Генри Киссинджер - Мировой порядок

• Название: Мировой порядок
• Автор: Генри Киссинджер
• Жанр: Политика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-087154-4

В своей новой книге «Мировой порядок» Генри Киссинджер анализирует современное состояние мировой политики и приходит к неутешительному выводу о провале единой системы баланса сил и необходимости реконструкции международной системы.

---

С учетом укрепления позиций сионизма (еврейского национализма, выступающего за создание собственного государства в «Земле Израилевой», оформившегося еще перед войной, но обретшего реальную силу по ее окончании) британское правительство в 1917 году в так называемой «декларации Бальфура» (в письме министра иностранных дел Великобритании лорду Ротшильду) объявило, что поддерживает «основание в Палестине национального дома для еврейского народа»; при этом оговаривалось, что кабинет «полностью отдает себе отчет в недопустимости действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин». Британия усугубила неоднозначность этой формулировки, пообещав те же земли шарифу Мекки[67].

Эти бюрократические перераспределения власти привели к серьезным народным волнениям. В 1924 году светские националисты новопровозглашенной Республики Турция отменили основной институт панисламского единства, халифат, и заявили о создании светского государства. В итоге мусульманский мир оказался «подвешенным» между победоносным вестфальским международным порядком и отныне превратившейся в неосуществимую мечту концепцией Дар аль-ислам. Почти не обладая надлежащим опытом, страны Ближнего Востока стали формировать современные государства в границах, по большей части никак не обоснованных исторически.

Возникновение светского государства «а-ля европейское» не имело прецедентов в арабской истории. Перво-наперво арабы попробовали адаптировать концепции суверенитета и государственности для собственных целей. Сложившиеся коммерческие и политические элиты начали действовать в рамках вестфальского порядка и глобальной экономики; они требовали для своих народов права войти в эту систему в качестве равноправных членов. Их лозунгом стала подлинная независимость вновь созданных политических единиц, даже тех, которые родились совсем недавно, а не уничтожение вестфальского порядка. И основным инструментом виделась секуляризация, набиравшая «ход». Но, в отличие от Европы, она не привела к формированию плюралистического порядка.

Со временем проявились две противоположные тенденции. «Панарабисты» приняли существование системы государств. Но под государством они понимали страну единого арабского народа, единицу, объединенную этнически, лингвистически и культурно. Напротив, «политизированные исламисты» отстаивали общую веру как главный фактор современной арабской идентичности. Исламисты – среди которых лучше всего известны сегодня «Братья-мусульмане» – зачастую принадлежали к хорошо образованным представителям нового среднего класса. Многие воспринимали исламизм как способ выжить в послевоенную эпоху без необходимости жертвовать «исконными ценностями», как способ осовремениться без необходимости становиться Западом.

До Второй мировой войны европейским державам в целом удавалось поддерживать в регионе порядок, «предписанный» ими же Ближнему Востоку по окончании Первой мировой. Впоследствии возможности европейцев контролировать по-прежнему беспокойный регион фактически исчезли, и ведущим игроком на этой арене сделались Соединенные Штаты. В 1950-х и 1960-х годах более или менее феодальные, монархические правительства в Египте, Ираке, Сирии, Йемене и Ливии были свергнуты местными военными, которые декларировали установление светского правления.

Новые правители, как правило, происходившие из слоев населения, ранее исключенных из политических процессов, стремились укрепить свою популярность – и потому обращались к национализму. Мало-помалу в регионе оформились популистские (а не демократические) политические культуры: так, Гамаль Абдель Насер, харизматичный популист и лидер Египта с 1954 по 1970 год, а также его преемник Анвар Садат, взлетели по служебной лестнице с самых низов. В Ираке Саддам Хусейн, человек сопоставимо скромного происхождения, практиковал более экстремальную версию милитаризованного светского правления: придя к власти запугиванием и жестокостью в начале 1970-х (сперва как узурпатор, затем, с 1979 года, как президент), он буквально норовил поразить весь регион своей воинственностью. И Хусейн, и его идеологический союзник, проницательный и беспощадный Хафез Асад в Сирии, противопоставляли религиозные меньшинства в своих странах куда более многочисленному большинству (по иронии судьбы, с противоположной «ориентацией» – сунниты правили шиитским большинством в Ираке, а квазишиитские алавиты управляли суннитским большинством в Сирии), проповедуя панарабский национализм. Ощущение общей национальной судьбы пришло на смену видению исламской империи.

Впрочем, исламское наследие вскоре вновь заявило о себе. Исламистские партии, критикуя неудачи светских властей и цитируя аргументы Корана в пользу «боговдохновенного» правления, ратовали за создание панисламской теократии, которая заменит существующие государства. Они равно отрицали Запад и Советский Союз; многие подкрепляли свою мечту террористическими актами. Военные правители реагировали жестко, подавляя исламистские политические движения, которым вменялось в вину стремление остановить модернизацию и разрушить национальное единство.

Эту эпоху сегодня отнюдь не идеализируют – и вполне обоснованно. Военные, монархические и прочие автократические режимы на Ближнем Востоке воспринимали любое инакомыслие как подстрекательство к мятежу, не оставляя надежд на формирование гражданского общества и политического плюрализма (подобное положение сохраняется в регионе и в двадцать первом столетии). Тем не менее в контексте автократического национализма на Ближнем Востоке происходило осторожное «заигрывание» с современным международным порядком. Некоторые из наиболее амбициозных правителей, вроде Насера и Саддама Хусейна, пытались расширить свои территориальные владения – либо силой, либо через демагогические призывы к арабскому единству. Краткосрочная конфедерация Египта и Сирии (1958–1961) – плод именно таких усилий. Но все попытки провалились, поскольку арабские государства слишком ревностно оберегали собственное наследие и не желали жертвовать суверенитетом ради масштабных политических проектов. В итоге общей основой политики военных лидеров стали государство и национализм, при условии соблюдения, по большей части, установленных границ.

Рассуждая так, арабы стремились использовать соперничество великих держав в холодной войне, чтобы укрепить свое влияние. С конца 1950-х до начала 1970-х годов Советский Союз использовался ими для оказания давления на Соединенные Штаты. СССР являлся основным поставщиком вооружения и дипломатическим защитником националистических арабских государств, которые, в свою очередь, поддерживали, как правило, советские международные инициативы. Военные диктаторы исповедовали приверженность «арабскому социализму» и восхищались советской экономической моделью, но на практике в большинстве случаев арабская экономика оставалась традиционно патриархальной, лишь отдельные отрасли передавались в ведение технократов. Главным стимулом были национальные интересы, как их понимал правящий режим, а не политическая или религиозная идеология.

Отношения времен холодной войны между исламским и неисламским мирами строились в целом на вестфальском по духу принципе баланса сил. Египет, Сирия, Алжир и Ирак поддерживали советскую политику и советские инициативы. Иордания, Саудовская Аравия, Иран и Марокко дружили с США и полагались на защиту Соединенных Штатов. Все эти страны, за исключением Саудовской Аравии, управлялись как светские государства – пусть некоторые и опирались на традиции религиозной монархии для обеспечения политической легитимности – и упорно соблюдали в управлении национальные интересы. Основное различие состояло в том, как определялись эти интересы – в зависимости от сотрудничества с той или иной сверхдержавой.

В 1973–1974 годах этот порядок нарушился. Убежденный в том, что СССР поставляет оружие, но не готов помогать в дипломатическом процессе возвращения Синайского полуострова (Израиль оккупировал эту территорию в ходе Шестидневной войны 1967 года), президент Египта Анвар Садат сменил сторону. Отныне Египет превратился в американского союзника; его безопасность теперь опиралась на американское, а не на советское оружие. Сирия и Алжир тоже «сместились», постаравшись равноудалиться от главных противников в холодной войне. Региональная роль Советского Союза в результате резко умалилась.

Единственным идеологическим вопросом, объединявшим арабские страны, стало существование Израиля как суверенного государства и международное признание «очага еврейского народа». Арабское сопротивление привело к четырем крупным войнам – в 1948, 1956, 1967 и 1973 годах, причем каждый раз победа оставалась за Израилем.

Основанная на национальных интересах политика Садата трансформировалась, по сути, в антисоветскую; это стимулировало дипломатическую активность и обернулось двумя мирными соглашениями с Израилем и заключением мирного договора Египта и Израиля в 1979 году. Египет исключили за «предательство» из Лиги арабских государств. Садата много критиковали и в конечном счете убили. Тем не менее его смелые действия послужили примером для подражания, и другие арабские страны тоже предприняли соответствующие шаги. В 1974 году Сирия и Израиль заключили соглашение об определении и военной защите границы между этими странами. Данное соглашение действовало четыре десятилетия, невзирая на войны и разгул терроризма, и соблюдается даже во время хаоса сирийской гражданской войны. С Иорданией Израиль придерживался принципа вооруженного нейтралитета, что в итоге способствовало заключению мирного договора. На международной арене авторитарные режимы Сирии и Ирака продолжали поддерживать СССР, но давали понять, что не прочь – при удобном случае – изучить другие предложения. К концу 1970-х годов ближневосточный кризис все больше напоминал балканский девятнадцатого столетия – малые государства манипулировали соперничеством доминирующих держав во имя собственных национальных интересов.