Лев Куббель - Страна золота - века, культуры, государства

• Название: Страна золота - века, культуры, государства
• Автор: Лев Куббель
• Жанр: История

---

Отношения .между Томбукту и Денди на протяжении десятилетий, последовавших за установлением фактической границы по линии Хомбори — Ансонго, бывали разными. В них чередовались набеги и более или менее продолжительные периоды мира, но, видимо, обе стороны молчаливо исходили из того, что изменить что-либо всерьез в их взаимном положении нереально. Тем более что, с одной стороны, и то и другое государство неуклонно шли к упадку, а с другой — они были не единственными действующими лицами на западносуданской политической арене и притом далеко не самыми сильными и влиятельными: туареги, фульбе, арабы-кунта и бамана на протяжении XVII, а затем и XVIII в. основательно изменили и политическую, и этническую карту региона.

В конечном счете сонгаи в Денди, включая и правящую их верхушку, довольно быстро вернулись к традиционным доисламским образу жизни и верованиям. Государственный аппарат, сложившийся в эпоху великой державы, теперь уже не был нужен и постепенно «растворялся». В итоге уже в XVIII в. сонгайское общество в Денди и прилегающих к нему областях — Андиуру, Досо, Зармаганде — было представлено мелкими раздробленными княжествами, просуществовавшими до начала фульбе ких религиозных войн (джихада) на рубеже этого и XIX столетий.

Во вновь образованном марокканском пашалыке (провинции) Томбу кту дела шланичуть не лучше. Впрочем, он довольно быстро перестал быть марокканским — сначала фактически, а затем и с точки зрения мусульманского права. Смуты, начавшиеся в Марокко сразу же после смерти в 1603 г. султана Мулай Ахмеда ал-Мансура, очень скоро сделали невозможным поддержание марокканского господства в Судане. Уже к концу второго десятилетия XVII в. прекратился приток военных подкреплений с севера. В 1612 г. был отставлен от власти Махмуд-Лонко — предпоследний из пашей, присланных управлять Суданом непосредственно из Марокко. Свергнувший его паша Али ат-Тилимсани, в свою очередь, был свергнут через без малого пять лет. А что касается последнего из таких прямых султанских «назначенцев», паши Аммара, то он, приехав в Томбукту в марте 1618 г. и приведя с собой четыреста стрелков, застал там пашою избранного солдатами после Али ат-Тилимсани Ахмеда ибн Юсуфа ал-Улджи и, вероятнее всего, почел за благо не ввязываться в рискованную борьбу за власть. И очень характерно то, как описывает его отъезд три месяца спустя, в июне 1618 г., Абдаррахман ас-Сади: «паша Аммар... возвратился в Марракеш могущественным и уважаемым, без невзгод и бедствий, которые обрушивались на каждого, кто занимал эту должность после него». Кстати, именно с момента поставления пашой Ахмеда ал-Улджи и в «Истории Судана», и в «Напоминании забывчивому» появляется формула, которая затем становится как бы стандартной: «к власти пришел (или "должность занял") с единодушного согласия всего войска такой-то». Иначе говоря, назначение паши стало зависеть от настроений солдатни, от многочисленных сделок между воинами отрядов, набиравшихся в разных местах — в Фесе, в Марракеше или среди берберского племени шрага в юго-восточной части Марокко. И фактически меньше всего новые правители Томбукту зависели как раз от марокканских султанов, правда, номинально признавая их верховную власть и даже иногда апеллируя к ним во время разногласий в войске. Так продолжалось до 1660 г.

Но в 1659 г. завершилось царствование последнего саадидского султана в Марракеше, Мулай Ахмеда ал-Аббаса. И в марте 1660 г. в Томбукту была впервые прочтена пятничная проповедь на имя паши Буйя; в мусульманском праве этот акт означает признание лица, на чье имя проповедь читается, независимым государем. Впрочем, независимость ни авторитета, ни власти пашей не укрепила. Немного арифметики: с 1591 по 1618 г. пашалыком управляли девять пашей, с 1618 по 1660 г. — двадцать, а с этого года до 1750-го их сменилось ни больше ни меньше как сто двадцать два. Иначе говоря, средний срок пребывания их у власти составлял меньше девяти месяцев.

Войско перестало быть марокканским и в этническом отношении. Беря в жены африканских женщин, солдаты уже во втором поколении африканизировались, образовав особую этническую группу — арма, или рума, — занявшую в обществе господствующее положение.

Надо сказать: то, что произошло в Судане, свидетельствовало в конечном счете о полном провале амбициозных планов Мулай Ахмеда ал-Мансура, которые лежали в основе экспедиции Джудара.

Разгром Сонгайской державы действительно в первое время обеспечил султану Мулай Ахмеду огромный приток золота. Запасы казны в Марракеше выросли настолько, что впервые за многие годы Мулай Ахмед смог выплачивать жалованье своим чиновникам золотым песком или полновесной монетой. Султан производил большие закупки ценных товаров в Европе, нанимал европейских мастеров, строил новые и украшал старые свои резиденции.

Обогатился не один султан, получивший за эти сокровища прозвание «Золотой» — аз-Захаби. Английский купец Лоренс Мэдок, оказавшийся в Марракеше в момент прибытия из Судана конвоя, доставившего в ссылку цвет решившейся было на оппозицию мусульманской элиты Томбукту, писал в Лондон о сопровождавших конвой марокканских офицерах: «эти люди пришли не бедняками, а с таким богатством, отнятым без повеления короля, что за то король не станет им платить жалованье за то время, что они там пробыли...».

Только простым людям в Марокко эта, казалось бы, блистательная победа не принесла никакой пользы. Им не перепало даже ничтожной доли тех сокровищ, какие сумели награбить в Западном Судане полководцы их государя. Но это-то как раз меньше всего волновало султана и его советников...

Очень скоро, однако, выяснилось, что и сокровища-то тоже не так велики, как хотелось бы, что количество золота, которое можно вывезти из дотла разоренного Судана, вовсе не беспредельно. Ведь захватить главные месторождения драгоценного металла марокканцы так и не смогли, а старую систему его сбора разрушили довольно основательно. Было и еще одно невыгодное для марокканской торговли обстоятельство (мы его уже упоминали мимоходом): к концу XVI в. спрос на африканское золото в Европе сильно понизился. К этому времени из Нового Света ввозили уже столько драгоценных металлов, что не было особой нужды получать золото из Судана через североафриканских посредников.

Правда, караваны продолжали ходить, доставляя и золото, и слоновую кость, и рабов (во все больших количествах). Но на западном транссахарском пути размах операций резко упал. Торговый центр Западного Судана снова сместился, на сей раз — к юго-востоку, к хаусанским городам. Отсюда — от Кано, Кацины, Дауры и других торгово-ремесленных городов — главные караванные дороги, продолжавшие действовать до конца прошлого века, выводили уже не в Марокко, а в Триполитанию.

Конечно, еще в 1607 г. в Марракеше ожидали прихода каравана с золотом, которое один французский наблюдатель того времени оценивал в 4 млн. 600 тыс. ливров. Но уже четырьмя годами раньше выяснилось, что «золотой» Мулай Ахмед к моменту своей смерти задолжал войску жалованье за 16 месяцев! Так что окончательный экономический итог победоносного похода оказался весьма эфемерным. Зато непроизводительное расходование полученного золота только усугубило уже ясно обнаружившееся отставание Марокко от Западной Европы. Можно еще добавить то, что засвидетельствовал ас-Сади со слов возвратившегося в Томбукту в 1607 г. из ссылки в Марокко Ахмеда Баба. Мулай Зидан, сын султана Мулай Ахмеда, рассказывал-де тому, «что общее число людей, которых отправил родитель его с отрядами начиная с паши Джудара до паши Сулеймана (т.е. до 1603г. — Л.К.),— двадцать три тысячи человек из отборного его войска. Это занесено в список, а список-де тот ему показал отец. Мулай Зидан сказал: «Погубил их родитель впустую — никто из них не вернулся в Марракеш за исключением пятисот человек, кои здесь умерли». Мулай Зидана можно понять: если не все эти воины, то хотя бы часть их куда как пригодилась бы ему во время усобиц, последовавших за смертью отца. Ведь ему, Мулай Зидану, пришлось воевать со своими братьями целых пять лет, пока он не воссел на престол в Марракеше правителем всей страны. А общим результатом вторжения в Судан и разгрома Сонгай стало, по остроумному определению современного гамбийского историка Лансине Каба, то, что «вторжение поглотило и завоевателя, и завоеванных».

Исчезновение Сонгайской державы резко изменило соотношение сил в Западном Судане. И кочевые народы — прежде всего фульбе, а затем туареги и арабы — обрели такие возможности для продвижения в центральную часть региона, каких никогда не имели, пока на их пути стояла такая преграда, как мощь сонгайского войска, полтора столетия не имевшего себе равных. Мы говорили уже о фульбском княжестве в Масине. В сонгайские времена оно было преимущественно объектом военно-карательных операций царских наместников на западе державы. Новые господа в Томбукту, конечно, тоже не упускали случая поживиться за счет фульбе и их стад. Но, во-первых, теперь это было сложнее, а во-вторых, какой-то минимум мирного соседства с фульбе был просто необходим. Ведь Масина отделяла центр пашалыка от области Дженне, и сидевшие в этом городе марокканские администраторы и гарнизон никак не могли обойтись без прохода через фульбские владения. А еще больше нуждался в таком проходе Томбукту, особенно при участившемся в XVII в. голоде.