвердили эксперименты, проведенные полицией. Кроме того, дверь была закрыта на засов, и известные приемы, применяемые для закрытия извне, не дали положительных результатов. В двери нет замочной скважины, и она запирается тяжелым засовом. Всему этому может быть только одно объяснение — падение писателя, а это вполне можно предположить, поскольку он, по словам судебно-медицинского эксперта профессора Детлинга, был мертвецки пьян…»

Едва старик прочитал, его пальцы разжались, выпустив газету, и вцепились в одеяло.

— Карлик, карлик! — крикнул он в глубь комнаты, мгновенно сообразив, как был убит Форчиг.

— Да, карлик, — ответил ему спокойный, задумчивый голос из бесшумно открывшейся двери. — Согласитесь, господин комиссар, что у меня есть убийца, которого не так-то легко отыскать.

В дверях стоял Эменбергер.

ЧАСЫ

Врач закрыл дверь. На этот раз он был без халата, в темном полосатом костюме, светло-серой рубашке и белом галстуке; он выглядел очень аккуратным, на руках толстые желтые перчатки, как будто он боялся запачкаться.

— Наконец мы, бернцы, можем поболтать наедине, — сказал Эменбергер, скорее вежливо, чем иронически, поклонившись беспомощному, худому, как скелет, больному.

Он взял из-за занавеса стул, которого Берлах ранее не видел, затем повернул его спинкой к больному и сел верхом, скрестив руки. Старик, не теряя самообладания, неторопливо взял свернутую газету с ночного столика, затем по старой привычке заложил руки за голову.

— Вы убили бедного Форчига, — сказал комиссар.

— Нельзя же позволять таким патетическим тоном безнаказанно подписывать другим смертный приговор, — ответил врач сухо. — Заниматься журналистикой в наше время стало опасно, и от этого она не становится лучше.

— Что вы от меня хотите? — спросил Берлах.

Эменбергер засмеялся.

— Мне кажется, это я должен вас спросить, что вы от меня хотите?

— Вы это прекрасно знаете, — возразил старик.

— Ну конечно, — ответил врач. — Я это знаю. В свою очередь, вы тоже узнаете, что хочу я. — Эменбергер встал, подошел к стене, на мгновение остановился, созерцая танцующие фигуры, потом, очевидно, нажал на какую-то скрытую кнопку или рычаг, и стена бесшумно раздвинулась в обе стороны. За ней была комната со стеклянными шкафами, в которых находились хирургические инструменты, сверкающие ланцеты и ножницы, пакеты ваты, шприцы в жидкости молочного цвета, бутыли и тонкая красная кожаная маска; все было аккуратно разложено. Одновременно на окно медленно и грозно спустился с потолка металлический ставень. Комната осветилась неоновыми трубками, вмонтированными в щели между зеркалами потолка, а над шкафами голубым светом осветился большой, круглый, зеленоватый циферблат часов.

— Вы намереваетесь оперировать меня без наркоза, — прошептал старик. Эменбергер не отвечал. — Поскольку я слабый, старый человек, боюсь, что буду кричать, — продолжал комиссар. — Я не думаю, что вы найдете во мне храбрую жертву.

На это врач тоже не ответил.

— Вы видите часы? — спросил он.

— Вижу, — ответил Берлах.

— Они показывают половину одиннадцатого, — сказал врач и сверил свои ручные часы. — Я буду оперировать вас в семь.

— Через восемь с половиной часов?

— Через восемь с половиной часов, — подтвердил Эменбергер. — Ну, а теперь, я думаю, мы должны кое-что обсудить. Без этого нам не обойтись, после этого я оставлю вас в покое. Как говорят, последние часы приятно побыть наедине. Все идет хорошо. Однако вы причинили мне немало забот. — Он опустился опять на стул, прижав спинку к груди.

— Я думаю, вы к подобным вещам привыкли, — сказал комиссар.

Эменбергер немного помолчал, а потом сказал, качая головой:

— Я очень рад, что вы не утратили юмор. Форчиг был приговорен мной к смерти и казнен. Карлик проделал все блестяще. Это была нелегкая работа для моего глупышки — сначала пройти по мокрой черепице крыши среди кошек, спуститься по вентиляционной трубе, а затем нанести сильный и смертельный удар заводной ручкой по черепу с достоинством восседавшего журналиста. Вы знаете, я ждал как зачарованный в автомашине недалеко от еврейского кладбища эту маленькую обезьяну и думал, справится ли он. Однако этот чертенок всего восьмидесяти сантиметров роста действовал бесшумно и прежде всего незаметно. Через два часа он вновь появился в тени деревьев. Вами же, господин комиссар, я займусь персонально. Думаю, что это не будет затруднительным. Однако, ради бога, что нам делать с нашим старым дорогим другом доктором Самуэлем Хунгертобелем?