Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

• Название: Юрий Долгорукий (Сборник)
• Автор: Дмитрий Ерёмин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-055-1

Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.

---

- Шутники и весельчаки твои люди, князенька, - прищурившись, заглянул в глаза Долгорукому Кисличка, когда закончилась песня.

- Перед потопом, боярин, - развёл руками Долгорукий и вдруг гаркнул: - Манюню цело…

И влепил Манюне в щёку поцелуй звонкий, молодецкий, а отроки проревели троекратно:

- Манюню целовали, Манюню целовали, Манюню целовали!

После чего Юрий поцеловал девушку ещё и в губы, приведя её в такое неописуемое смущение, что она убежала бы из-за стола, если бы князь не придержал.

- Зять надобен тебе, боярин, - заговорил князь Андрей. - В заповедях божьих для Ноя сказано ведь, чтобы взял он в ковчег род свой и жён сыновей своих. Ты же сыновей не имеешь, а лишь дочь. Вот и должен найти зятя для дочери.

- Нужно, да тяжело, - вздохнул Кисличка. - Среди моих людей нет достойного, а со стороны как возьмёшь? Не могу бросить ковчег, чтобы искать. Пустить сюда тоже никого не могу.

- Привезли тебе для выбора вон сколько молодцов, - сказал Долгорукий. - Даже из Киева имеем.

Иваница задвигался на скамье, будучи не в состоянии скрыть удовольствия.

Помнил об Ойке, не мог выбросить её из сердца, но возле Манюни умирали все воспоминания, отступали страсти, омрачались надежды, - он способен был смотреть лишь на неё, наслаждаясь и довольствуясь самим предположением, как роскошествовал бы он в случае согласия Манюни…

- Не ведаю, согласился бы киевский наш гость, - осторожно начал было Кисличка, на что Иваница чуть было не крикнул: "Согласен!" - но Долгорукий своевременно опередил его, взмахом руки пригасил жар Иваницы.

- Зовётся Иваница, - сказал князь Юрий. - Учен не меньше, чем его товарищ лекарь Дулеб.

- Вот уж! - стеснительно крякнул Иваница, потому что рядом с ним шевелился паскудный книгоед Силька, который откровенно прыснул в кулак, когда князь сказал про учёность Иваницы.

- Но, - продолжал Долгорукий, - прежде всего, боярин, должны иметь мы согласие на брак от самой Манюни, потому что насильства над ней мы не потерпим, в особенности же любя её. Затем согласие должен выразить также Иваница. Но перед этим ты должен рассказать всё про свой ковчег и про всё, что будет ждать здесь будущего твоего зятя. Налей-ка, чашник, боярину мёду, хотя никакой мёд не сравнится своей сладостью для него с его ковчегом. Здоров будь, боярин, и ты, мать, и ты, Манюня!

- Ковчег - это мир отдельный, - опрокинув кубок и теребя свою узкую бороду, начал Кисличка. - В своей безграничной доброте и огромном милосердии господь всемогущий открыл мне в самый год моего рождения, что выбирает меня из всех земных людей, дабы построил я новый ковчег, как праведный Ной некогда, и спасся в нём со всем живущим в годину нового потопа, который будет наслан высшей силой, когда наступит исполнение времён. Исполнение же это определяется счётом лет, ибо я родился в лето шесть тысяч шестьсот[41], то есть - две шестёрки и два зеро, - стало быть, вернее всего ждать исполнения времени в лето, назначаемое четырьмя шестёрками, однако случиться это может и раньше, из-за чего я готовился уже во время переполовинивания, то есть в лето шестьдесят шесть тридцать третье, хотя тогда ковчег мой не был готов, в лето шестьдесят шесть сорок четвёртое стихии уже не пугали меня, потому как я успел укрепить ковчег, хотя опять-таки не всё сделал изнутри, закончив лишь нижнее жилье, потому и надеялся, что потопа не будет, ибо завещано мне, как и праведному Ною, соорудить в ковчеге нижнее, среднее и верхнее жилье, что я успел к лету шестьдесят шесть пятьдесят пятому, которое приблизилось к концу и, может, ведёт за собой первый вал воды, из-за чего, князенька, и не могу долго тебя принимать, ибо в святом письме не сказано, чтобы брать в ковчег людей, там есть лишь о скотине. Ежели про бессловесную тварь не похлопочет человек, то кто же это сделает? Потому я прежде всего устроил скотину, соорудив нижнее жилье и поставив туда коров, коней, потом закончил жилище среднее - для овец, птиц, собак, свиньи свободно ходят из нижнего до самого верхнего жилья, потому что эта тварь создана богом, чтобы всюду совать рыло и разравнивать нечистоты, которые могут собираться где-то с одной стороны и наклонять ковчег. Всё сотворил господь на благо. Свинью, чтобы разгребать нечистоты, мышь, чтобы прочищала свинье рыло, кота чтобы гонял мышь, не давая ей прогрызть дыр в ковчеге. Даже клоп нужен, чтобы человек не спал и не забывал про паруса и кормило.

- А таракан? - спросил князь. - Тараканы тоже есть в ковчеге?

- Тараканы - это указатели на хворости людские. Пока есть тараканы человек здоров, когда они исчезают - это знак, что к тебе подкрадываются хворости.

- Совпадает с твоей наукой, лекарь? - прищурился Долгорукий на Дулеба.

- Новое для меня.

- Тут всё для тебя ново. Разве лишь мысль про потоп да про ковчег, которая существует испокон веков, но только в лучших умах людских. Согласен, боярин?

- Истинно, князенька.

- Расскажи гостям киевским, как строил свой ковчег. Ибо я хоть и не знаю, да догадываюсь, а они и догадаться не могут.

- Трудным было возведение. И не тем трудное, что трудное, а тем, что неведомое. В святом письме сказано было праведному Ною: построй ковчег из дерева гофер. А что это за дерево? Растёт ли у нас и под каким наименованием? Сосна, кедр ливанский, дуб васанский? Думал я долго, намеревался сколачивать ковчег, как сколачивают бочку: сосновые клёпки, дубовое дно, но вспомнил про стихию, про бурю, про гидру и левиафана в морской пучине, - разве ж выдержит сосна? Ежели подумать, то нет крепче дерева, чем дуб, вот и начал я выбирать дубы у себя да менять у других бояр за свои сосны, да ели, да берёзы. Извёл все леса, еле хватило древесины, потому как люд, обленившийся и дерзкий, не в состоянии постичь господнее предначертание, всячески мешал мне, случалось, что леса жгли нарочно, древесину утапливали в реках и озёрах, потому как ведомо, что дуб тонет в воде.

- Так и ковчег твой утонет? - с напускным испугом произнёс Долгорукий.

- Это уже не дуб, не дерево мёртвое, а ковчег. Выдолби корыто из дуба, или же корсту, или же чёлн, пусти на воду - поплывёт? Поплывёт. Так и ковчег. Но люд пакостил всячески и в неосознанности и темноте мешал мне завершить завещанное богом дело. Когда велел я засеять все поля льном, чтобы выткать паруса для ковчега, поля пролежали без семян, потому что кто-то подговорил люд не пахать и не сеять. Когда поощрял ловить для ковчега по паре диких зверей, то либо не находилось охочих, либо же тащили мне одних лишь волков да хорей, которые запакостили ковчег и передавили всю птицу. Люд погряз в греховности, в обжорстве и питье, в разврате. Когда я собирал их и говорил им о приготовлении к плаванию, может и вечному, о своём высоком призвании и о печати божьей, которая снизошла на меня, они смеялись, а некоторые доходили до того, что подстрекали против меня всех тихих и послушных. Пробовали поджечь ковчег, захватить его. Однако предусмотрительность спасла меня, потому как я смолой покрыл ковчег лишь изнутри, а извне, чтобы не рассыхалось дерево, велел каждое лето обливать его непрерывно водой, которую возили с озера бочками. Ковчег же сколотил так, что никто в целом свете, кроме меня самого, не сможет попасть сюда, все переходы закрываются, в конце каждого перехода крепкие дубовые двери запираются на дубовый засов, на каждый подлинный переход выпадает по нескольку ненастоящих, которые не ведут никуда и в которых, ежели забежит какой-нибудь посторонний человек, может остаться навеки.

- Пугаешь, воевода? - Долгорукий кивнул чашнику, чтобы тот подливал в кубки. - Кто же к тебе в зятья пойдёт, ежели тут такие ужасы?

- Скотина в ковчеге устроена по божьим указаниям. Всё тут для неё. Чистые конюшни, просторно, вдоволь кормов.

- Не поставишь же зятя к коням или к коровам.

- Тут, князенька, не жениться нужно, а присматривать за скотиной, угождать всему живому, ибо зачем живёт человек на свете и каждый день вопрошает: "Выяви, господи, конец мой и меру дней моих".

- Легко тебе, боярин, угождать скотине бессловесной, а князю приходится служить людям.

- Это люди тебе служат, князенька.

- Так кажется, когда смотришь со стороны. А я княжу уже больше, чем ты строишь свой ковчег. Тоже что-то пытаюсь возвести. Только не такое, как у тебя. У меня оно - для людей!

- А у меня - для спасения.

- Кого же спасаешь? Себя? Тогда отпусти отсюда Манюню и спасайся как хочешь. Ибо, наверное, Иваница не останется в твоём ковчеге.

- Чтобы в ковчеге, так и нет, - сказал Иваница, - а возле Манюни остался бы с превеликим удовольствием…

- И меня бы покинул? - спросил Дулеб.

- Так вот же… - безрадостно вздохнул Иваница.

- А что скажет Манюня? - обратился к девушке Долгорукий. И все замерли, потому что всем хотелось услышать голос той, которая была словно бы воплощением женственности, словно бы олицетворением самых сокровенных мечтаний мужских.