Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт

• Название: Андрей Старицкий. Поздний бунт
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-021342-5

Андрей, младший сын великого князя Ивана III, со своим старшим братом, великим князем Василием III, жил в полном согласии. Но после его смерти в 1533 году у Андрея начались недоразумения с правительницей Еленой Глинской: по причине малолетства будушего царя Ивана IV многие бояре видели в Старицком кандидата на престол.Постепенно недоразумения перешли в неповиновение, а затем и в открытый бунт…

---

И вот - открытый выпад.

Еще заметней ожгутились скулы Михаила Львовича, и все поняли: Заберезинскому не сдобровать. Сколько бы времени не прошло, месть его настигнет, изыщет момент князь, ударит наотмашь, свалив с ног.

Усилием воли Михаил Глинский смирил себя и ответил довольно миролюбиво:

- Поданный короля, он же - подданный королевы, д любовь к ним разве осудительна? Она достойна лишь подражания. Кто с этим поспорит, панове?

Почти всем понравился ловкий ответ князя, по залу прошелестел сдержанный смешок, улыбнулся даже король, и атмосфера в королевских покоях сразу же изменилась, став доброжелательней и благодушней. Будто и не витал миг назад здесь дух враждебности. Больше никто не требовал от короля объявления сбора Посполитого рушения. Все ждали, когда король, отблагодарив посла за весьма трудную поездку в Москву, хотя и закончившуюся неудачно, пригласит всех в трапезную. Король, однако, медлил, не спешил сказать окончательное слово.

В прежние годы - и совсем еще недавно - никто из ясновельможных так открыто не навязывал ему свои желания. На сейме - там иное право. Там принято так испокон веку. Считается, если на сейме горячо доказываешь свою правоту, стало быть, ты независимей, уважаешь себя и свою свободу. На сейме королю привычно слушать упреки, их можно в дальнейшем либо вовсе не принимать в расчет, либо учесть в своей деятельности. Но когда не на сейме разговор идет, в узком кругу приближенных, разве дозволительно дерзить?

«Прознали о моем нездоровье и начали распускать хвосты!»

Действительно, король Александр последние несколько месяцев основательно недомогал, особенно докучали ему сильные головные боли. Вот и сейчас голова готова лопнуть. А эти самодовольные можновладцы, похоже, специально устроили скандал, чтобы поскорей сжить короля со света. Каждый надеется захватить трон.

«Не будет вам от меня добра. Хватит потакать! Раз нет сына, трон завещаю брату, из вас он не достанется никому!» - принял окончательное решение король и, вместо того чтобы позвать за трапезный стол ясновельможных панов, нарушил устоявшийся обычай, глухо бросил:

- Покиньте палату, панове.

Все в недоумении еще некоторое время горделиво восседали в широких мягких креслах, наконец пример всем показал Глинский. Он, встав и поклонившись королю, шагнул было к двери, но Александр Казимирович остановил его:

- Князь Михаил Львович, останься. Все остальные - свободны.

Когда паны удалились от покоев короля настолько, чтобы их не было слышно, они загомонили, перебивая друг друга:

- Подсечь крылышки схизматику нужно!

- Приструнить его!

- Покончить с ним!

- Но как?! Пока Александр жив, коротки у нас руки!

- Если сообща подумаем и сообща примемся действовать, у нас хватит сил оттолкнуть схизматика от трона, - уверенно заговорил Заберезинский. - Думайте, ясновельможные. Думайте. Через неделю соберемся, чтобы все обсудить.

На том и утихомирились.

В покоях короля - иной разговор. Князь Михаил Глинский настойчиво советует Александру Казимировичу:

- На дерзость нужно отвечать дерзостью. У тех, кто особенно дерзит, отними землю и передай ее тем, кто верен короне и тебе, король Речи Посполитой, преданно служит. Сразу же прикусят языки. Кому хочется лишаться своих владений? Все, кто горлопанит, - трусы первейшие. Их приструнить очень легко, стоит применить немного силы.

Прав Глинский: только силу уважают зазнавшиеся ясновельможные паны, а принять вот сейчас ответные решительные меры просто мочи нет - голова разваливается.

- Принимаю твой совет. Подумаю несколько дней и объявлю свое королевское слово.

Однако ни Александру Казимировичу не отпущено было время для принятия смелого решения, ни панам-патентантам не удалось собраться через неделю: планы нарушил гонец от порубежного воеводы, загнавший по пути несколько коней. Доложил, даже забыв поклониться и от усталости, и от взволнованности:

- Менгли-Гирей[76] вышел за Перекоп! Несметное войско! Скорее всего - большой поход!

- Может, пойдут на Москву? - спросил гонца Михаил Львович.

- Нет. На нас идут. Минуя даже Верхнеокские земли.

Александр Казимирович сразу решил, что не обошлось без вмешательства тестя, с которым крымский хан весьма дружен, но промолчал. Не высказал своего отношения к известию и Михаил Львович, тоже увидевший в нашествии руку Москвы.

Король, отпустив гонца, велел князю Глинскому:

- Зови, князь Михаил, ясновельможных. Они требовали сбора Посполитова рушения, я объявляю, что согласен с ними.

Будто запамятовал король, что паны требовали всенародного ополчения, чтобы идти походом на Москву, а не против крымцев, потому и решение его вызвало недовольство, такого единодушного отпора Александр Казимирович еще не встречал.

Первым, даже не спросив отца, сидевшего рядом, заговорил резко ясновельможный пан Николай Радзивилл-младший:

- Ты слеп! Александр! Менгли-Гирей - друг князя Ивана, он идет на нас по его слову! Сейчас надобно не выступать против крымцев, а откупиться от них. Тряхни мошной своей, обратись и к панам можновладцам, а не ссорься с ними, величая себя выше неба.

- Уверен, - продолжая сидеть развалясь в кресле, заговорил Заберезинский, - не обошлось и без схизматки Елены! Наверняка она оповестила отца о твоем, король, нездоровье, вот и вздумал он нанести нам удар под ребро.

- Реши с королевой! - поддержал Заберезинского Николай Радзивилл-старший. - Сколько можно терпеть!

- В тюрьму ее, враждебную Речи Посполитой!

Александр Казимирович обмер от столь резких выпадов первых панов королевства. Теперь он видел, что по сравнению с нынешними прежние их дерзости были детской забавой или разминкой перед решительной борьбой. Он попытался найти поддержку у воевод:

- А что ты скажешь, Станислав Кишка?

- То же, что и ясновельможные.

Ответ же главы Жимайтиского воеводства Станислава Яновича прозвучал не только вызывающе, но и предерзко:

- Схизматичку - в тюрьму! Сбор Посполитова рушения против Москвы! И самому тебе надо подумать, не королевствуешь ли ты во вред Речи Посполитой?!

Александр Казимирович задохнулся от гнева, с уст его готово было сорваться грозное: «В оковы!» Язык, однако, не повиновался. Страшная боль пронзила все тело, и король потерял сознание. Очнулся он в постели. Кроме пары лекарей в опочивальне находился князь Михаил Глинский. Он давно уже готов был сообщить королю что-то важное и нетерпеливо ждал, когда тот придет в сознание. Глинский нервно ходил из угла в угол, что было ему не свойственно: он умел ждать спокойно, не взирая на любую срочность и важность доклада.

« Что-то еще случилось? »

Со двора доносился тревожный шум и даже, как показалось Александру Казимировичу, скрип поднимаемого моста, перекинутого через ров за крепостной стеной.

Король вспомнил все, хотел подняться, но тело не повиновалось. - .

«Удар! Допекли паны!»

Михаил Глинский подошел к изголовью, увидел открывшиеся глаза Александра, но первым не заговорил. Он ждал слова короля, которого так неожиданно и совсем некстати хватил удар. Глинский опасался, как бы король не лишился дара речи.

Александр вздохнул трудно, затем с расстановкой, явно до предела напрягаясь, спросил:

- Ты имеешь что-то важное?

- Да. Крымцы подошли к Слуцку.

- Велика ли сила?

- По тумену у царевича Бармаша и Бату-Гирея.

- Срочно собери ратную раду.

- Будет исполнено, - с готовностью заверил князь, поклонившись, направился к двери, чтобы сразу же объявить членам воинской рады волю короля, но Александр вдруг сказал:

- Не уходи. Послушай.

Князю пришлось довольно долго ждать: король как будто снова провалился в забытье. «Может, вовсе не вернется память?!» Лекарь, понявший состояние князя Глинского, решился наконец поднести к носу Александра Казимировича тряпицу, смоченную винным уксусом, - король чихнул и размежил очи, постепенно его взгляд обретал смысленность.

- Ты не ушел. Хорошо.

- Я жду ваше слово. Князь, я своей волей передаю тебе все дела земские государственные. Не нужен сбор воинской рады, стань сам против крымцев. Ты бивал их прежде, побей сейчас. Меня отправь в Краков. Как можно скорей.

Тепло стало на душе у Михаила Глинского. Он - правитель, первое лицо Речи Посполитой. Теперь он заткнет глотки Зеберезинскому и Радзивиллам, соберет рать, и кто посмеет ему перечить?! А если счастье не отвернется от него и дарует победу, в которой не сомневался, не изберет ли его тогда сейм королем Польши и великим князем Литовским?! Александр-то - не жилец.

Стараясь не показать своего торжества, Глинский почтительно поклонился королю, произнес торжественно:

- Клянусь честно и с достоинством выполнить вашу волю, мой король. Доверие ваше оправдаю. В Кракове вы получите весть о разгроме крымских туменов и продолжите свое правление в победившей врагов стране.