Михаил Голденков - Три льва

• Название: Три льва
• Автор: Михаил Голденков
• Издательство: «Издательство «Белорусский Дом печати»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-549-234-5

Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».

Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов». И тот золотой век канул в пучину времени, как легендарная Атлантида. Но ему на смену пришли и новые времена, времена окончания забвений.

---

— Один наш солдат трех турок стоит, а нас с ними поровну…

— Подождем вторую половину войска Потоцкого, — советовали некоторые, но Собесский решил:

— Не, ждать не будем…

Армия спешно готовилась к осаде табора…

Начало Хотинской битвы

Кмитич, проезжая мимо бивака хохочущих казаков, остановился, прислушиваясь, о чем же там разговаривают эти непринужденные южане. А казаки слушали деда Богдана. Этому худенькому седому старичку было уже за семьдесят, но он также пришел освобождать Хотин и сжимал своими морщинистыми руками длинный мушкет. Несмотря на возраст дед Богдан был шустрым и веселым казачком, которого, похоже, абсолютно все любили за его оптимизм и уважали за его седины и нешуточный боевой опыт. Ну а историй дед Богдан знавал, словно целая библиотека. Сейчас дед вспоминал, как ровно пятьдесят лет назад турки уже были наголову разбиты в Хотине. Кмитич заинтересовался и даже слез с коня, тихо пристроившись около казаков, слушая рассказ деда Богдана.

— Поляки, как и сейчас, на турок нашими силами двинули. Если бы не мы, казаки, то не разбили бы султана! — вещал дед Богдан, с важным видом пыхтя дымящейся люлькой, — мне в ту пору двадцать годков всего было, а помню все как сейчас! Во сеча была, хлопцы! Турок было видимо-невидимо! Но наш атаман Сагайдачный, царствие ему небесное, тоже не прост был. Мы бились малым числом, да с умением. Тремя шеренгами, сидя, лежа и стоя стреляли в турка. А он на нас на боевых слонах! — и дед, отложив люльку, растянул руки в стороны, словно хвастаясь вчерашним уловом в Днестре.

— Слоны? — переспросил кто-то из казаков. — А их же не забить из мушкета? Они же того, толсты как броня. А, дед Богдан, верно ли?

— Верно, — кивал седым оселедцем старый казак, — их в глаз только можно ранить! Но поди попади ты ему в глаз! Тут из пушек надо их валить! Но каким бы толстокожим и непрошибаемым ни был слон, а все же скотина скотиной, должен вам сказать. Не убить, так напугать можно, как любую корову аль быка. И вот мы схватили кто факел, кто палки, кто из пистолета вверх стрелять принялся, и давай орать на этих слонов. Они, бедняги, перепугались, развернулись, да и к своим тикать обратно стали. Ха-ха-ха!

Казаки вновь рассмеялись.

— Но не одними слонами сильны были турки, — продолжал дед, как только все посмеялись вдоволь, — я даже день запомнил, хлопцы: 25-го октября! Мы в тот кровавый день одиннадцать атак янычар выдержали на свои позиции. Басурмане потеряли пять тыщ за день! — и дед растопырил свою бурую потертую пятерню…

— Особенно страшная сеча была у палатки султана, — повествовал далее старый казак Богдан, — здесь так рубились мы с турком, хлопцы мои, поднялась такая страшная сеча, которой трудно и поверить, а турки не выдержали и, прикрыв своего султана, поспешно отступили, оставив на поле боя горы трупов…

— А ты как выживал все время, а, дед? — спросил кто-то. — Вот ты говоришь, что чуть ли не всегда впереди был, да вот только всех своих схоронил товарищей, а сам целый! Не привираешь ли?

Но Богдан совсем не обиделся на ехидный вопрос. Он словно ждал его.

— Вот что меня спасало, — заулыбавшись щербатым ртом, дед показал корявым пальцем на круглую серьгу в ухе, — сие кольцо, как вы ведаете, означало и сейчас означает, что ты единственный у бати с мати сын! Меня по этому кольцу казачки всегда узнавали и берегли, пока молод был. Я хвастать не буду, но наперед всегда лез, как ошалелый. Всегда до жаркой свалки охоч был. Я меня — цап за зад, да назад!

Казаки вновь рассмеялись…

Кмитич, усмехаясь своим мыслям, отошел от шумной толпы казаков, вновь забрался в седло коня. «Слоны, — думал он, — большие и толстокожие, что и пулей не пробить… А вот напугали же их казаки пятьдесят лет назад простым огнем! Так, может, и нам турок сейчас напугать? Огнем…»

— Что задумал? — насупился Собесский, когда Кмитич подошел к нему со странной счастливой улыбкой.

— Задумал перед боем напугать турка! — ответил Кмитич.

— Чем напугать? Моим… — и Собесский с ухмылкой похлопал себя ниже пояса.

Кмитич расхохотался:

— Тоже дело, пан гетман! — хлопнул себя по коленям Кмитич. — Но у меня идея получше! Петарды!

— Петарды?

— Так, Ян, но с картечью и зажигательной смесью. Мой сюрприз султану!

— Добра, — кивнул Собесский, — давай, попробуй. Хуже не будет все равно…

И вот поутру 9 ноября с громким шипением в сторону табора Гусейна-паши полетели дымные стрелы петард. Громкие хлопки оглушали турок, пугали их коней, а картечь, разлетающаяся во все стороны, жалила, била, ранила, огненная жидкость поджигала шатры и палатки… В лагере турок поднялся переполох, собирающийся перерасти в полную панику и бегство, если бы не своевременный приказ Гусейна-паши атаковать. Турецкие полки под грохот барабанов и гул дудок, кое-как построившись, вышли из-за валов, под красными и зелеными знаменами. Но Собесскому только этого и надо было.

— Атакуй! — скомандовал он. Легкая молдавская и казацкая конницы, поддержанные венгерскими драгунами и польскими гусарами, устремились вперед, так, что задрожала земля под копытами сотен коней. Турки дали залп, второй, скрывшись на время в облаках порохового дыма. Падали кони, через их головы летели седоки… Но это не остановило конницу. Турецкие копейщики вышли вперед, выставляя длинные пики. Конница налетела на них… Турки, теряя людей под копытами, под выстрелами и саблями, стали спешно пятиться, сумбурно отстреливаясь. На помощь терпящим поражение пехотинцам поспешила янычарская конница… Вновь гремели выстрелы, звенела сталь, люди падали с обеих сторон… Позади Яблоновского нервно топталось на месте пятнадцать крылатых гусарских хоругвей в блестящих панцирях и шлемах. Лес копий высился над ними, развевались по ветру прапора, нетерпеливо фыркали кони… Но приказа атаковать русскому воеводе не последовало.

— Труби отход! — громко крикнул Собесский сигнальщику, сидя на коне за пехотным полком на ясской дороге…

Отошли… Яблоновский матерился. Он понять не мог, зачем нужно было отходить, когда была прекрасная возможность на плечах турок ворваться в их укрепленный лагерь!

— Побоялся! Ах, побоялся гетман, холера! — ругался Яблоновский.

Собесский и в самом деле осторожничал. Он не знал, сколько сил у турок в самом городе…

Так и прошел день: обстрел петардами окруженного табора, где ракеты Кмитича еще пару раз вызывали пожар, стрельба из пушек, две пробных атаки казаков, легкой кавалерии молдаван и венгров…

Когда уже стемнело, а темнеет в ноябре рано, к Собесскому подскакал Яблоновский.

— Валы у турок очень широкие, — говорил, тяжело переводя дыхание, русский воевода, — наступать сразу со всех сторон очень будет сложно.

Собесский кивнул, мол, понял, и ответил спокойным голосом:

— Валы широкие, верно, но завтра они будут наши, а послезавтра — и сам город…

— Ваши слова да Богу в уши, — усмехнулся в долгие усы Яблоновский, полагая, что коронный гетман просто бравирует, после дневной нерешительности.

— А Бог и слышит мои слова, — улыбнулся в ответ Собесский…

ГЛАВА 27 Хотинские львы

Наступила ночь. Стрельба и короткие стычки прекратились. Но не прекращалась работа по захвату турецкого лагеря. Гетман приказал всем отрядам под покровом ночи подбираться к валам и рыть там шанцы. Войска двинулись вперед. По ним из-за валов били турецкие пушки, но ядра тяжелой артиллерии все равно не остановили штурмующих. Перед восходом солнца посполитое войско продвинулось еще немного вперед. Пехотинцы стали рыть шанцы, чему мешали больше не турки, а сама подольская погода — продолжало холодать, и почва затвердела. Все эти работы продолжались под непрекращающимся огнем турецких мушкетов и пушек. То и дело от шанцев к русскому лагерю относили на руках и на носилках раненых и убитых… И ни выстрела со стороны посполитого войска.

— Что-то эти неверные собаки замышляют! — говорил Гусейн-паша своим ближайшим помощникам Яниш-паше и Кайе, но туркам оставалось лишь ждать и отстреливаться…

На рассвете, едва забрезжил лиловым светом горизонт, грянули пушки Контского. В сторону турок полетели ядра из всех пятидесяти орудий. Вновь поджигал фитили своих ракет Кмитич. Ядра и петарды разрывались по всему табору, неся смерть и разрушения, затопив неприятельский лагерь пороховым дымом. И этот ужасный обстрел продолжался до полудня…

— Пора, — посмотрел на часы Собесский и махнул рукой. Загремели литавры, зазвучали медью трубы. С громким боевым кличем в атаку на вал пошли пехота и кавалерия. В первых рядах бежали наемные солдаты датчанина Денмарка. Этот не по-северному темпераментный и чисто по-южному холеричный полковник первым достиг рва. По нему ударили залпом тюфяков турецкие спаги, но рослые солдаты Денмарка отвечали своими залпами, строились, смыкая ряды в тех местах, где падали убитые, и вновь шли вперед. Турки усилили огонь, стоять под их пулями не было никакой возможности. Вот упал и сам Денмарк, его потащили в сторону два солдата, остальные, пригибаясь, также стали отходить. Но тут со шпагой и почему-то со шляпой в руке появился Кристоф де Боан. Этот бельгиец не в пример Денмарку являл собой пример хладнокровия и нордизма. Он словно на параде прошел, отвешивая непонятно кому поклоны, и достиг вала, подбадривая и увлекая за собой стушевавшихся было солдат раненого Денмарка. Солдаты-фашинисты активно забрасывали ров соломенными фашинами. Вот ров уже сровнялся с землей. По хрустящим под сапогами фашинам пехотинцы ринулись на вал. К ним присоединились драгуны. Турецкие тюфенкчи, не столь отважные, как янычары, защищавшие ворота в табор, отчаянно отстреливались, падая один за другим под пулями атакующих, и уже начали отступать, одни медленно пятясь, другие быстро убегая. Лановая польская пехота Кобылецкого, Дебровского и Петрковчика поддержала атаку наемников и драгун с трех сторон. Дым, крики, выстрелы и люди — все смешалось в единую кучу. Гусейн-паша, понимая, что сейчас враг ворвется в его лагерь, бросил для обороны ворот и ясской дороги всю свою личную гвардию — отборных янычар. Бой закипел с новой ожесточенной силой. Турок здесь скопилось, кажется, вдвое больше, чем атакующих. Бой перешел в ту стадию, когда его можно было уже называть дракой, ибо люди бились чем попало: оружием, руками, ногами…