Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

• Название: Юрий Долгорукий (Сборник)
• Автор: Дмитрий Ерёмин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-055-1

Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.

---

Дулеб писал: "Княжеский дом оказался запертым всеми своими дверями даже для того князя, который там жил, кто же запер эти двери и когда и зачем? Вот бы знать".

Кожуховые сени были вознесены чуточку над землёй, однако они были открыты всем взглядам снизу, не представляли никакого убежища, и перепуганный Игорь напрасно метался от окошка к окошку и торопливо и часто крестился на все четыре стороны света.

Те, что были за воротами, ворвались в княжий двор, тотчас увидели Игоря, выбили дверь в кожуховых сенях, стащили князя вниз и тут, в конце ступенек, добили его и за ноги потащили через Бабий Торжок к Десятинной богородице, словно бы намереваясь бросить труп перед этой великой святыней. Кому казалось, что Игорь ещё жив, тот продолжал бить князя, так что, если он и в самом деле сохранял ещё в теле какие-то признаки жизни, растерял их на Бабьем Торжке уже навеки. На пути толпы попался какой-то воз, запряжённый дохлой клячей, и тогда убийцы изменили своё намерение, бросили труп на телегу, вскочили на неё сами и велели хозяину везти их со страшной поклажей на Подол. Там на торговище сбросили труп князя в грязь и исчезли бесследно, словно их и не было никогда, словно это и не киевляне учинили зло, а какая-то насланная неведомая сила. И хотя не видели, чтобы кто-нибудь подходил к убитому, вскоре тот оказался нагим, как при рождении на свет, и говорили, будто это тайком приходили благоверные и отрывали от одежды убитого по кусочку во спасение и исцеление, пока вовсе не обнажили труп.

Дулеб писал: "От мученичества всегда ждут чудес, но забывают люди, что бог не страдает никогда, он только радуется или гневается, так почему же человек не стремится сравняться с богом в радостях, а непременно в гневе!"

Кое-кто, правда, утверждал, что Игорь и не нагим вовсе лежал на торговище, ибо нашлись добросердечные старушки и прикрыли убитого, хотя и не отважились обмыть кровь на его ранах.

Лишь после того, как свершилось неотвратимое, нашёл князь Владимир обоих тысяцких, Лазаря и Рагуйла, и послал их на Подол с дружиной, чтобы они защитили там хотя бы мёртвого, если уж не сумели уберечь живого.

Тысяцкие сказали киевлянам:

- Вы убили Игоря, а мы похороним его.

На что киевляне ответили:

- Не мы его убили, а убили его два Давыдовича и Всеволодович, когда они замыслили зло супротив нашего князя и хотели убить его изменой. Но бог за нашего князя и святая София.

И велел тысяцкий Лазарь взять Игоря и отнести в церковь святого Михайла, в Новгородскую божницу, там тысяцкие положили убитого в гроб и прикрыли корзном князя Владимира.

Назавтра утром, в субботу то есть, митрополит послал игумена Ананию отпеть, по обычаю, надлежащие молитвы над убиенным. Игумен увидел, что Игорь не убран по монашьему чину, велел обрядить его и, отпев, отвёз в церковь святого Симеона, где и похоронили князя. Над мёртвым князем игумен Анания произнёс гневливо-болезненное слово.

Дулеб писал: "Невыясненным остаётся, кто первый крикнул возле Софии об убийстве и кто первый побежал, кто первый ударил князя, а кто последний. Виновных нет, никто их не искал с первой минуты и с первого дня, а теперь никто и знать не может".

Так бессмысленно и беспричинно погиб в Киеве потомок Рюрика в восьмом колене, правнук Ярослава Мудрого, Игорь, в крещении Георгий, сын Олега Святославовича и княжны половецкой, в крещении Феофании.

Дулеб писал: "Чем мог так опротиветь киевлянам Игорь, который княжил в Киеве всего лишь двенадцать дней, на тринадцатый день уже бежал от Изяслава и, брошенный дружиной, позорно застрял в Дорогожицком болоте и просидел там четыре дня, голодный и измученный?"

Пришёл Иваница, и Дулеб отложил перо.

Иваница сообщил:

- Бежал привратник из нашего монастыря.

- Когда? - спросил Дулеб.

- А тогда же и бежал.

Дулеб не понял.

- Когда - тогда?

- Ну, когда убили князя.

- А этот?

- Тот, что отворяет нам? Это новый. Игумен Анания сразу же поставил его. А тот бежал. И никто не знает куда.

Первый виновник. Можно сразу вписать в пергамен. Знать бы только имя.

- Звался как?

- Сильвестр. Или Силька - по-простому. Учен вельми. Послушником у самого игумена был. Потом вёл записи монастырские. К вратам приставлен в августе.

Август. Опять август в Киеве. Даже в каменную тихую обитель врывается он со своей яростью. Дулеб прикрыл глаза веками, немного посидел так, потом придвинул к себе пергамен. Написал: "Первое имя виновника Сильвестр, монастырский привратник. Виновен, потому что бежал. Или же станут ведомы ещё и другие имена?"

Иваница не уходил. Он смотрел, как Дулеб записывает на пергамен, спокойно улыбался.

- Про Игоря что говорят в Киеве? - спросил Дулеб.

- А ничего. Про смерть - и всё.

Виновных не было. Привратник не идёт в счёт. Он только открывал ворота. А кого впускал?! Теперь не найдёшь. Великий город строго хранит тайну, не выдаст её никогда никому. А обвинить весь город? Для этого он должен бы быть намного меньшим и не Киевом. Потому что Киев не подожжёшь с четырёх концов, и людей не выгонишь за городские валы, и виры с Киева не возьмёшь.

- Не за своё дело взялся, - вслух подумал Дулеб. - Надобно возвращаться к князю Изяславу.

- А смерть в Киеве? - малость обиженно спросил Иваница.

- Узнали обо всём, больше не можем.

- Вот уж! Если есть о чём узнавать, человек узнает непременно. Как хворость невозможно скрыть от лекаря, если она есть в теле, так и тут. Побыть нам надобно в Киеве.

- Хорошо тебе в Киеве?

- Вот уж!

Во дворе заржали кони, зазвенела сбруя, незваные всадники внезапно окружили скит, Дулеб с Иваницей не успели ни удивиться, ни возмутиться, а в келейку уже протиснулось несколько бородатых, мрачного вида мужчин, неся с собой конский дух, запах ремней и суеты людской. Передний без ласковости и почтительности в голосе спросил:

- Дулеб кто?

- Я, - сказал Дулеб.

- Поедешь с нами.

- Куда и почто?

- К боярину Войтишичу.

- Я княжий лекарь, - напомнил Дулеб.

- Князей великое множество - Войтишич один.

- Я тоже один. Зовусь Дулеб. Лекарь приближенный великого князя Изяслава. Слыхали?

Бородач был малость обескуражен спокойствием Дулеба.

- Просит тебя воевода и боярин Иван Войтишич, - уже иначе повёл он речь.

- Так и надобно говорить. Ежели просит, я ещё подумаю. А для этого все отсюда выйдите. Ибо я хочу здесь остаться.

- Велено без тебя не возвращаться.

- Вот и не возвращайтесь.

Йваница начал выталкивать из келейки немытых бородачей, и они выходили, придерживая широкие мечи, бросая по сторонам угрожающие взгляды.

- Вот уж! - воскликнул Иваница, запирая за ними тяжёлые дубовые двери.

- Так как? - спросил Дулеб. - Поедем к Войтишичу?

- А почто он нам?

- Когда старый человек просит лекаря, что должен делать лекарь?

- А откуда этот старый вызнал про тебя?

- Не знаю. Не думалось об этом.

- Зато я знаю. Игумен сказал ему. Они родичи. Войтишич женат на сестре игумена. Бездетна, как и сам игумен. Весь род их бесплоден. Как сухое дерево.

- От людей не зависят такие вещи, - сказал Дулеб. - А про игумена и молвить не следует, раз мы у него в гостях.

- Спросили бы вы игумена о том привратнике.

- Грех. Святые отцы вне всяких подозрений. Да ещё игумен княжьего монастыря.

- Убит тоже человек не простой, а князь.

- Но ведь не людьми Изяслава. А игумен Анания - Изяславов человек, как и мы с тобой.

- Кто убил, того и найдём. Будь это даже сам бог святой. Игумен же, ежели хочешь правду, вельми не любит тебя, Дулеб.

- А тебя?

- И меня тоже. Потому и Войтишича надоумил, чтобы тот нас заманил к себе. Так никто про нас не ведал - теперь будет знать весь Киев. Потому что у Войтишича на дворе пол-Киева толчётся каждодневно. Боярин и за трапезу не садится, пока не соберёт душ пятнадцать.

- Откуда ведомо тебе?

- Так. Слыхал. В особенности же любит, чтобы были люди пришлые, из дальних стран, послы, гости.

- Любопытен к миру?

- Как знать. Один сам светом интересуется, другой - из шкуры лезет вон, чтобы свет о нём услышал. Войтишич, может, хочет, чтобы не забывалось его имя. При многих князьях был воеводой, тысяцким. Был в Киеве когда-то Ян Вышатич. Прожил чуть ли не сто лет, пережил князей в восьми коленах, был в походах со Святославом, Владимиром, Ярославом, с сыновьями и внуками Ярослава. Уже и на коня сам не мог взбираться, - его подсаживали, привязывали к седлу, и так он шёл впереди дружины. Сорок лет назад умер, но и до сих пор в Киеве вспоминают о нём. Может, Войтишич тоже печётся о такой славе.

- Уговорил ты меня, Иваница. Теперь вижу: надобно ехать к Войтишичу.