Владимир Шигин - Лейтенант Хвостов и мичман Давыдов

• Название: Лейтенант Хвостов и мичман Давыдов
• Автор: Владимир Шигин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9906698-4-0

История двух закадычных друзей могла бы стать сюжетом целой серии приключенческих романов и телевизионных сериалов, представлена в книге известного писателя-мариниста капитана 1 ранга Владимира Шигина. Офицеры Балтийского флота лейтенант Хвостов и мичман Давыдов являлись не только храбрыми моряками, отличившиеся в русско-шведской войне 1808-18709 годов, но исследователями Аляски и отважными мореплавателями. Именно они командовали легендарными судами «Юнона» и «Авось», сопутствовали камергеру Рязанову в его плавании в Калифорнию и роману с испанкой Кончитой. Хвостов и Давыдов изгнали японских захватчиков с Курильских островов и водрузили там российский флаг. Помимо этого, оба были талантливыми литераторами и поэтами. Тайна их странной смерти не раскрыта и по сегодняшний день.

---

Друзьям он говорил, что не может служить на берегу, что только в море в нем «возгорался некий новый пламень».

Его спрашивали:

– Что сделаешь ты, ежели дело будет по-особому трудным, потребует особливых трудов и отважности?

– Чем опаснее, тем для меня будет приятнее! – отвечал Хвостов, и в этом ответе не было ни капли бравады.

«Чрезмерная привязанность к родным и беспредельная любовь к славе были двумя главными свойствами его души», – свидетельствовал адмирал Шишков о Хвостове, приходившегося ему племянником.

Не чурался лейтенант Хвостов и женского общества. Но и здесь он предстает перед нами настоящим романтиком: «В самых величайших опасностях просьба и слезы прекрасных женщин в силах сделать на сердце самого жестокого человека и нечувствительного мужчины такие впечатления, что забудет все окружающие опасности… Я видел пример тут над собой, входя в нежнейшие чувства души милого творения, забывая несчастия и гибель к нам приближающуюся. О, женщины! Чего вы не в состоянии сделать над нами, бедными!»

В те дни его новый друг мичман Давыдов также переживал пору первой юношеской влюбленности. Нам известно лишь имя девушки, которая очаровала молодого моряка – Катерина.

Один из первых биографов наших героев позднее напишет: «Хвостов был уже человек развившийся, возмужалый, страстный и притом довольно искусный моряк, много читавший и многому научившийся, хотя отрывочно; отважный и честолюбивый. Чувствительность и человеколюбие, развитые в нем философию осьмнадцатого века, в первые годы сильно боролись с порывами к бранным подвигам, с этими, по его словам того времени „варварскими чувствами, вперенными в нас с самого младенчества“, и уже заметно были преодолеваемы им, как это свидетельствуют его дневники. По временам, следуя всегдашнему тогда обыкновению, он любил выпить и поиграть в карты, но с некоторым ожесточением отзывался о такого рода препровождении времени, как будто вынуждаемый так „убивать“ его, нетерпеливо ожидая для себя перемен… Давыдов был еще юноша, красивый лицом высокий и стройно сложенный, отлично образованный, немножко поэт, пылкий и влюбчивый, столь же отважный как Хвостов, но гораздо менее его твердый… Чудно свела судьба на вечную дружбу этих двух молодых людей, так мало сходных между собой, благословив их на удивительные приключения и отважные подвиги».

После окончания дальнего плавания к Англии и боевых действий в Северном море русские эскадры возвратились в Кронштадт. Наступило временное затишье в войнах, и никто не мог сказать, сколько оно продлится. На смотре флота император Александр остался весьма недоволен выправкой вернувшихся из дальнего плавания моряков.

– Надобно их подтянуть по части фрунтовой! – велел он морскому министру Чичагову.

Нет для настоящего моряка горше жизни, чем на берегу в казарме, а тут еще утром плац и барабан, днем плац и барабан, да и вечером тоже. В Кронштадт – столицу флотскую понаехали чины армейские.

– Вы штучки свои моряцкие бросайте, ходите, что утки кривобокие! – кричали те чины, слюной брызгая. – А кто маршировать, да ружьями экзерцировать по чести не желает, того пинками гнать будем со службы государевой!

И гнали… Гнали боевых капитанов только за то, что те не тянули изящно носок, гнали в пехоту мальчишек мичманов, бредивших морями, гнали в деревню седых адмиралов, пред которыми еще вчера трепетала вся Европа. Многие, не терпя унижений, уходили сами: кто в именья родовые, кто во флот партикулярный, а кто и просто в дома инвалидные да ночлежные…

Лейтенант Хвостов, из-за ненависти к порядкам армейским, стрелялся с каким-то пехотным капитаном и, хотя оба остались, к счастью, живы.

Морской министр немедленно упек лейтенанта на гауптвахту. Когда Хвостов вышел, то почесал затылок:

– Так дальше жить, только себя губить!

Историки пишут, что у Хвостова в Петербурге была большая и дружная семья: мать, отец, братья да сестры. Жили весьма бедно. Для всех них старший сын и брат был не только гордостью, но и главной надеждой и опорой. А заботится о близких приходилось, решаясь, порой, на поступки самые, казалось бы, безрассудные. Так вскоре после вступления на престол императора Александра Первого, отец Хвостова лишился из-за тяжбы своего небольшого родового имения. Тогда наш герой подстерег гулявшего по садовым дорожкам Летнего сада императора и без долгих раздумий бросился перед ним на колени.

На следующий день к Хвостову прибыл адъютант императора с тысячей рублей. Но лейтенант деньги не принял.

– Я не могу их принять, так как получаю жалование и не имею надобности в деньгах! Но прошу передать его величеству, что осмелюсь просить их для моих отца и матери!

Ответ офицера Александру понравился:

– Тысячу рублей лейтенанту, а отцу ежегодно пенсию в тысячу рублей, а лейтенанту от меня в подарок за преданность семье еще тысячу!

Кроме этого император велел разобраться и с судебным делом. Оно было пересмотрено, и именье вернули Хвостовым.

Адмирал Шишков так рассказывает об этом случае: «Обрадованный сын отослал немедленно пожалованную собственно ему тысячу к матери, находившейся тогда в деревне, и вскоре имел еще радость уведомить отца своего о пожалованной ему пенсии».

В 1802 году Хвостов уже начал, было, подумывать об отставке, но именно в это время был неожиданно для себя вызван в министерство торговли и коммерции. Принял лейтенанта сам министр Румянцев (сын знаменитого фельдмаршала). Ничего конкретного министр Хвостову не сказал, лишь пораспрашивал о службе. Из задаваемых вопросов было понятно, что кое-какие справки о нем Румянцев уже навел. Затем министр спросил:

– Ежели откроется какая-либо экспедиция, требующая особых трудов и отважности, согласитесь ли вы принять на себя исполнение оной?

– Чем опаснее, тем для меня будет приятнее! – ответил Хвостов. На этом визит и окончился.

А спустя несколько дней лейтенант был уже вызван в управление Российско-Американской кампании.

На этот раз с ним беседовал уже действительный статский советник, попечитель и один из директоров русско-американской кампании Рязанов.

Николай Петрович Рязанов был выходцем из бедной дворянской семьи. Протежировал ему ни кто иной, как поэт Гавриил Державин. В это время Рязанов переживал не лучшие времена. Он только что похоронил жену (дочь первопроходца Аляски Шелехова) и остался с двумя маленькими детьми на руках. Встречаясь с Хвостовым, Рязанов имел свой интерес. Дело в том, что руководство кампаний весьма волновал вопрос мореплавания между Охотском и Аляской.

Вот так описывал историк тогдашнее тихоокеанское мореходство: «Ходили по морям на судах речных, кое-как построенных, плохо скрепленных и весьма бедно снабжаемых, под управлением людей едва знавших употребление компаса и часто не имевших никаких карт. Ходили на удачу, выкидываясь в нужде на первый попавшийся берег, погибая на нем, или опять стаскиваясь, и гибли во множестве. Бывали примеры, что из Охотска в Кадьяк приходили только на четвертый год, потому, что плавают самое короткое время, идут с благополучными только ветрами, а при противном, лежат в дрейфе… и не имеют понятия о лавировании. Случается, что суда были носимы по месяцу и по два по морю, не зная с какой стороны у них берег. Люди тогда доходили до крайности от недостатка пищи, а еще более воды, съедали даже сапоги и кожи, коими обвертывается такелаж…»

В своем дневнике Давыдов приводит следующий пример. Одно судно от Камчатки зашло далеко к югу. Алеутских островов все не было. Не зная, что делать и куда идти, мучаясь жаждой, «решились они положиться на волю Божию. Вынесли на палубу образ Богоматери, помолились ему и сказали, что откуда бы ветер ни задул, пойдут с оным. Через час после полил дождь, принесший им величайшую отраду, и задул южный крепкий ветр, продолжавшийся сряду восемнадцать суток». Не зная, что делать и куда идти, люди предались судьбе. Слава Богу, им повезло. А другие «от невежества гибли».

Именно по этой причине директорат кампании и решил пригласить к себе на службу пару знающих и опытных флотских офицеров.

О чем говорили Рязанов с Хвостовым, нам не известно. Впрочем, им было о чем говорить. Рязанов к этому времени уже побывал на Аляске, а Хвостов вдоволь навоевался на морях. Видимо Хвостов произвел самое благоприятное впечатление на Рязанова и тот сразу же Николай Петрович предложил офицеру перейти на службу в Российско-американскую компанию. На Аляске была большая потребность в опытных морских офицерах, умеющих не только плавать «по науке», но, если придется и воевать. Хвостову было предложено капитанство на кампанейскими судами на Аляске.

Вместо лейтенантского оклада Хвостова триста рублей в год, Рязанов предложил ему триста рублей ежемесячно. Помимо этого за ушедшими в кампанию офицерами сохранялся не только чин, но, что особо важно, старшинство в чине. Это значило, что вернувшись обратно на флот, офицер сразу получал положенный ему по выслугу следующий чин. Но, думается, Хвостова привлекли в данном случае не деньги и чины, а возможность участвовать в дальнем путешествии и невероятных приключениях на самом краю изведанного мира. Разве можно было это сравнивать с бесконечными маршировками на кронштадтском плацу!