Хоуп Мирлис - Город туманов

• Название: Город туманов
• Автор: Хоуп Мирлис
• Издательство: Росмэн
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-353-01795-1

Есть такая земля, где не светят Солнце и Луна, где как птицы летают мечты, где звездами светят видения, а бессмертные цветы вырастают из размышлений о смерти. В стране этой вызревают плоды, чей сок порой вызывает безумие, но способен даровать мужество, ибо вкус этих плодов приправлен жизнью и смертью и потому буквально незаменим для души.

---

Эти жуткие слова на мгновение пригвоздили потерявшего голову господина Натаниэля к месту. Потом он выскочил на лестницу и завопил изо всех сил, призывая к себе жену:

— Календула! Календула! Календула!

Та уже торопилась вверх по лестнице, испуганно восклицая:

— Что случилось, Нат? О, Боже! Что произошло?

— Живее, клянусь Жатвой душ, живее! Живее! Этот мальчишка говорит, что ел… то, чего мы не произносим вслух. Исстрадавшиеся кошки! Я сейчас сойду с ума!

Календула порхнула к Ранульфу, словно голубка.

И вскричала голосом, вовсе лишенным грудной голубиной нежности:

— О Ранульф! Непослушный мальчишка. О, Боже мой, это просто ужасно! Нат! Нат! Что нам теперь делать?

Отодвинувшись от нее, Ранульф бросил молящий взгляд на отца. После чего Натаниэль грубо схватил жену за плечи и вытолкнул из комнаты со словами:

— Если это все, что ты можешь сказать, лучше я поговорю с ребенком.

Календула же, спускаясь вниз по лестнице, охваченная ужасом, высокомерием, с болью в сердце, ощущала каждой клеточкой своего тела принадлежность к семейству Вигилиев и в гневе бурчала себе под нос:

— Ох уж эти мне Шантеклеры!

Итак, в дом Шантеклеров явилось худшее из несчастий, которое могло свалиться на честное доримарское семейство. Однако господин Натаниэль больше не сердился на Ранульфа. Какая в том польза? К тому же сердце его наполняла новообретенная нежность, и он мог только покориться ей.

Очень осторожно он выпытал у мальчика всю историю. Оказалось, что несколько месяцев назад невоспитанный и вредный парень по имени Вилли Клок, некоторое время проработавший на конюшне Натаниэля, угостил Ранульфа ломтиком незнакомого ему плода. Когда Ранульф съел предложенное угощение, Вилли Клок закатился издевательским смехом и крикнул:

— Ага, маленький господин, теперь ты вкусил плод фейри и никогда больше не будешь таким, как был… хо, хо, хо!

Слова эти наполнили Ранульфа ужасом и стыдом.

— Но теперь я почти всегда забываю о стыде, — проговорил он. — Теперь для меня главное убраться подальше… туда, где тень и покои… туда, где я смогу еще раз отведать этих плодов.

Натаниэль тяжко вздохнул, однако ничего не сказал и только погладил маленькую горячую ладошку, лежавшую в его руке.

— А однажды, — продолжил Ранульф, садясь в постели, раскрасневшись, глядя горящими и лихорадочными глазами, — я увидел их — то есть Молчаливый народ, — танцующих среди бела дня в нашем саду. Главный среди них был одет во все зеленое, и он обратился ко мне: «Эй, юный Шантеклер! Настанет день, и я пришлю за тобой своего волынщика, и ты поднимешься и последуешь за ним!» Теперь я часто вижу его тень в саду, только она не похожа на наши тени, она как яркий свет, что мерцает над лужайкой. И я уйду, уйду, уйду, уйду, однажды я уйду отсюда, я это знаю!

В его голосе звучал страх, смешанный с восторгом.

— Тише, тише, мой сын! — мягко произнес Натаниэль. — Едва ли мы отпустим тебя.

Однако на сердце его легла свинцовая тяжесть.

— И с того времени… с того времени, как я съел… плод, — продолжил Ранульф, — все стало пугать меня… не только после этого, потому что так было и раньше, но теперь все сделалось много хуже. Как с этим сегодняшним сыром… теперь что угодно может вдруг показаться мне страшным. И все же после… после того, я иногда как будто бы понимаю, почему так происходит, откуда берется этот ужас. Так вышло и с сыром, я до смерти испугался и не мог вытерпеть ни минуты.

Господин Натаниэль застонал. Его также пугали самые обыденные предметы.

— Отец, — вдруг проговорил Ранульф, — а что говорит тебе петух?

Натаниэль вздрогнул — он словно бы разговаривал с собственной душой.

— Ты спрашиваешь, что говорит мне петух?

Он умолк. Никогда никому не рассказывал он о своей внутренней жизни. Слегка дрогнувшим голосом он продолжил:

— Он говорит мне, Ранульф, он говорит… что прошлое никогда не вернется, но что мы должны помнить о том, что прошлое сделано из настоящего, а настоящее всегда с нами. Еще он говорит, что мертвые хотели бы вернуться на землю и что…

— Нет! Нет! — с досадой воскликнул Ранульф. — Мне он говорит о другом. Он велит мне уйти… уйти от всего настоящего… от того, что может ужалить. Вот что он говорит мне.

— Нет, мой сын. Нет, — твердым голосом возразил Натаниэль. — Он говорит совсем не это. Ты не понял его.

Тут Ранульф снова зарыдал.

— О, папа, папа! — простонал он. — Они охотятся на меня… эти дни и ночи. Обними меня! Обними!

И Натаниэль, ощутив прилив такой нежности, на которую, по собственному убеждению, просто не был способен, прилег возле ребенка, обняв его трепещущее тело, и принялся бормотать утешительные, полные любви слова.

Постепенно Ранульф успокоился и вскоре заснул мирным сном.

Глава IV Эндимион Лер прописывает лекарство Ранульфу

Натаниэль проснулся на следующее утро с куда менее закаменевшим сердцем чем того требовали обстоятельства. Случившееся с Ранульфом грозило Натаниэлю бесчестием, рассудок и жизнь сына находились в опасности. Однако к тревоге примешивалось отрадное чувство любви к сыну, которую он обнаружил в своем сердце, и он ощущал себя так, как когда-то еще мальчишкой, получив в подарок пони.

К тому же его не отпускало дурацкое ощущение того, что реальность эта не является прочной и неизменной и что факты представляют собой пластмассовые игрушки, а точнее, ядовитые травы, которые не обязательно вырывать, если нет желания. Ну а если тебе все же приходится пропалывать их, то подобные растения всегда можно отбросить в сторону и оставить засыхать на земле.

Ему хотелось бы направить свою ярость на Вилли Клока. Однако предыдущей зимой Вилли таинственным образом пропал, и хотя Натаниэль остался должен ему жалованье за целый месяц, никто с тех пор не видал его и ничего о нем не слышал.

Однако, невзирая на подобное толкование фактов, чувство ответственности, родившееся вместе с этой новой любовью к Ранульфу, заставило его предпринять некие материальные действия, и Натаниэль решил вызвать Эндимиона Лера.

Эндимион Лер объявился в Луд лет тридцать назад, причем неведомо откуда.

Он был врачом, имел большую практику, но в основном пользовал торговый народ и беднейшую часть населения, поскольку наилучшие семейства были консервативны и всегда относились к незнакомцам с некоторой настороженностью. К тому же они считали его человеком непочтительным, а его шутки — неуместными, даже пугающими Например, иногда он был способен напугать приличную компанию такими, произнесенными как бы в задумчивости, словами:

— Жизнь и смерть! Жизнь и смерть! Таковы краски, с которыми я имею дело. Неужели они оставляют пятна на моих руках? — задумчиво произносил он.

После чего со странным сухим смешком выставлял руки на всеобщее обозрение.

Однако умение его и познания были настолько велики, что даже тем, кто недолюбливал его, приходилось обращаться к нему за помощью.

Среди людей бедных имя его гремело, поскольку он всегда был готов согласовать плату за свои труды с возможностями пациента, а тех, у кого не было денег, лечил бесплатно. Все дело было в том, что он любил свою профессию. Однажды ночью его подняли с постели и повезли за несколько миль от города в сельский дом, где он обнаружил, что вызвали его к крохотному черному поросенку, единственному оставшемуся в живых, представителю ценного помета. Однако Лер отнесся к этому открытию вполне благодушно, он целую ночь провозился с маленьким животным и к утру мог уже сказать, что жизнь его находится вне опасности. Когда по возвращении в Луд его стали укорять в том, что он потратил столько времени на столь недостойный объект, он ответил, что и свинья, и мэр служат одному Господину и что вылечить и того, и другого можно, лишь проявив одинаковую меру искусства, а потом добавил, что хорошему скрипачу все равно, где играть — на свадьбе деревенского простака или на похоронах купца.

Интересы его не ограничивались одной медициной. Хотя по рождению Лер не принадлежал к числу доримаритов, мало что оставалось неведомым ему в древних обычаях приемной родины; и несколько лет назад Сенат обратился к нему с просьбой написать официальную историю Ратуши, которая до революции являлась дворцом герцогов и представляла собой самое яркое сооружение Луда. Какое-то время весь свой досуг он отдавал именно этому занятию.

У сенаторов не было более сурового критика, чем Эндимион Лер, он являлся автором большинства шуток, ходивших на их счет в городе. Однако к господину Натаниэлю Шантеклеру он как будто испытывал особую, личную антипатию и при редких встречах с ним держался едва ли не нагло.

Возможно, подобная неприязнь была вызвана тем, что Ранульф, будучи крошечным мальчиком, серьезно обидел его — указав на врача пухлым младенческим пальчиком, ребенок тоненьким голоском пропел: