Андрей Анисимов - Завещание сына

• Название: Завещание сына
• Автор: Андрей Анисимов
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018963-X, 5-271-06510-3

Почему явился к генералу-отставнику сын-бизнесмен – и попросил, в случае чего, позаботиться о его ребенке? Чего боится этот человек, не связанный ни с мафией, ни с политикой? Почему он считает себя смертником, для которого счет идет на минуты? И как связана эта странная история с загадочным убийством преуспевающего московского врача, вообще не имевшего врагов? Все – сложно. Очень сложно. И с каждой минутой становится все сложнее, все запутаннее. Новые улики не добавляют ясности в дело – а попросту добавляют загадок в расследование, которое откровенно не по зубам милиции. В расследование, которое способен провести только многоопытный частный детектив Ерожин…

---

– Ты меня специально доводишь перед отъездом? – На глаза Маши снова навернулись слезы.

– Нет, но раз уж такой разговор зашел, ты должна знать, что я об этом думаю. Все мы смертны. – Он вытер ей краем пододеяльника глаза и поцеловал. – Не надо плакать, Машка. Я тоже тебя очень люблю.

– Тогда не смей меня пугать! – попросила Маша и сквозь слезы улыбнулась.

– Я сказал то, что считал нужным. Постарайся запомнить мои слова. Больше я об этом говорить не буду, – пообещал Николай и опять набросился на жену.

– Ты, правда, бешеный… – прошептала Маша, крепко обнимая мужа.

…Тихон Андреевич Глухов проснулся от надрывного лая соседского пса, сеттерихи Герты, и от белизны. Окна его небольшой комнатки выходили на подстриженную лужайку, и за ночь зеленый газон превратился в белоснежную скатерть. «Рановато для снежка. На дворе начало октября, а тут все белое», – подумал сторож и стал одеваться.

К звенящей тишине вокруг Глухов давно привык и непрекращающийся лай Герты его раздражал. Собаку пожилой отшельник недолюбливал, потому что она пугала его друзей. Сторож месяцами обитал на огромной даче один, так как хозяева предпочитали большую часть года сидеть за границей, но от одиночества не страдал. Его каждый день навещали знакомые, и хоть они не умели говорить на человечьем языке, их доверчивое отношение и тихая привязанность старика согревали.

Основных посетителей насчитывалось трое. Самой симпатичной из этой компании была белка Тошка. Она каждое утро по высокому забору обходила участок дачи, перепрыгивала на яблоню, затем на огромный куст жасмина, после чего, внимательно оглядевшись, подергивала хвостиком и, не обнаружив опасности, спускалась на газон. На террасе Тошку всегда дожидалось угощение. Причем лакомство на деревянной хозяйственной доске для разделки овощей ежедневно менялось. Сегодня Тошку ожидала горстка кедровых орешков.

Кроме белки, к старику прилетала ворона по кличке Варвара. Она была хитра и развязна. Поняв, что сторож ничего против нее не замышляет, она нагло усаживалась на стол, бочком подскакивала к Глухову и норовила спереть кусок из его тарелки. Тихон Андреевич пытался обучить ворону нескольким словам, памятуя, что когда-то слышал о способности этих птиц к имитации человеческой речи. Но Варвара, получая корм даром, говорить не желала. Обычно ворона прилетала раза три в неделю и надолго не задерживалась.

Это были дневные посетители. А по вечерам на террасу к сторожу являлся Гаря, ежик. Гаря для своей породы был огромен, имел внушительные признаки мужского пола, стучал коготками по доскам террасы и громко чавкал возле мисочки с молоком. Когда Тихон приближался к ежу, тот угрожающе тукал, тряс иголками, но от миски не отходил и сворачиваться клубком не собирался. Соседская легавая для друзей сторожа представляла смертельную опасность, и именно поэтому он собаку недолюбливал.

Тихон Андреевич еще раз глянул в окно на заснеженный газон, вышел в холл и обул резиновые сапоги. Герта продолжала брехать, и Глухов поморщился. Оказавшись на террасе, старик посмотрел на доску с орешками и понял, что его приятельница уже успела позавтракать. Беличьи следы отчетливо проступали на девственном снежке, покрывшем лужайку.

На улице лай легавой звучал еще настырнее. Глухов удивился, что она брешет вовсе не на своем участке, а на берегу речки. Эта была самая безлюдная и мрачная часть писательского поселка Переделкино. Высокие покосившиеся от времени заборы огромных старых участков спускались к зарослям ольхи, в которых и петляла речушка. Летом у воды бывало много народу, и бережок официально величался «зоной отдыха». Но поздней осенью, зимой и весной тут, за исключением заядлых рыбаков, человека не встретишь. Речушка впадала в знаменитый переделкинский пруд, из которого в нее заходил карась.

В такой холод, да еще при первом снеге караси-ки не клюют. Наверно, на Тошку брешет, решил Глухов и отправился на звук собачьего голоса. Он испугался за рызгего дружка, представив, что легавая загнала Тошку на одинокое дерево, и белка не может уйти. Но догадка Глухова не подтвердилась. Герта брехала из частого кустарника в самом непроходимом овражке берега. Тихон Андреевич миновал вязкий от мокрой глины проселок, образованный в летнее время легковушками отдыхающих, осторожно спустился в скользкий овражек, раздвинул заснеженные ветки и шагнул в глубь кустарника.

Собака сидела возле завалившейся ольхи и не переставая лаяла. От остервенения с ее пасти свисала белая пенная слюна. Глухов подошел ближе и увидел на земле голого мужчину. Его волосатое обнаженное тело кое-где покрывал снежок. Старик понял, что видит труп, поскольку на живом человеке снег бы не удержался. Мужчина лежал лицом в землю, но что это не хозяин Герты, Глухов не сомневался – владелец соседской дачи уже месяц лечился в санатории. К тому же отставной дипломат Дорохов был стар, толст и мал ростом. А перед Глуховым лежал вполне прилично сложенный, еще не старый мужчина. Тихон Андреевич поспешил назад и позвонил в милицию.

…– Наверное, Петро, ты мудак, – раздумчиво заключил Грыжин и сморщился. Ерожин не понял, чем вызвана гримаса генерала. То ли его решением пойти работать на Петровку, то ли долькой лимона, которой Иван Григорьевич закусил порцию любимого коньяка.

Они сидели в кабинете бывшего замминистра, давно ушедшего в отставку, два мужика, много лет знавшие друг друга, ставшие за эти годы. ближе, чем некоторые родственники. И каждый понимал, что говорит не о том.

– Ты, батя, считаешь, что надо было отказаться? – поинтересовался Ерожин и тоже глотнул из фужера. Он в последнее время все чаще называл старшего друга батей.

– Ничего я не считаю, – проворчал Грыжин. – Факт констатирую.

Мужчины помолчали.

– Трудно Никите Васильевичу отказать. Взял меня за горло, – нарушил паузу Петр.

Он знал, что сейчас бы надо крикнуть старому генералу: «Не волнуйся! Разберемся мы с твоим Колей». Но настоящие слова каменели в горле.

– Все понимаю, Петро, но как же наша работа? Как сыскное бюро? Совмещать у тебя не будет ни времени, ни юридического, да и морального права. Придется бюро закрыть. Сам подумай, на какую работу подписался? Дыхнуть некогда будет. Вот уж Надюху огорчишь.

– Я жене отзвонил. Надя сказала, поступай, как сочтешь нужным, – возразил Ерожин.

– Ну а что она тебе скажет? Девочка тебя любит. Ты ее намного старше. Она на тебя глядит распахнутыми от восторга глазами и уверена, что ты самый умный. А ты мудак, – повторил свой нелестный эпитет Грыжин и плеснул коньяка Ерожину и себе. Петр не ответил. Он молча проследил, как Грыжин с тоской изучил опустевшую бутылку «Ани», упрятал ее под стол, обиженно сопя. – Чего молчишь?

– Бюро закрывать не будем. Ты, батя, станешь директором, Глеба запряжем по первой программе, а я буду вас консультировать… – предложил Ерожин.

– Нет, в директора не пойду. Я в начальниках свое уже отпахал. Считаешь, что парень справится, назначай директором Глеба. Хотя без тебя мы долго не продержимся. Заказчик идет к подполковнику Ерожину, – ответил Грыжин и, вдруг не выдержав, заговорил о главном: – Но больше всего мне обидно, что с сыном ты мне, Петро, не помощник. Чую, беда у Николая. Ты бы раскрутил. Но начальнику отдела по раскрытию убийств на Петровке не до родственников пенсионера Грыжи-на. Ладно, давай по последней, – закончил генерал и поднял свой бокал.

– Ну зачем ты так, Григорьич? Разберемся с Колей. Может, там все не так страшно. Не обязательно он в отпуск, как в бега, ушел. Просто устал мужик. На нем два года большая фирма. Это нагрузка жуткая.

Грыжин, не прикоснувшись к коньяку, поставил бокал на стол, поднялся с кресла и отомкнул сейф.

– Вот, полюбуйся. Просил вскрыть после смерти. Ты в тридцать пять лет завещание писал? О смерти думал? Ты о бабах думал, кобель паршивый, – крутя в руках конверт, выговаривал генерал.

– Я совсем другой человек. Твой Коля представитель нового поколения. Он мыслит трезво, как компьютер. Вот и написал на всякий случай. Теперь самолеты часто падают.

– Нет, Петро, ты мне лапшу на уши не вешай. Староват я для этого блюда. Неспроста Колька мне конверт всучил. Ты должен понять. Дочь я потерял, сына потеряю – мне каюк, – горестно возразил генерал и одним глотком опустошил бокал. Ерожин тоже пригубил коньяк, встал и зашагал по кабинету.

– Хорошо, Григорьич, давай прикинем, что мы имеем на Колю. Завещание – раз. По твоим словам, мой тесть, Аксенов, тоже обеспокоен последней беседой с Николаем. Это два. Однако ведь беспокойство Ивана Вячеславовича возникло из-за дотошности заместителя, расписавшего надолго вперед режим работы фирмы. Так?

– Так.

– И это все факты на сегодняшний день. Но если принять во внимание характер Николая, его педантичность, объяснить такое поведение несложно. Фактически он давно сам руководит фирмой. Управленческие возможности своего генерального оценивает трезво. Аксенов сидит в кресле, как свадебный генерал. Оставшись без зама, Иван Вячеславович вполне способен наломать дров. Этим и объясняется дотошность Николая. Не вижу повода для паники. Если честно, мне не по душе другое. Почему Николай поехал в отпуск один? Почему не взял с собой жену и ребенка? Ты говоришь, что жену и Никитку Коля любит. Но отпуск без семьи в эту схему не пишется. Или твой сын завел себе девчонку…