Геннадий Адамович - Пояс Рода

• Название: Пояс Рода
• Автор: Геннадий Адамович
• Жанр: Фэнтези

Увлекательный сюжет и яркие персонажи этого захватывающего и необычного романа заставляют не только погрузиться в необыкновенный мир героев. Что мы знаем о живом мире, который нас окружает? Умеем ли мы жить в нем, или только пользуемся? Не должны ли мы что-то ему? И не разрушаем ли мы себя, когда пользуемся всем тем, что дано нам от рождения. Хотя все события и действующие лица можно считать вымышленными, так ли фантастично и нереально то, что происходит на страницах романа?

---

Она открыла почту и начала читать немного сумбурный, но весьма интересный документ, который, хотя и запомнила в зашифрованном виде, но самостоятельно перевести была не в состоянии…

XXIV

Тем временем Хранитель пребывал в самом скверном расположении духа. Он даже пытался сам себя воспитывать.

— А что ты думал? — с раздражением на самого себя думал он. — Сила и не может просто так валяться. К ней добраться надобно, а то каждый ее сграбастает!

И приступил к мозговому штурму.

— Давай-ка свою правдивую историю полностью, — сказал Хранитель капеллану, наконец-то с трудом выловив того как-то пред самым Спасом, специально для этого прождав у идола полночи.

— Ну, я же главное рассказал? Если еще что-то надо, спрашивайте. Столько лет не расскажешь за час, так что, конечно…

— Как же тебя вообще угораздило попасть сюда? — устало спросил Хранитель. — И какого хрена вообще тебе это надо?

— Знаете, когда-то я жил далеко отсюда, в Пруссии… И у меня был брат-близнец, Отто. Наш отец был егерем, и в нашей усадьбе я провел лучшие годы своей жизни. Я был робким и набожным мальчиком, болезненным, в отличие от брата, который уже лет с шести охотился и досматривал лес вместе с отцом. Но мы были очень дружны с братом, хотя он хотел быть военным, а я собирался стать священником. Потом началась война, брат ушел в первую же неделю войны на фронт и пропал без вести. Наша семья была набожной, и мысль о том, что мой брат, возможно, погиб без исповеди и поминальной службы, не давала мне покоя. Я видел его в своих снах. Он растерянно метался над какими-то окопами, полными мертвых тел, тормошил живых — они его не видели, пытался попросить помолиться за него — его пугались, ежась, как от холода и отгоняли как нечистую силу… И я подумал: как это несправедливо, и почему так? Ведь воин — это жертва одновременно, и нас учили, что души воинов, погибших в бою, попадают в рай… Если бы я не был уверен в том, что видел, то сам бы открещивался и защищался от такого духа или души как от чего-то нечестивого… Но я знал своего брата! Он просто просил об отпущении грехов! И никто, никто не помог ему! Я молился, в кирхе служили панихиду, но дух брата, хоть и стал менее беспокойным, все равно бродил среди таких же потерянных и заблудших, как привидение.

Но разве он виноват? Эта мысль не давала мне покоя.

Я ушел на фронт полковым капелланом. Я пытался успевать помочь. Но часто мне это не удавалось, и даже больше: если в умирающем не было достаточно Веры, то душа его присоединялась к жуткой толпе таких же страждущих, озлобленных, растерянных и напуганных душ, которые бродили за живыми. Мои видения пугали меня. Более того, я не мог поделиться ими ни с кем — иначе меня бы самого отлучили от Церкви за ересь, и я потерял бы возможность молиться за свою паству. А я как раз стал понимать, что происходит на самом деле и, кажется, Господь наделил меня даром помогать.

— Что значит — помогать? Ты что, святым стал?

— Да нет, конечно. Просто встретил кое-кого, и понял, что видения мои — не бред, и души должны быть на небесах, а получается, что если смерть внезапная, не в спокойствии, или в несправедливости, или в мучениях, то душа не может сама успокоиться — ее страсти мирские не пускают. А люди ее не жалеют, а боятся, и она еще больше озлобляется. Особенно павшие в схватке. Ведь не каждый воин спокоен и благороден в момент смерти — чаще зол, яростен и полон ненависти. И совсем не всегда уверен в своей правоте. Это кажется несправедливым, но это так. Более того, и жертвы преступлений часто не могут упокоиться даже после панихиды — жаждут отмщения, не могут простить зла, им причиненного. Или беспокоятся о близких. Только младенцы свободны от этого. И, крещеные или нет — легко уносятся в Свет.

— Да, я на месте твоего духовника тебя бы отлучил. Точно. Ну, и? И особенно: какое отношение это имеет ко мне?

— Выслушайте до конца, прошу Вас. Вообще-то я не вижу особых противоречий в этом с Верой Христовой. Ведь Иисус сказал, что все живы, пока живы души. А души — вечны. Так я стал искать молитвы, ритуалы, места, где мог бы помочь — ведь это было моей работой. Наш полк бывал в разных местах. Я бывал в храмах, собирал книги, проводил службы… И знаете, что я понял? Случайно… а может, и не случайно… Как-то раз, в одной старенькой церквушке, по обыкновению разложив книги и списки тех, за кого служил, начал молиться. Вдруг почувствовал холод по ногам — мурашки, жуть, гул какой-то. Стал молиться громче. И чувствую: кто-то на плечо мне руку положил. Сердце ушло в пятки, но потом понял — рука не холодная, но толкает меня куда-то. Смотрю — под самое окно купола, в центр восьмиконечного узора на полу, туда, где обычно стоит икона. Пошел. Читаю дальше. Рука не отпускает, просто лежит на плече. Вижу — души вокруг тянутся вверх, но как будто не видят, куда им надо. А из купола — свет неземной — рассеивается, а они его как бы не видят. Голос слышу: «Проси проводить их!» Сбился я, просто прошу, как говорят, у всех Святых, которых знаю. У Ангелов, у Марии, у Господа… И вижу: души собираются внутрь узора, и начинают, как дым, клубиться черными и белыми струйками. Страшно стало мне — черный дым ко мне потянулся, а светлые струйки вверх потянулись. Почувствовал я то, с чем умирали эти люди, все сразу…

И самое жуткое: я понял — все вокруг — живое. Сама земля… Чувствую — пропадаю. Страшно, жутко… И вдруг… Слышу женский голос: «А Вера твоя где? А сострадание? Не любишь этих людей, так зачем пришел? Ты готов отдать свою душу за них?»

Все, думаю: достал меня лукавый. Все, погибла моя душа… И вдруг вижу брата своего… И забыл я про свой страх тогда. Думаю: спасибо, Господи, что вижу я, как душа моего несчастного брата возносится! И своей души не жалко для этого!

И только я подумал так, как чувствую, что какая-то СИЛА сверху течет прямо в меня, и там, соединяясь с темным дымом, от которых вознесенные души очистились, превращает этот дым в свет. Восторг охватил меня. Вознес я хвалу Господу. И тут! Со всех сторон хлынули к моим ногам тысячи, тысячи, бесконечный поток душ, надеясь на помощь. Я стоял, молясь, счастливый тем, что могу помочь. Но час шел за часом, а поток не становился меньше. У меня закончились силы. Но я продолжал стоять, а потом… ничего не помню.

Очнулся я на полу, и какая-то добрая женщина молча протягивала мне кружку воды.

Я сразу подумал: а как же те, кому я не успел помочь? И услышал голос: «Не всем может твой Бог помочь — только тем, кто искренне веровал в Него. И то, если молиться за них в правильном месте с любовью в сердце. Тогда ваш Иисус поможет им. Ты, иезуит, можешь попросить его, но сам ты не можешь ничего. Любить не умеешь всех по-настоящему. Трудно это, да. Но ты же сам эту дорогу выбрал. Учись, если хочешь помочь всем. Или ищи тех, кто умеет».

Я посмотрел на женщину. Говорила она, но я не видел, как она шевелила губами. Лицо ее было необыкновенным — у нее не было возраста, я не смог запомнить цвета ее глаз и волос… Она была прекрасная и жуткая, юная и зрелая, простая и царственная.

— Эх вы, за Бога своего прячетесь! Поэтому и не можете ничего! Боитесь, что сожжет! А нужен тот, кто уже горел, и не боится! Кому все равно, кто за всех и у кого ничего нет! Если Он и сожжет, то во благо, потому что ОН ЕСТЬ ЛЮБОВЬ БЕЗУСЛОВНАЯ! Какой смысл бояться? Эх, люди…

Кто она, я так и не понял тогда. Собственно, я и сейчас, наверное, не понимаю. Но главное, что она рассказала мне, почему и как проводят ритуалы вызова силы, да и другие, и кто для этого нужен… Майн Готт! А я столько лет в семинарии это изучал, думал и так, и эдак, каждое слово спорили как толковать, а это так просто…

А после я попал вместе со своей ротой в это место.

Все, все погибли — сошли с ума. Я не смог защитить их. Никто не слушал бедного сопливого иезуита-недомерка. Всех я похоронил, еда закончилась, выхода из бункера не было… Наверное, я умер от голода… не помню… и тут я увидел, сколько воинов тут уже лежит.

Сотни, тысячи!

С незапамятных времен.

И они сторожат СИЛУ.

Но свою злобу, боль, ненависть они сохранили, и теперь это держит их. А им уже давно пора…

И нет того, кто бы попросил за них так, как надо. Я старался. Многое получилось. Вознеслись многие души… Но нет все. Древние, те, кто родился задолго до Христа, просят отпустить их потому что, говорят, нужно им быть сверху, чтобы помочь своему Роду. Зовут того, кто может. А кто? До меня не смогли. А сейчас потянулся новый поток неупокоеных душ — слепых при жизни, алчных, злобных… и этот поток больше, чем тот, который уходит в Небеса.

И я, грешен, не могу всем помочь. Нет во мне к ним должного сострадания, а есть страх… Да Вы не судите меня, видели бы Вы многих из них…

Кто это сделает?

— А зачем это делать вообще?

— Ну… Иначе они вырвутся, вселятся в живущих, и начнется страшное жертвоприношение… Война, смертоубийство… Неужели до сих пор не поняли Вы? Вот теперь, дубинами махали, и кто теперь скажет, когда на Востоке все успокоится? Да и у нас то же самое… То девиц в подземелье затопчут, то дети в приюте сгорят… То людей губят вместе с потомством, отравляя их невидимой болезнью… Я-то поначалу, когда твои воины с дубинами по-персидски танцевали, думал — хорошо, хоть эти уйдут… А они вселились в твоих воинов, а потом на родину подались… и началась там бойня. Вот радости-то было у тех, кто постоянно сюда пытается проникнуть… но не все. Часть все же вознеслась? Кто-то это сделал? Не я, но кто-то… значит, надежда есть…