Габриэль Руа - Счастье по случаю

• Название: Счастье по случаю
• Автор: Габриэль Руа
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Книга Руа — одна из немногих, где судьбы Канады поверяются судьбами мира. Для канадского рабочего класса, измотанного безработицей, война обернулась неожиданной гранью: армия — надежная защита от голода. Конфликт — типично канадский, не проявивший себя с подобной остротой ни в Европе, ни в США. В романе же Габриэль Руа такова по существу нравственная дилемма, вставшая перед всем мужским населением. И решения ее идентичны: один за другим бросаются герои на «спасительный» плот воинской мобилизации, почти благословляя войну, разразившуюся за океаном…

Читателю роман может показаться и несколько простодушным, и по-репортерски прямолинейным. Но в своей книге Габриэль Руа не пожелала оглядываться в прошлое, она заговорила о противоречиях настоящего и их проекции в будущее, затронув «драму целого класса».

---

Неслышно ступая, Флорентина приблизилась к нему и стала исподтишка его рассматривать. Костюм из английской шерсти был куплен явно не в магазинах предместья Сент-Анри. Этот костюм, казалось ей, красноречиво говорил об иной жизни, о привилегированном положении его владельца. Нельзя сказать, чтобы молодой человек был одет особенно тщательно; наоборот, в его костюме проглядывала небрежность: галстук был завязан плохо, руки кое-где запачканы машинным маслом, а волосы, за которыми он совсем не ухаживал, разгуливая в дождь и в жару с непокрытой головой, были лохматыми и непокорными. Но эта небрежность в мелочах только делала заметнее те дорогие вещи, которые он носил: часы-браслет с поблескивавшим при каждом движении циферблатом, кашне из дорогого шелка, небрежно обмотанное вокруг шеи, модные кожаные перчатки — краешек их торчал из бокового кармана. Флорентине казалось, что стоит только нагнуться к нему, и она вдохнет пьянящий воздух большого города, хорошо одетого, сытого, самодовольного, ищущего своих дорогих развлечений. И внезапно перед ней возникла улица Сент-Катрин, витрины больших магазинов, элегантная толпа субботнего вечера, лотки цветочниц, рестораны с вращающимися дверями, столики, стоявшие чуть ли не на самой улице и отделенные от нее лишь блеском зеркальных окон, залитые светом подъезды кинотеатров и коридоры, уходящие вдаль за стеклянной башенкой кассы, среди отсветов высоких зеркал, между глянцевитыми перилами и пальмами — словно естественный подъем к экрану, на котором одна за другой возникают манящие картины: перед ее глазами проплывало все то, к чему она стремилась, чем восхищалась, чего жаждала всей душой. Да, Жан уж наверное не скучает по субботним вечерам! А для нее они были совсем не веселыми. Изредка ее приглашал погулять какой-нибудь знакомый, но он вел ее всего лишь в маленький кинотеатр или в убогий танцевальный зал их предместья. К тому же и за такое скромное развлечение он пытался получить плату поцелуями; ей приходилось все время отбиваться, и это окончательно портило все удовольствие от кино. Несколько раз она вместе с другими девчонками ходила в западную часть города, но в этой женской стрекочущей стайке она не отдыхала, а только испытывала досаду и стыд. Каждая проходившая мимо пара притягивала ее взгляд и усиливала ощущение горечи. Город был создан для этих парочек, а не для кучки молодых девушек, которые, нелепо обняв друг друга за талию, шли по улице Сент-Катрин, останавливаясь перед каждой витриной и любуясь всеми этими недоступными для них вещами.

Но как властно манил ее сейчас город, мерещившийся ей за спиной Жана Левека! Угадываемые за его широкими плечами огни города представлялись ей сейчас особенно яркими, толпа — особенно веселой, и даже весна — более близкой, готовой одеть зеленью чахлые деревца предместья Сент-Анри. Ей казалось, что, если бы не скованность, которая всегда охватывала ее в присутствии Жана Левека, она сама сказала бы ему: «Идем вместе, мы созданы друг для друга». И она опять ощутила нелепое желание запустить обе руки в его темные спутанные волосы. Она еще не встречала в своей жизни человека, так явно отмеченного печатью успеха. Пусть он сейчас всего только механик, — она твердо верила, что он многого добьется в будущем, и притом в самом недалеком будущем, и столь же твердо верила в непогрешимость инстинкта, который подсказывал, что ей следует стать его союзницей.

Она вернулась из далекой страны своих грез и спросила его грубовато, как всегда разговаривала с посетителями:

— Ну, так подать вам чего на десерт?

Жан поднял голову, расправил плечи и впился в Флорентину нетерпеливым и дерзким взглядом.

— Нет, но ты же еще не ответила, быть ли мне счастливчиком сегодня вечером. Ты над этим раздумываешь уже десять минут. Ну что, да или нет, идешь ты со мной в кино?

Он увидел, как в зеленоватых глазах Флорентины вспыхнул бессильный гнев. Но она тут же опустила ресницы и ответила сердитым, жалобным голосом, которому, однако, пыталась придать примирительное выражение:

— Зачем это я пойду с вами в кино? Я с вами и не знакома совсем. Что я про вас знаю-то?

Он рассмеялся сдавленным, глухим смехом, поняв, что она просто хочет заставить его рассказать о себе.

— А ты постепенно узнаешь, если, конечно, сердце тебе подскажет.

Испуганная не столько двусмысленностью его слов, сколько его холодностью, она оскорбленно подумала: «Он хочет заставить меня говорить. Может, только для того, чтобы посмеяться надо мной». И сама засмеялась неуверенным, деланным смехом.

Но Жан больше не обращал на нее внимания. Казалось, он прислушивался к уличному шуму. Через мгновение Флорентина различила глухую барабанную дробь. У стеклянных дверей магазина собиралась толпа. И даже продавщицы, оказавшиеся свободными, вышли из-за прилавков. Хотя прошло уже более полугода с тех пор, как Канада объявила войну Германии, войска не часто появлялись в предместье Сент-Анри и всегда привлекали толпу любопытных.

Голова колонны достигла магазина. Флорентина, вся подавшись вперед, смотрела на это зрелище с детски жадным интересом и удивлением. Ряд за рядом проходили солдаты — крепкие парни в тяжелых шинелях цвета хаки, одинаково сгибающие запорошенные снегом руки. С радостным оживлением Флорентина обернулась к Жану, словно приглашая полюбоваться ее ребяческим возбуждением, но его лицо было таким враждебным, таким презрительным, что она пожала плечами и отошла, стараясь не упустить ни одной подробности зрелища. Теперь по той части улицы, которая была видна из окна, проходили новобранцы: все они были еще в штатском — одни в легких костюмах, другие в рваных, заплатанных, продуваемых ветром осенних пальто. Многих парней, маршировавших в последних рядах, она знала в лицо. Как и ее отец, они долгие годы жили на пособие по безработице. И за этим видением войны, которое казалось ей таким волнующим, непонятным и живописным, она вдруг смутно ощутила, какая ужасающая нищета ищет здесь последнего приюта. Словно в тумане перед ней прошли годы безработицы, когда из всей их семьи она одна приносила в дом хоть какие-то деньги. И еще более далекое время — годы детства, когда работала ее мать. Перед ней возник образ Розы-Анны, и сердце ее защемила привычная тоска. На мгновение она увидела этих людей в нищенских одеждах, чеканящих военный шаг, глазами своей матери. Но она не стала долго задерживаться на этих мыслях, которые вели ее к тягостным и путаным рассуждениям. Это зрелище было для нее прежде всего развлечением, таким приятным среди томительных часов работы. Глаза ее расширились, щеки под румянами слегка порозовели, и она опять повернулась к Жану Левеку. И с беспечной живостью она выразила свое мнение о происходящем несколькими короткими безжалостными словами:

— Вот психи-то, а?

Но он не улыбнулся, как она ожидала, а посмотрел на нее с такой нескрываемой враждебностью, что она чуть ли не с радостью, словно наконец-то исподтишка расквитавшись с ним, подумала: «Да ведь он же сам тоже псих чертов!» И, вынеся ему в душе такой приговор, она на минуту почувствовала глубокое удовлетворение.

Жан несколько раз провел рукой по лицу, словно стараясь отогнать неприятные мысли, — а может быть, просто пряча язвительную усмешку; потом он пристально взглянул на девушку и снова спросил:

— Как тебя зовут? Скажи мне, как тебя зовут.

— Ну, Флорентина Лакасс, — сухо ответила она, уже не радуясь своей маленькой победе и негодуя на себя за неумение устоять перед таким грубым натиском.

— Флорентина Лакасс, — повторил он, посмеиваясь, и сунул руку в карман за мелочью. — Ну, что же, Флорентина Лакасс, пока ты еще не нашла солдата себе по вкусу, ты можешь встретить меня сегодня вечером у входа в «Картье». Восемь часов — это тебе подойдет? — добавил он насмешливым тоном.

С минуту она стояла неподвижно, разочарованная и все же польщенная. Она размышляла. Не такое приглашение хотелось бы ей услышать! Но в «Картье» как раз шла «Горькая радость». Маргарита вчера рассказывала ей про эту картину, очень хорошую и интересную. Флорентина подумала и о своей новой шляпке, и о недавно купленных духах; постепенно мысли ее принимали все более приятный оборот, и ей уже представлялось, какой элегантной парой они будут — оба почти одного роста. Все, конечно, заинтересуются, когда увидят их вместе. Она уже представляла себе, какие пойдут про них сплетни. И это ее даже позабавило. Неужели же она будет обращать внимание на то, что станут говорить глупые люди? Ну, нет! И она уже видела, как они с Жаном после кино сидят в лучшем ресторане их квартала, в укромном, мягко освещенном уголке, куда доносятся издалека звуки механической радиолы. Там у нее появится уверенность в себе, в своем обаянии. Там она сумеет забрать в руки этого заносчивого парня. И добиться от него новых приглашений. На ее губах уже появилась опрометчиво-мечтательная улыбка, но в это время Жан, поднявшись, бросил на стол полдоллара.