Лейла Элораби Салем - Григорий Отрепьев

• Название: Григорий Отрепьев
• Автор: Лейла Элораби Салем
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-4474-1180-0

Григорий Отрепьев, известный в истории как Лжедмитрий I, является одним из самых известных самозванцев в мире и первым самозванцем на Руси, присвоившим имя сына Ивана Грозного. Одержав победу над Годуновым и заняв московский престол, Григорий, к сожалению, не смог и года удержать власть.

---

– Ты, Григорий, совсем отдалился от нас. К латинянам подался, того и гляди нашу святую веру предашь да на сторону врагов перейдешь.

Отрепьев бросил ложку на стол и так взглянул на него, что монах чуть было не подавился: такого озлобленного взгляда он никогда прежде не видел у Григория. Юноша с укором усмехнулся и ответил:

– Учить меня собрался?

– Не учить, а наставить на путь истинный, дабы ты не продал душу бесам.

– Брат Варлаам прав, – воскликнул вдруг молчавший до этого Мисаил, – ты сам нас втянул в этот поход, подговаривал идти в паломничество к Иерусалиму, а теперь как только мы пересекли границу ты разом переметнулся на другую сторону. Чего тогда мы с тобой ушли, а? Зачем был нужен весь этот поход, коли мы так и не достигли цели?

– Если ты с братом Варлаамом желаете уйти в святой Иерусалим, то можете собираться хоть сейчас. Я не держу вас подле себя.

– Так вот оно что! Ты использовал нас, дабы сбежать из Руси? Что же ты за человек такой, а?

– Я благодарен вам за все, что вы сделали для меня, а теперь прошу разрешения покинуть трапезу, – с этими словами Григорий встал из-за стола, резко отодвинув стул. Он был зол и на Варлаама, и на Мисаила, но не столько, сколько на себя. И зачем он согласился принять роль царевича, рискуя собственной жизнью.

В дверях юноша столкнулся лицом к лицу с игуменом Елисеем, который важно пройдя к столу, уселся напротив монахов и проговорил:

– Я слышал ваш разговор и хочу встать на сторону брата Григория. Не забывайте, Варлаам и Мисаил, что здесь Литва земля вольная, кто в какой вере хочет, в той и пребывает, – с этими словами старик встал и ушел, оставив обескураженных монахов одних.

Ни Варлаам, ни Мисаил не могли понять, почему сам игумен монастыря так защищает никому неизвестного чернеца Григория, появившегося непонятно откуда и какого рода? И почему сам Григорий, до этого мечтающий о паломничестве ко Гробу Господню, вдруг изменил своего решение и переметнулся на сторону «безбожников»?

Ночью Григорию снился сон, будто он видит отчий дом, сад возле него. Он, еще маленький, бегает как и прежде, беззаботно срывая цветы. Неподалеку стоит его мать Варвара, брат Василий да дядя Смирной-Отрепьев. Все трое грустно смотрят на него, но ничего не говорят. И какая-то тоска родилась в его груди. Он смотрит в глаза матери, которая силится улыбнуться ему, но из ее глаз текут слезы. Она простирает размашисто руки и зовет его, но Григорий не может двинуться с места, ноги его словно вросли в землю, еще влажную от утренней росы. Мама, мама, я здесь! – хочется кричать ему, но силы покидают его и он удаляется от них, таких родных ему людей. Между ними и им вдруг вырастает большая стена, и чем дальше, тем выше она становится. Он не видит уже ни матери, ни брата, ни дяди, они остались далеко, там, за большой преградой. Комок рыданий сдавил горло, Григорий хотел было закричать от страха, но его язык прилип к нёбу. Нет! Нет! Мысленно закричал он и… резко проснулся.

Присев на кровати, молодой человек залпом выпил воды из кувшина и вытер рукавом мокрый от пота лоб. Сердце учащенно билось в груди, руки похолодели от страха. Что мог значить этот сон, чего ждать впереди! Григорий снова лег на подушку, но спать более не мог. Он нащупал висевший на груди маленький деревянный крестик, что дала когда-то его мать в детстве, и сильно сжал его. «Матушка, прости меня, – тихо произнес он, глотая катившиеся по щекам слезы, – прости меня, но иного пути у меня нет».

Под утро, сморенный тяжелыми мыслями и радыниями, Григорий заснул. Проснулся он от нестерпимого холода. Поеживаясь, он встал и направился к окну, рядом с которым на полочке стояла икона. Опустившись на колени, Отрепьев перекрестился и прошептал: «Господи, помоги мне разобраться, укажи путь, по которому мне суждено пройти. Все, чтобы не произошло, я готов принять, ибо пути Твои неисповедимы». Некоторое время простоя в трансе, молодой человек тяжелой поступью добрался до кровати и бессильно плюхнулся на нее. В трясущихся руках он по прежнему держал деревянный крестик – подарок матери.

– Прости меня, матушка, что вынужден отречься от тебя перед народом, назвав родителями чужих мне людей. Но знай, в душе я никогда не отрекусь от тебя; в уголках моего сердца я по-прежнему твой сын.

Григорий встал на ноги и тут у него закружилась голова, все предменты, бывшие в комнате, поплыли перед его взором, свет погас и он упал на холодный пол, потеряв сознание. Рука его, державшая крестик, бессильно растянулась в сторону, и подарок матери закатился в угол и упал в маленькое углубление, прогрызанное когда-то мышами.

Сколько прошло времени: час или несколько минут? Григорий очнулся и медленно открыл глаза. Лучи солнца ярко заливали келью. Юноша присел и поморщился от боли в голове. Двумя пальцами он растер виски и пылающий лоб. Вдруг молодой человек стал что-то искать на своей шеи. Обезумев, он принялся шарить по всем углам, но так и не смог найти того, чего искал.

– Где же крестик? Где же мой крестик? – спрашивал Григорий самого себя, испуганно озираясь по сторонам.

Вдруг одна из его дорожных сумок с грохотом упала на пол. И от этого звука юноша вздрогнул. Неровными шагами он подошел к сумке и резко отшатнулся в сторону, крестясь при этом. Среди вещей, что он взял с собой, ярко блестел какой-то предмет. Трясущимися руками Отрепьев схватил его и глазам его предстал большой крест, весь усыпатнный драгоценными камнями. Тут он вспомнил, что его передал сам архимандрид Пафнутий, готовящий его на роль царя. «Этот крест принадлежал царевичу Димитрию. Теперь он твой, царь всея Руси!» – вспомнил Григорий последние слова Пафнутия. Не долго думая, он повесил сей крест себе на шею и проговорил: «Отныне, я царь!»

Теперь он знал, что надо делать. Собравшись в дорогу, юноша нашел игумена Елисея и сообщил, что вынужден сейчас же покинуть монастырь и идти дальше.

– Я тебя не держу. Ты волен идти куда хочешь и когда хочешь. И скажи своим товарищам брату Варлааму и брату Мисаилу, дабы они тоже шли вместе с тобой. Трое вас пришло, трое и уйдете.

Монахи неохотно согласились покинуть монастырь, уж больно полюбилось им это место, но спорить с игуменом они не решились, ибо тот дал понять, что держать гостей он не намерен. И снова троица двинулась в путь, проибраясь сквозь леса и поля. Шли, останавливаясь лишь на короткий отдых, затем снова продолжили путь. Григорий, следуя за товарищами, то и дело прикладывал руку к груди и ощущал холод металла, украшенный множеством самоцветов. «Я царь, – повторял он про себя одну и ту же фразу, – я царь».

Какое-то время трое монахов прожили у князя Константина Острожского в городе Остроге. Но пробыли там лишь лето, ибо князю сразу не понравился молодой чернец, всегда тихий и задумчивый. Тогда Константин призвал к себе Варлаама и посоветовал ему как можно скорее отправиться дальше. Дабы оставить о себе хорошие воспоминания, Константин подарил Варлааму книгу.

Ранней осенью, когда листва на деревьях только-только начала желтеть, трое монахов собрались в путь. Перед тем, как навсегда покинуть крепость князя Острожского, Григорий положил тайно, дабы никто не видел, написанное собственоручно письмо, в котором была лишь одна фраза: «Ты, князь, по несправедливости выгнал меня, ибо я есть царевич Димитрий, сын Ивана Грозного». Это письмо нашли слуги князя, когда беглый монах был уже далеко.

Выйдя за ворота Острога, монахи вышли на большую дорогу, что петляла между холмов и остановились. Варлаам и Мисаил с грустью смотрели в лицо Горигория, словно прощались с ним навеки.

– Так ты не пойдешь с нами в Троицкий Дерманкский монастырь? – тихо проговорил Варлаам и на его глазах навернулись слезы; ему было жаль расставаться с молодым человеком.

– Нет, братцы. Я больше не могу жить монашеской жизнью, иные заботы ждут меня.

– Твое право.

– Прощай, Григорий, – отозвался Мисаил, подойдя к нему и крепко обняв его.

– Прощайте, братья, – Григорий крепко обнял каждого, – даст Бог, может, и встретимся когда-нибудь.

С этими словами пути их разошлись навсегда.

Глава 6. Адам Вишневецкий

Борис Годунов ходил по комнате взад-вперед, пытаясь подобрать правильные слова. Вот через несколько минут к нему должна будет прийти инокиня Марфа, бывшая супруга Ивана Грозного Мария Нагая. В коридоре послышались торопливые шаги. В комнату вошел с поклоном холоп и доложил о прибытии инокини.

– Пусть входит, – махнул рукой царь и уселся на большое резное кресло, больше похожее на трон. Он попытался напустить на себя суровый, властный вид, хотя внутри его всего трясло.

В комнату вошла, легко ступая, высокая женщина, закутанная в широкое монашеское одеяние черного цвета. Лицо ее было жесткое и сердитое, губы плотно сжаты. От нее веяло гордостью и властью и от этого Годунов аж поежился, глядя в широко раскрытые глаза Марфы, ставшие от злости почти черными.