Марк Криницкий - Три романа о любви

• Название: Три романа о любви
• Автор: Марк Криницкий
• Издательство: «ГЕЛЕОС»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-8189-0264-1

Творчество известного русского писателя Марка Криницкого (1874–1952), одного из лучших мастеров Серебряного века, посвящено исследованию таинственной женской души.

«Маскарад чувства» — рассказ о наивной «хитрости» женщин, столкнувшихся с обманом в любви, с ревностью и запретной страстью. Как иначе скрыть свою тайну, если не за вуалью легкой улыбки. Случайные связи, тайные свидания — горькое забытье в сумраке роковых страстей.

Любовная страсть нередко завязывает невообразимые, огненные и смертельные узы. Что заставляет мужчину предпочесть одну женщину другой? Что вынуждает женщину искать наслаждение в лесбийской любви? Ответы на эти сакраментальные вопросы — в романе «Случайная женщина».

«Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки», — писал Фридрих Ницше. Может ли быть уверена женщина, что после страстного свидания она не станет игрушкой в руках любовника? Кем они приходятся друг другу: властителями, рабами, палачами, жертвами? Роман «Женщина в лиловом» отвечает на эти вечные для всех вопросы.

Комментарии и научное редактирование текста романа «Женщина в лиловом» Михайловой М.В.

Агентство CIP РГБ

---

Он тихо вышел, видя, как опять быстро замелькали ее руки, и тело то выгибалось, приподнимаясь, то опускалось.

Не взглянув на доктора, он подошел к телефону и вызвал Зину.

— Сусанночка вас просит немедленно приехать.

— А что? — спросил холодный голос Зины.

— Я передаю ее просьбу. Ей плохо, — прибавил он.

— Да? Но я еще даже не одета… Впрочем… Я сейчас приеду.

В дверях кабинета стояла сестра милосердия. На лице ее был ужас.

— Бога ради! Она все сбрасывает с себя.

Василий Сергеевич издал недовольный звук. Цигенбок поднял брови.

— Но что я могу с этим сделать, господа?

Однако он быстро пошел вслед за сиделкой. Василий Сергеевич, укоризненно глядя на Колышко, покачал головой.

— Что вы ей сказали?

Колышко не ответил.

— Я должен поехать на место катастрофы, — сказал он.

Василий Сергеевич покривил голову и показал гнилые зубы.

— Благодарите Бога, что без человеческих жертв.

Он хотел объяснить подробности.

— Я увижу сам, — сказал Колышко.

На воздухе он почувствовал легкомысленное облегчение.

«Да, но ведь я же изорвал проект», — подумал он опять со странным упорством.

Эта мысль опять успокоила его.

На углу переулка, где рухнули леса, еще висела пыль. Ветер, довольно сильный с утра, кружил в воздухе белые бумажки.

Вся улица была запружена народом Колышко сейчас же заметил, что леса рухнули наружу. Переулок был завален досками и кирпичом. Противоположные крыши низеньких строений помяты, частью пробиты. Большая синяя вывеска «Водопроводное и колодезное заведение И.А. Козырева» висела одним концом, болтаясь в воздухе.

Одно мачтовое бревно и сейчас еще лежало поперек переулка, опершись верхним концом о крышу противоположного дома.

Полиция оцепила место происшествия и не допускала любопытных к месту катастрофы. К Колышко подошел знакомый полицейский пристав и небрежно притронулся к козырьку.

— Архитектор, архитектор! — загудело в толпе.

Лицо пристава снисходительно улыбалось.

— Наделали вы нам хлопот, — сказал он. — Пожалуйте…

И он повел Колышко через толпу.

Колышко видел неприязненные лица.

— Теперь под суд… на цугундер[35], — говорили злобные, радостные голоса. — А то хвалить за это их брата? Кровопийцы! Сами-то они и не бывают на постройках, выезжают на спине подрядчиков.

Колышко понял, что пристав ведет его через улицу, запруженную народом и извозчиками, к расположенному напротив ресторану. Тут же стоял и гукал автомобиль. Колышко поднял глаза, потому что ему показалось, что его кто-то ищет, и, вздрогнув от неожиданности, увидел Веру… Нумми. Она скользнула раскрытым ироническим взглядом по нему и по толпе. Все это ее, видимо, очень забавляло. Плечи ее вздрагивали, и тонкие, обтянутые во все черное руки отделялись от узкой талии в локтях, откинутых назад. Колышко удивило, что она даже не кивнула ему головой, а только неприятно улыбнулась. Он хотел подойти к ней, но она отвернулась и тронула шофера за плечо. Автомобиль тронулся.

Покраснев, смущенный, Колышко вошел вслед за приставом в подъезд ресторана, где их окружила новая, любопытная толпа.

Насмешливо ухая сзади, прокатил автомобиль.

«Зачем она приезжала, — мучился Колышко, — или если приехала, то почему так странно себя держит?»

Он оставил ее сегодня утром покорною, целующую ему ноги. Очевидно, по своему обыкновению, она в виде компенсации чувствовала сейчас потребность выказать к нему легкое пренебрежение. Краска жарче и жарче заливала ему лицо, дыхание сокращалось. Он испытывал непреодолимое желание броситься к мотору и, сжав этой женщине пальцы до боли, крикнуть ей в лицо так, чтобы она побледнела от предчувствия его гнева: «Что это значит?»

Они прошли в отдельный кабинет, и полицейский пристав, сочно щелкнув запором перегнутого пополам портфеля, вытряхнул его содержимое на стол.

— Придется составить маленький протокольчик, — поднял он на Колышко все так же снисходительно-оскорбительно улыбавшееся, полное, сегодня еще не бритое лицо.

Часа два проработал Колышко на месте разрушения. Катастрофа казалась ему символической. Именно так рушилась и его собственная прежняя жизнь. Он был мягкотел. Его чувства были расплывчаты. Даже было под сомнением, жил ли он вообще. Его любовью была или бесплодная, наивная мечтательность, которая недешево обошлась Сусанночке, или откровенный, только слегка прилизанный разврат (Ядвига).

Теперь ему казалось, что он твердо стоит на этой земле. Его чувства теперь жестки, но они зато определенны. Он знает, чего хочет. Этому его научила Нумми.

Каждый раз он, вспоминая ее, испытывал мучительно-сладостное дрожание в груди. Откуда она постигла эту мудрость жизни? Она казалась ему совершенством. Она была дерзка, потому что была требовательна. Но она была достаточно умна для того, чтобы понять, что в подчинении женщины мужчине — одна из величайших прелестей их союза. Она не прощала только бессилия и неловкости.

Стоя среди пыли и мусора, Колышко испытывал эту особенную гибкость и упругость мышц, которые делали его совершенно новым человеком. Он не мог возвратиться к Сусанночке уже по одному тому, что ей не было нужно этого напряжения его мужской воли, которое переполняло его всего. Она бы, наверное, нашла его только злым и придирчивым. Ее идеалом были семейное спокойствие и тихое довольство.

Колышко усмехнулся. Ему было приятно сознавать, что его голос звучит особенно властно и движения просты и законченны. Никогда еще его мысли не двигались так отчетливо и сухо.

«Или не жить, — подумал он, — или же жить только так».

Нумми позволила себе над ним сейчас посмеяться. Она находила, что он не прав, допустив, чтобы его леса упали. Ей было приятно показать ему, что она на стороне толпы. Теперь эта дерзкая выходка только забавляла его. О, она поплатится за нее. Если бы это была Сусанночка, она поспешила бы выказать ему лицемерное участие. И это была бы сладенькая ложь, потому что женщина по самой своей природе не прощает неудач.

Он еще раз посмеялся в душе над Нумми. В конце концов это совершенно невинно.

Он несколько раз позвонил ей по телефону из ресторана, где он сидел, но ему не ответили. Это его немного удивило. Когда он уехал с постройки, переулок был очищен от мусора. Стены соседнего дома и его крыша имели такой вид, как будто их задел одним крылом промчавшийся ураган.

Он поехал прямо к Вере и даже не позвонил по телефону домой. Возможно, что Сусанночке плохо, но причем же здесь он? Там теперь сидит Зина. Правда, она не любит сестры. Сусанночке сильно не повезло. Она выросла в узком и скучном мещанском кругу. Она бы заслуживала лучшей доли. Но с этим уже ничего не поделаешь. Ложь или лицемерный обман гораздо хуже жестокости.

Он решил заехать домой только к ночи.

XXXVIII

Поднявшись на лифте, Колышко позвонил в квартиру Веры. Он приготовился ей сказать: «А, ты приезжала смеяться надо мной? Хорошо!»

Она смутится и будет оправдываться: просто она не нашла его глазами в толпе, но, конечно, она не одобряет, если мужчина плохо ведет свои дела.

Он сделал неумолимое лицо. Она должна за это немного пострадать. Он не требует, чтобы она его считала совершенством, но он не переносит этого снисходительного тона. С тех пор как он понял, что женщина — это изящное полуживотное, не более, злобное, способное пугаться и требующее властной и твердой руки, он успокоился. О, как он был глуп, когда возмущался раньше! Теперь он чувствовал себя властелином мира. Мужчина, не владевший женщиной, ничтожен во всем. Он бы чувствовал себя несчастным, если бы Вера осмеливалась спокойно смотреть ему в глаза. Ему доставило наслаждение сказать ей, что он изорвал на клочки вдохновленный ею проект. Его выигрыши за эту ночь и за этот день были безмерны.

Улыбаясь, он позвонил еще раз. Вероятно, она отослала прислугу и сама прячется. Она сознает, что заслужила наказание. Да, она вкусит его на этот раз в полной мере.

Как счастливый влюбленный, он позвонил еще и еще. Наконец зазвенела цепочка, и приотворилась дверь. На него смотрели желтые глаза, и угрюмый тихий голос сказал:

— Барыня уехала за границу.

Он рассмеялся и сильно распахнул дверь. Горничная не двигалась с места.

Колышко вошел.

— Вы не узнали меня, — сказал он. — Где барыня?

Она гадко улыбнулась.

— Как не узнать? Я вас узнала. Но только барыня сегодня утром уехала за границу.

Он отступил на шаг и, глупо бормоча, сказал:

— Она не могла уехать за границу, потому что для этого надо выправить заграничный паспорт, а это требует времени.

Та улыбнулась, потупив желтые глаза.

— Значит, они выправили заранее.

— Не может быть, — сказал Колышко грубо и, отстранив горничную, прошел в комнаты.