Габриэль Маркес - История похищения

• Название: История похищения
• Автор: Габриэль Маркес
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41678-1

Самый динамичный и захватывающий из документальных романов великого колумбийца – его читаешь затаив дыхание.

В 1990 году некоронованные короли Колумбии – наркобароны во главе с Пабло Эскобаром организовали похищение девяти знаменитых журналистов. В обмен на возвращение заложников они потребовали отмены решения об отправке нескольких арестованных членов наркомафии в США, где им грозило пожизненное заключение.

Правительство Колумбии отказалось идти на сделку с бандитами.

И тогда роль посредника между властями и преступниками взял на себя муж одной из похищенных…

---

Среди боевиков, стороживших заложниц в первый месяц плена, был один, страдавший внезапным помрачением рассудка. Его звали Злыднем. Он обожал Марину и всячески старался ее побаловать и ублажить. Зато Маруху Злыдень люто возненавидел с первого взгляда. Неожиданно впадая в бешенство, он пинал телевизор и бился головой о стены.

Самый странный, мрачный, молчаливый охранник был тощим, почти двухметрового роста. Он надевал поверх маски капюшон синего тренировочного костюма и был похож на сумасшедшего монаха. Его так и прозвали – Монах. Он подолгу сидел, скрючившись, в каком-то трансе. Видимо, он был тут из старожилов, потому что Марина его хорошо знала, и он тоже оказывал ей особые знаки внимания. Возвращаясь из отпуска, Монах всегда чем-нибудь одаривал Марину. Однажды он подарил ей пластмассовый крестик на ленточке, и она его надела на шею. Только Марина видела его лицо, ведь до появления Марухи и Беатрис охранники не носили масок и не скрывали своих настоящих имен. Марина считала такое отсутствие конспирации признаком того, что она не выйдет из плена живой. По ее словам, Монах был очень хорош собой, таких красивых глаз она не видела больше ни у кого. Беатрис ей верила: во всяком случае, ресницы у парня были такие длинные и загнутые, что даже высовывались сквозь узкие прорези маски. Монах был человеком крайностей. Заметив у Беатрис медальон с Девой Марией, он заявил:

– Носить цепочки запрещено. Вы должны мне ее отдать.

Беатрис заволновалась:

– Пожалуйста, не надо! Это дурной знак, со мной случится какая-нибудь беда!

Парень проникся ее беспокойством, но объяснил, что носить медальоны запрещено, потому что внутри них могут быть спрятаны электронные механизмы, позволяющие установить их местонахождение. Однако он все же нашел выход.

– Давайте сделаем так, – предложил Монах, – цепочку я вам оставлю, но медальон придется отдать. Извините, но у меня такой приказ.

У Золотушного же была навязчивая идея, что его убьют, и он трепетал от ужаса. Ему чудились какие-то призрачные шумы, он стал нарочно говорить, что у него на лице жуткий шрам, надеясь таким образом ввести в заблуждение врагов, чтобы они не могли его опознать. Стараясь не оставлять отпечатков пальцев, Золотушный протирал спиртом все предметы, к которым прикасался. Марина над ним подтрунивала, но его это не останавливало. Золотушный просыпался посреди ночи и в ужасе шептал:

– Слышите? Слышите? Это полиция!

Как-то раз он погасил ночник, и Маруха очень больно ударилась о дверь туалета, даже чуть было не потеряла сознание. А Золотушный еще и выругал ее за неумение ориентироваться в темноте.

– Хватит! – взорвалась она. – Мы тут не в детективном фильме!

Охранники мало чем отличались от заключенных. Им тоже не позволялось ходить по дому, в часы отдыха они спали в соседней комнате, которая снаружи запиралась на задвижку, чтобы они не сбежали. Все они были родом из департамента Антьокия, Боготу знали плохо. И все равно, как рассказывал один из них, когда по истечении двадцати или тридцати дней им давали отпуск, то вывозили с места службы либо с завязанными глазами, либо в багажнике машины, чтобы они сами не могли найти дорогу к дому. Другой охранник боялся, что когда он станет не нужен, его убьют как опасного свидетеля. Порой, совершенно внезапно, появлялись начальники, хорошо одетые, в масках. Им докладывали, как дела; они отдавали распоряжения. Поведение начальников было непредсказуемым, и как похитители, так и узники ощущали, что они полностью в их власти.

Завтрак узникам приносили когда придется, в самое неожиданное время. Состоял он из кофе с молоком и кукурузной лепешки с сосиской. На обед давали фасоль или чечевицу в серой жиже, в которой плавали кусочки жирного мяса; на гарнир была ложка риса. Для запивки – газировка. Есть приходилось, сидя на матрасе, так как в комнате не было ни одного стула. Кроме ложек, ничего не выдавали: ножи и вилки были запрещены правилами безопасности. На ужин разогревали все ту же фасоль и остатки завтрака.

Сторожа говорили, что хозяин дома по прозвищу Дворецкий присваивает большую часть средств, выделявшихся на содержание заложников. Это был сорокалетний здоровяк среднего роста с гнусавым голосом и красными от недосыпания глазами; заложницам казалось, что он смахивал на фавна. Жену его, низенькую, крикливую, неряшливо одетую, с гнилыми зубами, звали Дамарис. Хотя ей медведь на ухо наступил, она целыми днями громко распевала всякие мелодии и делала это так зажигательно, что казалось, она не только поет, но и отплясывает.

Тарелки, стаканы не мыли, а простыни не стирали, пока заложницы не начинали протестовать. Туалетом разрешали пользоваться лишь четыре раза в день, а по воскресеньям он вообще был закрыт, потому что хозяин с хозяйкой уезжали из дому и боялись, что соседи, услышав в их отсутствие звуки смываемой воды, заподозрят неладное. Охранники тогда мочились прямо в умывальник или в сливное отверстие душа. Дамарис кидалась наводить порядок, только когда становилось известно о скором прибытии вертолета с начальниками, тут она быстро, с проворством пожарников, начинала поливать полы и стены водой из шланга. А так она каждый день смотрела до часу телесериалы, в час бросала в скороварку продукты, предназначавшиеся для обеда: мясо, зелень, картошку, фасоль – все вперемешку. И ставила кастрюлю на огонь, дожидаясь свистка, по которому ориентировалась, что варево готово.

В частых стычках с мужем Дамарис проявляла неукротимое бешенство и такое богатое воображение по части ругательств, что порой ее словесные находки были прямо-таки вершиной творческого озарения. У супругов было две дочери, девяти и шести лет; они ходили в школу по соседству и иногда приглашали к себе друзей посмотреть телевизор или поиграть в патио. По субботам, но не каждую неделю, к девочкам приходила учительница; а шумные хозяйские приятели могли заявиться вообще в любой день, и тогда устраивались импровизированные вечеринки с музыкой. В такие дни комнату заложниц запирали на задвижку, радио заставляли выключить, телевизор разрешали смотреть без звука. Запрещалось и ходить в туалет, даже в случае крайней нужды.

К концу октября Диана Турбай стала подмечать, что у Асусены какой-то озабоченный, грустный вид. Она целыми дня молчала, ко всему была безучастна. Поначалу Диана не удивилась, зная, что Асусена умеет полностью абстрагироваться от окружающей действительности. Особенно ярко это проявлялось, когда она читала, и уж тем более – когда читала Библию. Однако теперь она не просто ушла в себя, а явно чего-то боялась и была необычно бледна. Когда Диана пристала к ней с расспросами, Асусена поделилась с ней своими опасениями: ей уже две недели казалось, что она беременна. Подсчеты ее были ясны. Она находилась в плену уже больше пятидесяти дней, и за это время у нее уже два раза не было месячных. Сочтя это прекрасным известием, Диана запрыгала от радости – такие реакции были для нее характерны, – однако озабоченность Асусены тоже была ей понятна.

Вскоре после похищения дон Пачо пообещал узницам, что в первый четверг октября их освободят. Похоже, обещания начинали сбываться, потому что условия жизни Дианы и Асусены сильно переменились: с ними стали лучше обращаться, лучше кормили, не так стесняли свободу. Однако дата освобождения постоянно переносилась. В обещанный четверг сказали, что их выпустят 9 декабря, после выборов в парламент. Потом сулили отпустить на Рождество, на Новый год, на праздник волхвов, на чей-то день рождения – и так до бесконечности… На самом деле все это больше смахивало на попытки подсластить горькую пилюлю, чем на реальные обещания.

В ноябре визиты дона Пачо продолжились. Он привез узницам новые книги, свежие газеты, старые журналы, конфеты в коробках, рассказал о других заложниках. Когда Диана поняла, что она в плену не у падре Переса, ей страстно захотелось взять интервью у Пабло Эскобара. Не столько ради публикации, хотя и от нее Диана не отказалась бы, а для того, чтобы обсудить с ним условия его сдачи властям. В конце октября дон Пачо сообщил, что к ее просьбе отнеслись благожелательно. Однако 7 ноября в новостях мечта Дианы впервые столкнулась с суровой реальностью: трансляция футбольного матча между клубом Медельина и сборной страны была прервана сообщением о том, что похищены Маруха Пачон и Беатрис Вильямисар.

Хуан Витта и Эро Бусс тоже это услышали, и им стало ясно, что дело – швах. А еще до них вдруг дошло, что они в этом фильме ужасов – всего лишь статисты. «Для заполнения кадра», как выражался Хуан Витта. А охранники называли их «бросовым материалом». Один, в пылу жаркого спора, даже крикнул Эро Буссу:

– А ты помалкивай! Тебя сюда вообще не звали!

Хуан Витта впал в уныние, отказался есть, плохо спал, утратил интерес к чему бы то ни было и в итоге решил, что уж лучше сразу распрощаться с жизнью, чем умирать по сто раз на дню. Хуан был страшно бледен, руки у него немели, дышал он с трудом, ему снились кошмары. Разговаривал он в те дни только со своими умершими родственниками, которые являлись ему во плоти и толпились у его кровати. Перепуганный Эро Бусс устроил грандиозный скандал.