Василий Субботин - Прощание с миром

• Название: Прощание с миром
• Автор: Василий Субботин
• Издательство: Современник
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1989

В книгу вошли две новые повести Василия Субботина "В другой стране", действие которой происходит в небольшом немецком городке летом сорок пятого года, и "Прощание с миром" - о крестьянском мальчике, детство которого пришлось на трудные предвоенные годы. Включены также тематически близкие к этой повести рассказы из прежних книг писателя и, "Из книги "Расстояние до войны"". РАССКАЗЫ 1 Первая книга 2 Далёкие земли 3 Город 4 Дети 5 Четыре рассказа 6 Рассказы из прошлогоИЗ КНИГИ "РАССТОЯНИЕ ДО ВОЙНЫ" - военные действия, и снова пишут военные корреспондентыПОВЕСТИ 1 В другой стране 2 Прощание с миром

---

В столовой, за одним со мной столом, напротив меня, сидел молодой человек в потертом пиджачке, в достаточно засаленном, свернутом набок галстучке, ботинки были изрядно стоптаны. Оказывается, комсомольский работник, парень из района, тоже, показалось мне, попал сюда по случаю, по недосмотру какому-то или все потому же, что санаторий еще по-настоящему не функционирует, еще только-только начинает работать.

— Ну как вам тут? — спрашивает он меня. «Как, мол, вам тут нравится?»

Я говорю, что все ничего, но уж больно богато. Из одного только, говорю, мрамора, вложенного в это здание, можно было бы отделать десятки других подъездов...

— Нет,— не согласился он со мной,— а по-моему, хорошо! Можно, я думаю, даже и иностранцев пригласить, показать, что, по крайней мере, живем мы все-таки неплохо!

ИНЕРЦИЯ

Случилось мне через много лет после войны быть в вятской деревне, в которой проходила какая-то часть моего детства. Была в ней, в этой деревне, церковь деревянная, островерхая. Поставлена она была на склоне горы, на спуске к реке, и с улицы, из деревни, видна была одна только ее верхушка, острый, увенчанный деревянным крестом купол. Редкой красоты было место!

Теперь, через много лет после войны, приехав сюда, я ходил по улице, и мне все чего-то не хватало. Я не сразу понял, чего. Не хватало этого незатейливо выглядывающего из-за горы креста. Сначала даже как-то не поверил, что это возможно... Я было подумал даже: неужели сгорела? Но нет, оказывается, нет! Оказывается, разрушили, разобрали и увезли, на коровник или на сарай, я даже уже и не запомнил, на что потребовалась эта старая деревянная церковь, которая была цела только пока стояла... Когда я стал спрашивать, зачем это было сделано, какая в этом была нужда, я увидел, что люди, у которых я спрашивал, мои односельчане, совершенно меня не понимали, не понимали, почему я так спрашиваю, почему я об этом говорю. Почему я так удивляюсь тому, что теперь, через много лет после войны, после тех уже полузабытых недобрых лет, когда так запросто ломали и рушили церкви, вдруг взяли и развалили такую красоту. Они мета совершенно не понимали и с большим недоумением смотрели на меня... Это было нечто такое, что само собой разумелось.

1959-1988

Длинноволосый и сутулый, я иду по траншее. Тень моя, еще более нескладная, длинная, ложится на бруствер, на стенку траншеи. Снег вокруг покрыт как бы мелким толченым углем, густым налетом фугасной пыли. Наша и немецкая траншеи здесь подходят настолько близко одна к другой, что от одной спички, казалось бы, прикурить можно. Даже голоса слышно...

Но не с этого, думаю я, надо мне начинать мой рассказ.

Я попал на Калининский фронт после окончания военного училища при обстоятельствах, о которых следует, мне кажется, рассказать особо. Было это в ноябре, но может быть, и в начале декабря сорок третьего года... Я намеренно уточняю время, потому что каждый месяц на войне очень важен. Вот как это было.

Я попал на этот раз на фронт не тотчас после окончания училища — это было даже не училище, а краткосрочные курсы,— а из резерва фронта. Это только ничего не знающие о войне люди думают, что призванные в армию сразу из военкомата попадают на фронт!

Штаб армии и все его службы, так же как и политотдел, находились в деревне, которая, как и многие другие деревни на Псковщине, тогда это была Калининская область, стояла на берегу озера, окруженного лесом. Посреди деревни была изба, в которой тесно приткнутые один к другому стояли столы, за которыми сидело несколько женщин, вольнонаемных должно быть. Это и был отдел кадров.

Я стоял перед высоким, худым, светловолосым п по молодым, или так мне только казалось тогда, подполковником, будучи уверен, что, может быть, уже сегодня окажусь в полку, в батальоне, куда меня пошлют. Ведь я был танкист, вчера, можно сказать, еще сидел в танке, и теперь меня должны были послать в роту, но скорее всего в батальон, на должность замполита или комсорга батальона хотя бы. Вскрывая пакет, который мне дали с собой, подполковник, как показалось мне, с удивлением смотрел на мои черные с танковыми эмблемами погоны. И может быть, он еще более удивился, когда увидел мои документы, увидел, что я действительно танкист, всегда был танкистом, призван был в армию еще до войны, служил в танковом полку, с первого дня войны был на фронте.

— Что же они вас к нам прислали,— сказал он, недоумевая. И, видя мое лицо, еще более недоумевающее, сказал, что произошла ошибка, что армия находится в обороне и танковых частей в настоящее время в составе армии нет.

Может быть, он сказал мне это не так подробно, может быть, он только намекнул мне об этом, но в справедливости его слов я позднее убедился сам.

Я стоял в растерянности. Для меня это было более чем неожиданно. Я так стремился как можно скорее попасть на фронт, в часть, быть на месте, как будто стремился домой. Мне так надоела вся эта неопределенность, все это тягомотное, временное положение человека в резерве. Ведь со дня окончания училища прошло все-таки уже довольно много времени.

Я подумал, что меня тут же отошлют обратно, но я зря боялся. На фронте, я это потом понял, каждый человек, каждый солдат, а тем более офицер, дорог, каждому человеку, а тем более офицеру, найдется место. Никто тебя не отпустит, не отошлет обратно, если уж ты попал сюда, если уж тебя прислали.

— Ну ничего,— сказал подполковник, чтобы меня утешить,— утро вечера мудренее, авось что- нибудь придумаем. Побудьте пока.— И с этими словами отпустил меня.

Все это меня, конечно, до крайности огорчило, я подумал ужо, что капитель эта не скоро кончится...

Ту г, па самом краю деревни, и доме, выходившем окнами па Порог, на это озеро, и ещё в одном доме, по дворе, располагалась редакция газеты. Переночевав в одной из изб, где находились такие же, как я, резервисты, я на другой день, с утра прямо, отправился в редакцию, зашел туда, чтобы показать свои стихи. Я не мог и представить себе, что из этого получится. Не прошло и двух дней, по-моему, как они были опубликованы. Утром, до того еще как мне пойти в отдел кадров, я развернул газету и увидел в ней свои стихи. Что-то о войне и не о войне, о родной деревне и о детстве, какое-то воспоминание.

Когда я пришел в избу, в которой находился отдел кадров, подполковник сказал мне:

— Так вы, оказывается, пишете? Что же вы мне не сказали этого?

Он уже тоже видел газету, и, как я сообразил тут же, если и не прочел, то заметил, разглядел в ней мои стихи.

Я сказал, что это так, баловство, но подполковник как-то очень серьезно отнесся к этому и впрямь не стоящему никакого внимания занятию.

— Знаете что,— сказал он,— сделаем так... Пока не будет для вас должности, пойдете временно в редакцию, побудете пока что у них там, а потом посмотрим...

Я запротестовал, стал доказывать, что никакой я не газетчик, что я совершенно не знаю этой работы, что я не смогу, не справлюсь, не сумею, что я по- настоящему близко никогда ни одного газетчика не видел,— что, впрочем, так и было,— что я просто не представляю себе, что я там буду делать, чем заниматься...

Но подполковник меня уже не слушал, он, как можно было понять, определил уже мою судьбу. И мне ничего не оставалось, как отправиться туда, куда он сказал. Тем более что я уже знал, где это находится, и он уже позвонил редактору, договорился, и меня вроде бы там уже ждали.

Так я пришел в армейскую газету, в редакцию, сначала к ее редактору, тоже подполковнику, человеку смуглолицему, с небольшими, мельком как бы намеченными усиками, а потом и в избу, где размещался так называемый армейский отдел, куда меня, временно конечно, прикомандировали, поскольку я вообще был здесь временно, числясь в резерве, до назначения меня на постоянную должность, как только она, эта должность, будет. Я все еще надеялся, что буду в танковой бригаде, в танковом полку, на той должности, которая мне предназначена была по окончании училища.

Армейский отдел находился в одной небольшой комнате, в которой стояло всего два или три стола, мы все тут и спали, одни — на стоящей здесь же в углу кровати, другие — по лавкам, а кто и на печи, на голбце.

Первая командировка была к девушкам-снайперкам, в роту снайперов, располагавшуюся неподалеку от нас, в лесу, за деревней.

2

Снайперская рота размещалась в одной большой, госпитальной, скорее всего, я думаю, а может быть, и в медсанбатовской палатке, недалеко от дороги и недалеко от леса. Я пришел к ним прямо с утра.