Фредрик Олссон - Конец цепи

• Название: Конец цепи
• Автор: Фредрик Олссон
• Жанр: Зарубежная фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05807-2

Вильям Сандберг, в прошлом авторитетный военный шифровальщик, переживает глубокий душевный кризис. Его карьера разрушена, брак распался, и он уже не в силах противостоять темной депрессии. Но, оказывается, таланты Вильяма не забыты. Специалиста по сложным кодам похищают агенты могущественной сверхсекретной организации. На него возлагается сложная миссия: расшифровать страшные пророчества, скрытые в человеческой ДНК. Бывшая жена Сандберга, обеспокоенная его странным исчезновением, отправляется на поиски. Опытная журналистка, она вскоре узнает о существовании затерянного в Альпах замка, где располагается некий засекреченный центр. Тем временем лишенный свободы Сандберг теряется в догадках. Действительно ли его миссия спасительна или цели его тюремщиков грозят планетарной катастрофой? Тем временем по миру начинает стремительно распространяться неведомая эпидемия, справиться с которой пытаются чудовищными методами. Вильям упорно стремится докопаться до правды, пока еще не слишком поздно.

---

Они не разговаривали с той поры. Он звонил, но Ивонна не отвечала. И он чувствовал недомогание несколько дней, и винил во всем своего попутчика, и, если бы она подняла чертову трубку, он бы выдал ей сполна.

Он начал подъем на виадук по длинной спирали над оставшейся сейчас под ним восьмиполосной дорогой, когда обратил внимание на свою белую рубашку. В том месте, где она выглядывала из-под пиджака, у пояса брюк, где ремень безопасности подходил к замку, на ней расползалось красное пятно. Кровь. И немало.

Он выдернул руку из-под воротника, отогнул в сторону полу пиджака, и у него перехватило дыхание. Кровь текла так сильно, что прилично испачкала подкладку изнутри, а рубашка была красной и прилипла к телу на всем пространстве от подмышки до самых брюк. И что, черт возьми, происходит?

Тех нескольких секунд, пока он отвлекся, хватило сполна.

И сначала он услышал звук.

Потом все его тело дернулось, когда скорость упала с девяноста километров до пятидесяти. Как раз так медленно ехал автомобиль перед ним, прежде чем он врезался в него.

Потом он увидел картинку, навсегда запечатлевшуюся в его памяти. Во всяком случае, на те двадцать секунд, отпущенные ему жизнью.

Неясные очертания раскореженного черного БМВ, вертевшегося перед ним со стороны той руки, которой он только что чесался и которую сейчас держал перед собой. Пальцы, испачканные в красной субстанции. Но это была не кровь, а кожа, плоть, нечто пористое и губчатое. Его собственная плоть со спины – именно ее он держал в руке, словно соскоблил слой сливок с торта. И все равно это не причинило боли, он чувствовал только зуд, ужасный и постоянный. И когда наблюдал, как БМВ переворачивается от удара и черной стеной блокирует путь перед ним, его мозг по-прежнему был сосредоточен только на том, что он должен почесаться, еще немного, и избавиться от дьявольщины, мучившей его.

Левая рука Николая Рихтера, однако, действовала рефлекторно. Она повернула руль вправо, насколько ей это удалось без помощи правой коллеги, и в результате автомобиль накренился. Он продолжал скользить боком в направлении вставшего поперек БМВ, в то время как мотор все еще работал и шины скребли по асфальту, на полной скорости, подчиняясь приказу педали газа, но без каких-либо последствий. Вокруг царил хаос. Машины резко тормозили, лавировали, делали все, чтобы уйти от столкновения с крутящейся посередине дороги грудой металла, которая подобно снежному кому увеличивалась с каждым поворотом, вовлекая в столкновение все новых и новых участников.

Николай стал свидетелем всего этого.

Обломки стекла вьюгой пролетели вокруг него, когда сзади грузовик врезался ему в багажник. Он чувствовал рывки, когда его шины пытались зацепиться за асфальт. Видел, как автомобили даже на приличном расстоянии от него резко тормозили, оставляя облачко черного дыма, и как некоторые из них так круто меняли курс, что у них выворачивало передние колеса.

И одновременно его продолжал мучить зуд.

Заглушавший все.

Зуд, от которого ему было необходимо, просто требовалось избавиться.

Автомобиль Николая оказался под углом почти девяносто градусов относительно направления движения, и, когда шины неожиданно вошли в контакт с асфальтом, он, казалось, обрел второе дыхание. Без малейшего предупреждения вырвался из общей свалки и устремился подальше от нее, словно больше не хотел иметь к ней никакого отношения, прямо под прямым углом к дороге и навстречу пустоте, простиравшейся сбоку от нее.

Ограждения были бетонные, но они все равно не выдержали.

«Тойота» Николая Рихтера потеряла только часть скорости, когда пробила их и начала полет с края моста, воспарила, как гигантский осенний лист, в направлении расположенной внизу магистрали А9 и приземлилась на крыши машин, несущихся по ней.

Сейчас, однако, зуд прекратился.

Поскольку, когда Николай Рихтер оказался замешанным во вторую за день серийную аварию, он был уже мертв.

* * *

Все новостные программы в тот день наперебой рапортовали о жуткой автокатастрофе около Бадхуведорпа в Амстердаме, но ни один журналист так и не узнал, что же было самое страшное в ней.

А именно, что изуродованное тело Николая Рихтера под звук сирены доставили в Слотерваартскую больницу, расположенную всего в восьми километрах от столицы. И что там врачи, признав его мертвым, сразу же переключилась на других пострадавших.

13

Вильям лежал в своей кровати, смотрел в потолок и задавался вопросом, означало ли это, что он вопреки всему находится на пути к смерти.

Лишь сутки назад ответ не вызывал у него сомнения. Но по мере того как они брали всякие анализы и раз за разом обследовали его, когда он, беспомощный, сидел на кровати, завернутый в полотенце в окружении мужчин в защитной одежде, Вильям все больше укреплялся во мнении, что все обстоит не так плохо, как он считал сначала.

Было раннее утро. Слабый свет пробивался внутрь сквозь тонкие занавески. А Вильям Сандберг все еще не мог заснуть.

В его голове роилась туча вопросов.

Что произойдет сейчас?

Какую заразу он мог подцепить?

Какое отношение умершая женщина имела к его шифрам? Как его работа могла бы повлиять на заразное заболевание? Как все, что он видел или выяснил, можно было объединить вместе?

Одновременно он напомнил себе слова Жанин.

О том, как они перемешали информацию, которую дали ей, сознательно пытаясь запутать ее, чтобы она не смогла понять, с чем работала.

Из полученных им кусочков нельзя было сложить мозаику. Пока еще. Сначала ему требовалось точно знать, что входило в нее, а что не имело к ней никакого отношения.

Вильям закрыл глаза, попытался избавиться от всех посторонних мыслей. Должна существовать какая-то отправная точка. Он сконцентрировался, вынуждал себя делать то, в чем был особенно хорош. Понять. Найти закономерность и решить проблему.

AGCT. Почему она написала это?

Он заставил себя мысленно вернуться в свою рабочую комнату, где находился еще несколько часов назад, оглядеться там и попытаться вспомнить все возможное. Клинопись на стенах. Цифровые последовательности, ряды нулей, и единиц, и двоек, и троек, которые требовалось перевести и переставить, чтобы их можно было превратить в новые ряды клинописи.

Почему? Откуда?

Двадцать три умножить на семьдесят три?

Каждый раз, когда он пытался приблизиться к этим цифрам, казалось, его мысли отскакивали в сторону, словно пытались рассказать ему, что ничего не прояснится, пока у него не будет полной картинки. Пока он не узнает, откуда они пришли, где эта последовательность появилась.

Конечно, черт возьми!

Посредством чего.

Он испытал давно забытое пьянящее ощущение удовлетворения собой. Раньше оно всегда приходило, когда ему удавалось нащупать ключ к разгадке очередной головоломки. И сейчас неожиданно явилось вновь.

Вильям сел на кровати, еще не успев додумать все до конца, уставился перед собой, не фокусируясь ни на чем конкретном, просто блуждал взглядом по комнате. Старался привести в порядок мысли. Почувствовал, как адреналин и эндорфины заплясали в его теле в то время, как он снова и снова прокручивал в голове все известное ему и пытался не засветить проявлявшуюся идею, и закрепить ее, и посмотреть, сохранится ли она.

И это ему удалось.

Все могло обстоять только так.

Четырехзначная основа.

Пальмгрен уже сидел за столом.

Он едва притронулся к своему кофе, хотя наверняка ждал ее по крайней мере четверть часа, и молча наблюдал, как Кристина сняла пальто и повесила сумочку на спинку стула, прежде чем опустилась на сиденье.

В его взгляде читалось беспокойство.

– Я связался с ними, – сказал он наконец.

Кристина кивнула, поблагодарив и показав, что она слушает, пусть ее внимание по-прежнему частично было сосредоточено на том, чтобы расположиться как раз напротив него и не пролить содержимое своей только купленной чашки кофе.

– Той работы, которую выполнял Вильям, больше не существует, – сообщил Пальмгрен. – Никто не воспринял его роль, по крайней мере один в один. Но…

Он развернул бумагу с целью освежить свою память, даже если и знал, что этого вовсе не требуется.

– Я нашел женщину, Ливию Эк, думаю, ей где-то тридцать сейчас или, пожалуй, тридцать пять. Она работала там в мое время в качестве ассистента, но сейчас взяла на себя многие из его обязанностей. Многие, но не все. Надо ведь понимать, что большинство из того, чем мы тогда занимались, многие из угроз, с которыми нам приходилось сталкиваться, уже не существуют.

Кристина не знала, как ей ответить, сделала глоток кофе, заполняя паузу.

– Получился ужасно странный разговор, – продолжил Пальмгрен. – То, о чем я хотел спросить ее, в любом случае принадлежит к разряду военных тайн, и она не могла сообщить мне никаких подробностей или ответить напрямую. Но сожалела о случившемся. Тоже ведь знала Вильяма. И просила передать, что сочувствует тебе.